в подушку, вспоминая ее жесткие ладони и те песни, которые она пела ему в детстве – про коричневую пуговку и про храброго барабанщика. Отца же не вспоминал больше никогда и внутренне не подготовился к тому, что через много лет боль от того удара неминуемо дойдет до него.
Мать перед смертью сменила фамилию на свою, девичью, и Олег получил в наследство маркировку из ее поколенной росписи – ее фамилию. Может быть, и потому тоже все, связанное с отцом, он забыл так скоро, так решительно? Он просто не воспринимал той, ведущей в непроглядное прошлое фамилии, а она нет-нет да и проскальзывала то в скандальных, приятно щекочущих нервы обывателя документальных фильмах, то в дурацких альманахах, то, подобно мертвому осеннему листу, срывалась у кого-нибудь с языка, словно бы с ветки заколдованного родового дерева. Но Олег предпочитал сжигать листья. И не нашлось никого, кто бы предупредил его, что это будет помогать лишь до поры…
Закончив школу, он поступил в университет. Его приемные родители построили ему квартиру. Там никогда не было матери, эти стены не помнили ее голоса, взгляда, ее страдания, и Олег совсем забыл о том, что так потрясло его душу много лет назад.
Первый сигнал тревоги относился именно к этому времени. Он выпил на вечеринке… Крепко выпил, хотя пить не любил. И целуясь с какой-то барышней, укусил ее за губу. Пошла кровь, девушка подняла крик. Олега увела Жанна. Чудом удалось избежать скандала. Окровавленного, испуганного, пьяного, Жанна привела его домой и заставила встать под душ, заварила зеленый чай, погладила по голове… И он неожиданно рассказал ей – про отца. И словно бы от этих хмельных откровений, потревоженные им злые тени полезли изо всех щелей подсознания, все равно как если бы он развел костер в темной пещере.
С этого момента начались мучения. Словно на спиритическом сеансе, Олег вызывал духов прошлого, он перелопатил газеты и книги, где чужие люди говорили об отце (в тоне этих статей неизменно чувствовалась сладкая дрожь отвращения, как при виде опасной, но убитой гадюки), он пытался понять – почему? Что было в этом тихом человеке, что толкало его на зверские, бессмысленные убийства? Внешне это никак не сказывалось, значит, сидело внутри, значит, могло прятаться и в нем, Олеге…
Он напряженно рассматривал себя в зеркале, ища не столько сходства, сколько различия. Но напрасно. Сложением он пошел в отца – невысокий, субтильный, и густые русые волосы его же, и безвольный подбородок, пытаясь скрыть его, Олег отпустил было бородку, да потом сбрил. А глаза матери, серые глаза в обрамлении черных ресниц врастопырочку, и нос с горбинкой ее же. Олег прикасался пальцами к лицу и сразу же отдергивал руку – у отца была такая же кисть с длинными пальцами, плоскими ногтями. И при мыслях о руках убийцы Олег начинал стонать сквозь зубы, мерить шагами комнату и хрустеть зубами.
Он похудел и почернел, все чаще стал замыкаться в себе. Друзья заметили это. Димка предположил, что Олег поражен «безответным чувством», посыпались приколы, предположения относительно кандидатуры жестокосердной избранницы, потом шуточки затихли. Тем более что Олег на них не реагировал. И Жанна тоже не смеялась.
Но все проходит, все когда-нибудь кончается, кончились и мучения Олега. Из маленького городишки, где прошло его детство, больше никто до столицы не добирался – не так-то, видать, просто, чтоб попасть в Москву, нужно по меньшей мере… Но Олег старался не додумывать подобные мысли до конца. Настойчивые призраки прошлого временно перестали его тревожить. Одно только осталось неизменным – Олег продолжал сторониться девушек. Впрочем, это так понятно, он просто слишком занят своей карьерой…
Несколько раз легкодоступные девицы сами подвертывались ему под руку – когда депутат, помощником которого он служил на то время, ехал развлекаться в сауну, на природу. Но эти «скоротечные огневые контакты», как шутил сам жизнелюбивый депутат, не пугали Олега. Он уже перестал бояться наследственного безумия, которое могло внезапно проявиться. Страх ушел, как уходит многое, исчез, как с белых яблонь дым. И выяснилось, напрасно – если бы он остерегался, как и прежде, то не случилось бы того черного дня, дня, когда вся с таким трудом налаженная жизнь пошла под откос…
Денек выдался утомительным, но когда ближе к вечеру позвонил Кирилл и пригласил на концерт, Олег обрадовался.
– А что за концерт?
– А тебе есть разница, меломан? Фестиваль губной гармоники!
– Серьезно? Ну, пошли. Проветримся.
Фестиваль губной гармоники, как выяснилось, захотела посетить Ольга. Она и высидела концерт до конца, причем серьезно утверждала, что намерена купить и освоить этот волшебный музыкальный инструмент. Развивая идею, переместились в немноголюдный клуб. Оттуда долго звонили – сначала Лаврову, потом Жанне. Задумано было великое перемирие народов. Жанна сказала, что находится далековато и «Ротонда», простите, никогда не была в числе ее любимых мест. Лавров посовещался с Юлей и тоже церемонно извинился. Пришлось зажигать втроем.
Эту девушку Олег заметил только часа через полтора. Она сидела у стойки – миниатюрная, рыжеволосая, в чрезмерно сверкающем топике и обтягивающих джинсах – и выглядела так, словно присела на минутку. Ждет кого-то? Но тут молодая особа посмотрела на Олега. Очень хорошенькая и улыбается. Это она мне улыбается? Весьма многообещающе! Пригласить на танец? Не стоит. Угостим лучше коктейлем.
Она назвалась Ксюшей и выпила коктейль залпом, аж заскворчало в соломинке. Засмеялась, откинув с лица волнистую прядь. Олег заговорил о губных гармошках, еще о джазе. Как там приглашают нынче девушек в гости? Предлагают покормить рыбок и выставляют дома на стол банку шпрот? Старо. Не будем мудрить, благо и Ольга с Кириллом отчалили потихоньку.
Олег уже давно жил самостоятельно, но часто гостил у приемных родителей, ужинал у них, ночевал в своей старой комнате. Так было удобнее, потому что не приходилось вести хозяйство, к попечению о коем Олег чувствовал себя неприспособленным. Вот и теперь припомнил, что в холодильнике шаром покати, затащил девицу в первый попавшийся маркет и накупил там всяких вкусных вещей. Ксения потребовала мидий и белого сухого вина.
В прихожей горел забытый свет, толпились выброшенные из шкафа ботинки. Олег провел девушку в комнату, служившую гостиной, включил разноцветный фонарик рядом с диваном, выбрал тихую музыку.
– Будем расслабляться? – спросил весело.
Ксюша подпрыгнула на мягком диване и часто-часто закивала головой. При волшебном свете фонарика она была еще симпатичней, глаза казались темными и глубокими, губы чувственно блестели, и Олег понял, что готов тащить ее в койку прямо сейчас. Но надо же соблюсти традиции!
Он вытащил фужеры, откупорил вино и наполнил бокалы.
– Ох, а ты фрукты не помыл! – виновато-просительно сказала Ксения, пригубливая. Олег кивнул и отправился на кухню, слыша оттуда, что девушка сменила кассету – теперь это была джазовая флейта Хьюберта Лоусона.
Он вернулся с полной вазой фруктов и сел теперь уже не в кресло, а на диван рядом с девушкой. Ксюша пила вино маленькими глотками, съела целую тарелку мидий, кусала великолепный персик, захлебываясь соком, отщипывала по ягодке от виноградной грозди и так завлекающе смеялась, от нее пахло так приятно… Посмеиваясь, Олег обнял девушку, она закинула голову, пальцы ее пролетели по его груди. И все погрузилось в сладкую, душную тьму, наполненную хриплыми вскриками флейты.
Глава 17
– Ты сейчас не очень занят?
– Да что ты! – хрипло ответил Лавров. – Чем я, несчастный, могу быть занят в семь часов утра?
– Ну и хорошо, – заметил Кирилл, и Лавров с удивлением услышал непривычно серьезные нотки в голосе приятеля. – Извини, что разбудил. Ты когда последний раз виделся с Олегом?
– Довольно давно. Но по телефону разговаривали недели две назад, у него все было в порядке… Слушай, Малевич, Олег очень занят, порой имеет обыкновение исчезать на некоторое время, уезжать без предупреждения в длительные командировки со своим депутатом…
– Я знаю. Не первый год замужем. Но сейчас он не в командировке. У меня к нему были кое-какие дела, и я вчера решил зайти. Можешь себе представить – он не открыл мне дверь!
Лавров хмыкнул:
– Всем известна твоя мнительность. Мелкого просто не было дома.
– А вот и ландыш тебе в окошко! Кто же тогда разговаривал со мной из-за закрытой двери? Моль?
– Моль?
