Джази нахмурился:
— Разумеется, ангел — это только центральная частица. При чем здесь ионное облако?
Коста пожал плечами.
— Может быть, ни при чем. А может, оно играет значительную роль. В любом случае, я хочу выяснить это наверняка.
Джази пристально посмотрел на него.
— Уж не собираетесь ли вы вернуть к жизни старую теорию Чандакри? Я полагал, ее предали полному и окончательному забвению еще пять лет назад.
— Я лишь ищу истину, — ответил Коста, чувствуя, как у него на лбу проступает испарина, и гадая, кто такой Чандакри. Вероятно, сведения о нем содержались в файлах, список которых он только что одолел. — И хотел бы приступить к поискам непредвзято.
— Ага. — Язон пожал плечами. — Великолепно. Непредвзятость — отличная штука, но не забывайте, что разум, открытый всем ветрам, быстро засоряется.
— Конечно, — согласился Коста. — Но мне трудно поверить, что одна-единственная субатомная частица способна оказывать этическое воздействие, которое, как полагают, присуще ангелам.
— Нас всех занимает этот вопрос. — Джази кивнул. — Именно поэтому
— Да, это очень интересная задача, — согласился Коста чуть покровительственным тоном. Ученые Пакса столько раз переиначивали и перекраивали Великую Единую теорию, что уже не называли ее именем Рейнольдса. — Вы советуете мне подождать до тех пор, пока не выяснится, до какой степени верна
Язон улыбнулся.
— Нет, конечно. Отныне вы принадлежите к нашей компании. — Его улыбка исчезла, на лицо набежала легкая тень. — Неужели вы до сих пор не слышали о теории Кахенло? Это удивительно, ведь вы… — он повел рукой вокруг, и было непонятно, имеет ли он в виду комнату либо весь Институт, — ведь вы приехали
Коста пожал плечами, лихорадочно размышляя.
— Я уже сказал, что хотел бы сохранить непредвзятость, — заговорил он, импровизируя на ходу. — В любом случае я не сомневаюсь, что добрая половина теорий, о которых я читал на Бальморале, были выброшены в корзину еще до того, как я оказался здесь.
— Тут мне нечего возразить, — уступил Язон. — Если речь идет о Бальморале…
— Очень остроумно, — проворчал Коста, вспомнив о своей новой роли.
Джази улыбнулся:
— Простите. Снобизм бывает трудно преодолеть. — Он перестал улыбаться и посерьезнел. — Дело в том, что ангелы никак не могут быть всего лишь субатомной частицей; при таких массе и заряде они неминуемо распались бы. Именно поэтому
— Я кое-как разбираюсь в квантовой теории, — сказал Коста, возможно, излишне сухо. — Бальморал не настолько погряз в невежестве. Но если ангелы — кванты, то кванты
Во взгляде Язона отразилось напряжение.
— Это кванты той сущности, которую люди называют добром, — ответил он.
Несколько долгих мгновений Коста молча смотрел на него широко распахнутыми глазами. Последнее слово Язона металось в его мозгу, будто кузнечик, который стремится выпрыгнуть из горшка.
— Вы шутите? — услышал он собственный голос. — Это шутка, которой у вас принято встречать новичков.
Язон покачал головой.
— Это не шутка, дружище. — Он указал на дисплей Косты. — Можете убедиться сами, если хотите. Работ по теории Кахенло великое множество.
Коста все еще не мог собраться с мыслями.
— Это безумие, — сказал он Язону. — Кванты добра и зла?
— Почему бы и нет?
— Почему? — Коста крепко стиснул зубы. — Да потому, что добро и зло не существуют сами по себе — они являются результатом поступков людей.
Язон вытянул руки ладонями кверху.
— Свет есть результат слияния молекул водорода в центре звезды, — сказал он. — Либо результат того, что кто-то щелкнул включателем. Но это отнюдь не значит, что свет не квантуется.
— Это ложная посылка, — возразил Коста. — Вы говорите о двух совершенно разных явлениях.
— Поясните.
— Что ж… — Коста на мгновение задумался. — Во-первых, фотоны света одинаковы повсюду. А для описания добра и зла нет единого стандарта. Эти понятия зависят от культуры.
— Сильный аргумент. — Язон кивнул. — Но означает ли это, что в определениях добра и зла у различных народов нет вообще ничего общего?
Коста присмотрелся к нему, чувствуя подвох.
— Что ж, просветите меня, — с вызовом сказал он. — Я вижу, вы большой специалист в этом вопросе.
— Вряд ли. — Язон покачал головой. — Но как и все мои коллеги, в последние годы я много думал об этом. Всех ответов я не нашел, зато у меня появились весьма интересные вопросы.
— Например?
— Например, каким образом в культурах, которые большинство сторонних наблюдателей назвали бы злыми, продолжают появляться добрые люди. И не только появляются, но даже и поворачивают ход развития культуры в ином направлении.
— Большое дело! — фыркнул Коста. — Злые люди также способны на это.
Язон кивнул.
— Совершенно верно. Обратная сторона той же монеты. Но есть целая группа иных вопросов, которые, я полагаю, можно отнести к категории «народной медицины». Крупицы знаний, передаваемые из поколения в поколение; обычаи, которые люди считают правильными, даже не понимая механизма их действия. Например, древний материнский призыв не связываться с дурной компанией либо вера в то, что можно повлиять на характер человека, если не пожалеть времени, сил и любви. Либо вопрос о том, нет ли глубокого физического смысла в факте, что добро столь часто ассоциируют со светом, который квантуется.
Коста моргнул:
— Э-э-э?..
Язон усмехнулся.
— Не обращайте внимания. Я подбросил эту идею, только чтобы убедиться, что вы меня слушаете.
— Слушаю, и очень внимательно, — заверил его Коста. — Но по-прежнему не могу с вами согласиться. Вы перевернули все с ног на голову.
— Неужели? — произнес Язон, вновь становясь серьезным. — Что ж, давайте посмотрим с такой точки зрения: в чем различие — я имею в виду
Коста смотрел на него, ища хлесткий уничтожающий ответ. Но ничего не придумал.
— Вы опять все перевернули, — сказал он наконец.
— Тут есть некоторые обстоятельства, которые смущают и меня самого, — признался Язон. — Во- первых, концепция о свободе воли, от которой я еще не готов отказаться. Но я не могу отказаться и от