с Алексеевым холоднее, чем обычно, и он уехал очень расстроенным. Но она не нашла в себе силы утешить его. Вот что странно – когда Марк погиб, было плохо, очень плохо, и тогда она тоже повсюду видела его. Было нелегко, и тем не менее Анна знала – она сумеет, справится. Утрата невосполнима. Но боль пройдет. Рана затянется. Марк станет воспоминанием, сначала болезненно четким, но затем время милосердно размоет его черты, окутает все сладкой дымкой…
Теперь же дымка развеялась, и Марк вернулся к ней – молодой, живой, веселый, каким он был в то невероятное лето.
Конечно, Марк солгал. Он оставил ее. Его душа отлетела в неизвестные дали. А тело осталось гнить в гробу, на двухметровой глубине. И все же Анне казалось, что он рядом. Что хочет вернуться…
…
И нужно сделать небольшое усилие, чтобы душа Марка вернулась и обрела тело. Небольшое усилие… Неужели Анна не сделает этого?
Что ж, может быть, я действительно схожу с ума, иногда думает Анна. Но пока ей удается держать ситуацию под контролем – все в порядке.
Однажды Анна решила поехать на могилу Марка. Она попросила Алексеева побыть в доме с Марой. Анна могла бы взять собаку с собой. Та обожала автомобильные поездки. Но Анна боялась, что ей захочется не возвращаться из этого вояжа. Дрогнет рука на руле. Заюзят колеса на мокрой трассе…
А собака не виновата в том, что ей не повезло с хозяйкой.
И Анна приезжает на кладбище. Она не помнит, где похоронен Марк. Анна ни разу не была на его могиле. Родственники не настаивали, относились с пониманием. Анна не ожидала, что кладбище такое большое. Без номера участка и захоронения тут невозможно найти могилу. Анна могла бы позвонить матери, спросить. Но она не хочет этого делать. Не хочет беспокоить родителей. Она заходит в маленькую сторожку. Там толстая служительница отрывается от поглощения холодных котлет, находит имя Марка в огромной растрепанной книге. Эта книга – самое страшное, пожалуй, что видела в своей жизни Анна. Служительница смотрит на нее так, словно чего-то ждет, и Анна дает женщине сто рублей, а та взамен сообщает номер могилы Марка.
Анна покупает цветы и идет на могилу. Там лежит плита и стоит чудовищный, вульгарный памятник. Марк на портрете совершенно не похож на себя, и Анна окончательно понимает, что ее возлюбленный – где угодно, но не здесь. Все же она кладет на плиту цветы и направляется к выходу. Там ее окружают хныкающие нищие. Анна лезет в карман, раздает мелочь. Одна старуха, не поднимая лица из-под дырявого платка, спрашивает:
–?Кто у тебя, милая? Отец, брат?
–?Муж, – твердо говорит Анна.
И добавляет, не дожидаясь вопроса:
–?Марк.
Нищая начинает шептать и креститься, а Анна выходит из кладбищенских ворот. Садится в машину, отъезжает под какие-то деревья и там долго плачет, потому что понимает – со дня смерти Марка она впервые произнесла вслух его имя, это от него сладко во рту, горько в глазах.
Через полчаса Анна выезжает на дорогу. Она охрипла от рыданий, на лице горят красные пятна, но глаза сухи, она ведет твердо, ни о какой автокатастрофе не может быть и речи. Анна твердо намерена побороться с несправедливостью. Несправедливо, что все эти люди: нищие старухи, пьяные идиоты, пожирательницы холодных котлет – все они живы, а Марк, ее Марк, ее прекрасный возлюбленный, с волосами, как шелк, с руками, как огонь, с глазами цвета темного меда, – он мертв! Почему им не дали просто быть вместе? Просто обладать друг другом?
Этого нельзя допускать.
И через полчаса Анна встречает Марка.
У нее давно уже нет аппетита, она ест скорее по привычке, стараясь только, чтобы еда была полезной. Но сейчас, может, из-за долгих слез или из-за того, что не позавтракала утром, Анна ощущает голод. Она собирается купить что-нибудь в магазине на заправке и перекусить в машине. Но, подойдя к дверям, вдруг ощущает божественный аромат жарящегося мяса. Неподалеку располагается кафе под ярким тентом, где готовят что-то вкусное, и Анна идет туда. Ей некуда торопиться, она вполне может поесть по- человечески.
Анна садится за пластиковый стол и сначала просто наслаждается прохладой и покоем. К ней подходит официант, длинный мальчишка в не очень чистой белой куртке и переднике. Анна заказывает мясо, зелень, сыр, лаваш. Ей нужно серьезно подумать над вопросом, что она будет пить – нет, не вино, а томатный сок. Она вскидывает глаза на терпеливо ожидающего официанта, и под сердцем у нее вздымается огненная волна.
Это Марк.
Не обман зрения, не мираж, не галлюцинация, сам Марк, из плоти, которая не рассыпалась в прах под могильной плитой, из крови, которая не орошала щебень железнодорожной насыпи.
Он точь-в-точь такой, каким был в то лето, единственное лето их любви. Но его белая кожа покрыта бронзовым загаром. От Марка пахнет не земляникой и подмаренником, а дымом, прогорклым жиром и закисшим шампанским, и он не узнает Анну, смотрит на нее, как на постороннюю, чужую, незнакомую женщину. Отчего-то он очень коротко, глупо и некрасиво острижен, ужасно одет – в белую униформу, напоминающую не столько о кухне, сколько о больнице, и на правой руке у него безвкусная печатка с головой льва. Но это, несомненно, Марк, его шальные глаза, волосы мыском на лбу – сколько раз Анна пальцем очерчивала этот треугольник! – и даже в одном из передних зубов у него крошечная щербинка, такая же, как у Марка. Анна видит это, когда он оборачивается и улыбается в ответ на ее окрик. Он мог бы выглядеть так еще до встречи с Анной, когда был не столичным студентом, а просто мальчишкой с городской окраины…
–?Марк, – говорит она с полувопросительной, полуутвердительной интонацией.
Он качает головой точно так же, как это делал Марк. Его вежливая улыбка воздвигает между ними ледяную стену. И он оттягивает на груди рубашку, демонстрируя бумажный прямоугольник, на котором написано: «Марат».
Вот как – он даже не очень скрывается.
–?Ты не помнишь меня? – говорит Анна в его удаляющуюся спину, ее голос срывается в шепот, и она уже сама себя не слышит. – Почему ты меня не помнишь? Что это за игра такая?
