— Вы видели эти стулья? — пробормотал он, наконец.
Я подтвердил.
Стюард наклонился и схватил меня за руку. Он был бледен, как смерть. На белом лице блестели глаза, округлившиеся от страха и неотрывно уставленные на меня.
— Оно черное и мертвое, — сбивчиво заговорил он. — Лицо обезьянье. Я знал, что это снова вернется. Оно появляется на борту всегда в полночь, во вторую ночь в море. Оно знает, где я прячу шезлонги. Переносит на палубу и усаживается на них. В последний раз я его видел. Оно вертелось на стульях: вытягивалось и сворачивалось. Как угорь. Оно располагается на трех шезлонгах. Когда оно меня заметило, то поднялось и двинулось ко мне. Я обратился в бегство. Я вбежал сюда и закрылся. Но я видел его через окно.
Стюард поднял руку и указал место.
— Там. Через то окно. Лицо было как раз перед стеклом. Совсем черное, совсем иссохшее, совсем разъеденное. Обезьяноподобное лицо, мистер. Храни нас Господь! Обезьянья морда, мертвая и изъеденная. Она была мокрой… из нее что-то сочилось… Мне стало так страшно, что я не мог дышать. Стоял и шептал молитвы. Затем это исчезло.
Он икал.
— Доктор Блоджетт был исцарапан и изорван до смерти, без десяти час. Мы слышали его крики. Очевидно, отойдя от окна, оно вернулось, село на стулья и просидело еще минут тридцать-сорок. Потом отправилось в каюту доктора Блоджетта, убило его и забрало одежды. Ужасно. У доктора Блоджетта больше не было ног, лицо превратилось в месиво. Он был весь покрыт следами когтей. С простыни его койки капала кровь.
Стюард помолчал.
— Капитан велел никому ничего не говорить. Но нужно, чтобы я кому-нибудь рассказал. Я больше не могу, мистер. Я боюсь… Мне необходимо говорить. Уже в третий раз оно появляется на борту. В первый раз оно никому ничего не сделало, лишь уселось на шезлонги. Оставило их мокрыми и липкими, мистер, полностью заляпанными тошнотворной слизью.
Я смотрел на него, остолбенев. Что этот человек пытается мне рассказать? Он совсем свихнулся? Или же я сам чересчур ошарашен, чтобы понять его?
Стюард продолжил с горячностью:
— Трудно объяснить, мистер, но этот корабль посещает призрак. При каждой поездке во вторую ночь в открытом море. И каждый раз оно усаживается на эти стулья. Вы понимаете?
Я понимал не очень ясно, но пробормотал тихое «да». Мой голос дрожал и, казалось, доносился с другого края салона.
— Там, снаружи что-то есть, — залепетал я. — Оно ужасно. Там, вы слышите? Чудовищный запах. Мой мозг! Не знаю, что навалилось на меня, но было ощущение, будто нечто сминает мой мозг. Здесь…
Я поднял палец и провел им по лбу.
— Нечто тут… нечто…
Стюард, похоже, отлично понимал. Он кивнул головой и помог мне встать. Он был еще в сильном волнении, но я чувствовал, что он хочет помочь мне, успокоить и ободрить.
— Каюта 16 Д? Да, конечно. Идите прямо, мистер.
Стюард взял меня под руку и повел к центральной лестнице.
Я с трудом передвигал ноги. Моя слабость была столь очевидной, что стюард, полный сострадания, поддерживал меня с героическим благородством. Два раза я оступался и, наверняка бы, упал, если бы рука спутника, обнимавшая меня за плечи, не восстанавливала моего равновесия.
— Еще несколько шагов, мистер. Вот так. Не спешите. Ничего с вами не случится, мистер. В каюте, когда мы включим вентилятор, вам станет лучше. Не торопитесь, мистер.
У дверей каюты я просипел ему на ухо:
— Теперь я чувствую себя хорошо. Я позвоню, если вы мне понадобитесь. Помогите мне… помогите войти. Я хочу лечь. Эта дверь закрывается на ключ изнутри?
— Да, конечно. Но может, мне лучше сходить за водой для вас?
— Нет, не беспокойтесь. Оставьте меня, прошу вас.
— Хорошо, мистер.
Неохотно, убедившись, что я крепко держу ручку двери, стюард ушел.
В каюте было очень темно. Я настолько ослабел, что пришлось всем телом наваливаться на створку двери, чтобы закрыть ее. Она поддалась, легонько хлопнула, ключ выскочил и звякнул на полу. С бурчанием я опустился на колени и начал искать его на ощупь. Но найти не смог.
Я выругался и уже собрался подняться, как рука моя наткнулась на что-то твердое и шероховатое. Я откинулся, задыхаясь. Затем мои пальцы осторожно ощупали предмет, стараясь понять, что это такое. Это… да… вне всякого сомнения, это была туфля. Вверх от нее уходила лодыжка.
Туфля стояла на полу каюты. Кожа лодыжки над обувью была очень холодной.
В одну секунду я вскинулся и заметался по каюте, как дикий зверь в клетке. Я хватал руками стены, потолок. Только бы, Господи, выключатель согласился не убегать больше от меня!
Наконец, мои пальцы наткнулись на кнопку на полированной панели. Я нажал на нее, и темнота рассеялась: в углу дивана сидел человек. Очень хорошо одетый, выглядевший совершенно обыкновенно. Только лица не было видно: оно пряталось за большим носовым платком, накинутым, наверное, специально, чтобы защититься от сквозняков, довольно холодных, проникающих в каюту. Человек явно спал. Он не отреагировал, когда я трогал в темноте его лодыжку, и даже сейчас не шевелился. Вспыхнувшая над головой электрическая лампа, похоже, ничуть его не обеспокоила.
Я почувствовал внезапное облегчение. Сел рядом с непрошеным гостем и вытер пот со лба. Я еще дрожал всем телом, но очевидная безмятежность человека была чрезвычайно успокаивающей. Надо полагать, пассажир, спутавший каюту. Избавиться от него, вероятно, будет совсем нетрудно. Легкое похлопывание по плечу, вежливое объяснение и гость уйдет. Это было бы очень просто, при условии, если я способен действовать решительно. А я чувствовал себя таким слабым, таким больным, таким измотанным… Наконец, мне все же удалось собрать достаточно сил, чтобы поднять руку и хлопнуть его по плечу.
— Извините меня, мистер, но вы ошиблись каютой. Если бы из-за непогоды я не чувствовал себя нездоровым, я бы просил вас остаться выкурить со мной по сигаре, но понимаете… — С трудом, я вымучил улыбку и нервно хлопнул незнакомца по плечу еще раз… — Я бы предпочел остаться один, если вы не возражаете… Сожалею, что разбудил вас.
Однако я тут же понял, что делаю чересчур поспешные выводы. Я не разбудил незнакомца. Он и пальцем не двинул, а его дыхание даже не шевелило платок, прикрывавший лицо.
Снова на меня навалилась тревожная тоска. Я протянул трясущуюся руку и схватил уголок платка. Поступок постыдный, но я был вынужден это сделать. Если лицо гостя соответствовало телу, то все нормально. Но если по какой-либо причине…
Приподнятый угол платка приоткрыл часть лица, в которой не было ничего успокаивающего. С криком ужаса я сорвал платок. В течение мгновения, очень краткого мгновения, я смотрел в лицо, темное и отвратительное, сине-зеленые глаза трупа, приплюснутый обезьяний нос, мохнатые уши, огромный язык, который он, по-видимому, показывал мне. Лицо зашевелилось, закривлялось. Голова начала покачиваться слева направо, давая возможность видеть звериный профиль.
Я бросился к двери, охваченный невыразимым страхом. Я страдал, как животное. Мой поврежденный рассудок был не способен размышлять, агонизировал. Но все-таки, сокровенная часть моего сознания продолжала наблюдать. Я видел, как язык скрылся между губами; черты лица изменялись до тех пор, пока изо рта и слепых глаз не потекли струйки крови. Через несколько секунд рот был уже кровавой раной, быстро расползающейся и ставшей, наконец, алой дырой…
Стюарду понадобилось десять минут, чтобы оживить меня. Он был вынужден, разжав мои зубы, силой вливать несколько ложек коньяка, смачивать мой лоб ледяной водой и тщательно растирать мне ладони и лодыжки. Когда, в конце концов, я открыл глаза, он подчеркнуто отвел свой взгляд. Ему хотелось, чтобы я отдохнул, остался в покое. Похоже, он не доверял собственным реакциям. Однако хорошо, что он объяснил, каким образом привел меня в чувство, и прояснил остальное.
— Одежды были пропитаны кровью… мистер. Я сжег их.
