горячие гренки с крепким пивом.
— Ты меня уморишь, — сказала женщина. — Я умираю со смеху: ха-ха-ха.
— Не могли бы вы мне сделать бутерброд с ветчиной? — в голосе Лафайета прозвучало отчаяние. — Я особенно люблю баварскую ветчину с ржаным хлебом…
— Колбаса с пивом, — отрезала кухарка. — Хочешь ешь, не хочешь — убирайся.
— Я согласен, — сказал Лафайет. — Поджарьте ее без кожуры, пожалуйста.
Женщина повернулась, отбросила с лица прядь светлых волос.
— Эй, Халк, — прокричала она. — Отрежь кусок колбасы, очисть и поджарь ее для нашего гостя.
Лафайет с изумлением увидел большие голубые глаза, маленький, безупречной формы носик, растрепанные, но безусловно прекрасные светло-русые вьющиеся волосы.
— Принцесса Адоранна! — вокликнул он. — А вы как здесь очутились?
II
Кухарка устало взглянула на Лафайета.
— Мое имя Свайнхильд, приятель, — сказала она. — А как я сюда попала, слишком долго рассказывать.
— Адоранна, вы не узнаете меня? Я Лафайет, — в отчаянии прокричал он. — Я разговаривал с вами только сегодня утром, за завтраком. — Раздвижное окошко за ее спиной с грохотом открылось, и оттуда показалось сердитое лицо с волевым подбородком и правильными чертами, но заросшее щетиной.
— За завтраком, да? — прорычал незнакомец. — Пожалуй, для начала я потолкую с этим парнем.
— Алан! — воскликнул Лафайет. — Ты тоже?
— Это что еще значит: я тоже?
— Я хотел сказать… Я думал, то есть, конечно, я и не подозревал до последнего момента, что она… Я хочу сказать, что ты…
— Что, опять мне наставила рога? — Владелец небритого лица вытянул длинную мускулистую руку, стараясь схватить женщину. Но та отскочила в сторону со сковородкой в руке.
— Только тронь меня, обезьяна, и я раскрою твою глупую башку! — взвизгнула она.
— Ну, ну, полегче, Адоранна, — примирительно сказал Лафайет. — Сейчас не время для любовной ссоры…
— Любовной ссоры! Ха! Чего я только не натерпелась от этого идиота… — Она не успела закончить мысль, как предмет их беседы выскочил из кухни через распахнувшуюся дверь. Женщина отпрыгнула в сторону, подняла сковородку и с глухим стуком опустила ее на взлохмаченную голову Халка. Тот сделал несколько неверных шагов и повалился на стойку рядом с Лафайетом.
— Что будем пить, дружище? — пробормотал он и свалился вниз с оглушительным грохотом. Женщина отбросила в сторону сковородку, послужившую для самообороны, и наградила Лафайета сердитым взглядом.
— Зачем понадобилось его злить? — спросила она, оглядывая О’Лири с ног до головы. — Ведь я тебя впервые вижу. Кто ты, в конце концов? Клянусь, я ему с тобой не изменяла.
— Не может быть, чтобы вы меня не помнили! — воскликнул Лафайет. — Что здесь произошло? Как вы с Аланом попали в этот свинарник? Где дворец? А Дафна? Вы не видели Дафну?
— Даффи? У нас зовут так одного бродягу, у которого не все дома. Он сюда заходит иногда — клянчит, чтобы ему налили. Только последнее время я его не видела…
— Да нет, я сказал Дафна. Это девушка, точнее, моя жена. Она невысокого роста, но маленькой ее не назовешь, красивая, стройная, у нее темные волосы…
— Мне бы она пришлась по вкусу, — послышалось с пола глухое бормотание. — Вот подождите, только встану на ноги…
Женщина пихнула Халка ногой в голову и властно прикрикнула:
— Проспись, болван!
Потом игриво взглянула на Лафайета и пригладила волосы.
— Послушай, чем я хуже этой особы, — небрежно спросила она.
— Адоранна! Я говорю о Дафне — графине — моей жене!
— Ну конечно, о графине! Сказать по правде, нам последнее время не до графинь. Все больше считаем наши жемчуга, такие дела. А теперь, если ты не возражаешь, я уберу эту падаль.
— Позвольте вам помочь, — быстро предложил Лафайет.
— Это лишнее. Я и сама могу справиться.
— С ним все в порядке? — Лафайет перегнулся через стойку и посмотрел на шеф-повара, не по своей воле отошедшего ко сну.
— С Халком-то? Его можно бить по башке подковой, даже если она будет на лошадином копыте.
И, схватив Халка за ноги, она потащила его на кухню.
— Постойте, Адоранна, послушайте…
— Что еще за имя ты придумал? Я уже сказала — меня зовут Свайнхильд.
— Вы и в самом деле меня не помните? — Лафайет вглядывался в знакомое прекрасное лицо, испачканное сажей и жиром.
— Ну, хватит, с меня довольно, дружок. Кончай паясничать и убирайся отсюда: мне пора закрывать трактир.
— Но ведь еще рано.
Свайнхильд вскинула бровь:
— А ты можешь еще что-нибудь предложить?
— Мне надо с вами поговорить, — взмолился Лафайет.
— За это нужно платить, — решительно ответила Свайнхильд.
— С-сколько?
— По часам или на всю ночь?
— Я думаю, мне хватит несколько минут, чтобы все объяснить, — живо отозвался Лафайет. — Прежде всего…
— Одну минутку. — Женщина отпустила ноги Халка. — Мне нужно надеть рабочую одежду.
— Вы и так прекрасно выглядите, — поспешно остановил ее Лафайет. — Как я только что сказал…
— Кто ты такой, чтобы учить меня, что мне делать?
— Как кто я такой? Ведь мы с вами давно знакомы. Помните нашу первую встречу? На балу, который устроил король Горубл, чтобы отпраздновать мое согласие отправиться на бой с драконом? На вас еще было голубое платье, расшитое жемчугом, а на поводке вы вели тигренка…
— Бедняга, — воскликнула Свайнхильд, начиная что-то понимать. — Ты не в своем уме, верно? Что же ты раньше не сказал? Послушай, — вдруг сообразила она, — когда ты сказал, что хочешь поговорить со мной, ты на самом деле хотел только поговорить, да?
— Конечно, что же еще? А теперь, Адоранна, выслушайте меня. Я не знаю, что произошло — быть может, какое-то гипнотическое внушение, — но я уверен, что если вы постараетесь, то вспомните меня. Попробуйте сосредоточиться: представьте большой дворец из розового кварца, рыцарей и дам в изысканных туалетах, вереницу веселых праздников и торжеств…
— Не торопись, голубчик. — Свайнхильд достала из-под прилавка бутылку, выбрала два мутных стакана из груды посуды, сваленной в деревянную мойку, и наполнила их. Она приподняла свой стакан и вздохнула.
— Твое здоровье, приятель. Ты такой же ненормальный, как пара скачущих белок, но, надо признаться, у тебя занятные фантазии.
Уверенным движением она подняла стакан и залпом осушила его. Лафайет отхлебнул из своего стакана, скривился, а затем выпил все до дна. С непривычки он закашлялся, и Свайнхильд сочувственно посмотрела на него.
