отрешённое лицо Эдамса, в мои мысли стало вкрадываться подозрение в предательстве и обмане…
— Я здесь, — прошептал Эдамс.
Я попытался проглотить комок, застрявший у меня в горле.
— Мы готовы к старту. Тебе точно известно, где сейчас захватчики?
— Известно. Но где же… зомби, чтобы я мог… его вести?
За этими словами было совершенно безразличное отношение ко всему что связано с родом человеческим — равнодушие и отстранённость.
— Не будет никакого зомби, — не без злорадства ответил ему я. — Пастырь Эдамс — тот человек, через которого я к вам обращаюсь, — сделает всё, как полагается, вместо зомби.
Возникла довольно долгая пауза, во время которой Эдамс лишь тупо уставился на меня, но передавшаяся к нему от гремучников мимика недвусмысленно говорила о том, какое изумление переживал мой невидимый собеседник-гремучник. Не было сомнений в том, что использование Искателей в качестве зомби никак не приходило в голову им.
— Я не знаю, возможно… ли это.
— Так попытайся, — грубовато-требовательно произнёс Куцко, кивнув на дисплей. — Мы уже, можно сказать, под парами.
Лицо Эдамса скривилось, и руки его стали уже хорошо знакомыми движениями искать «Пульт Мертвеца». Я затаил дыхание… и внезапно меня прижало к пульту, потому что мы были уже на траектории Мьолнира, и заработал псевдогравитатор. Я судорожно выдохнул, через несколько секунд лёгкого головокружения моя система кровообращения снова приспособилась к силе тяжести. Еще секунда, и мое зрение обрело четкость, и, повернувшись, я заметил, что Куцко смотрит на меня. — Ну, вот, — констатировал я.
— Сработало, вроде бы, — согласился он. — А что теперь?
— Все будет зависеть от того, как он с этим справится, — спокойно сказал я. — Если мы увидим, что он в состоянии провести нас до того места, где сосредоточилась флотилия пришельцев, с первого раза, то это просто великолепно. Ну, а если нет… будем смотреть, сколько ему понадобится пауз для отдыха между контактами и сколько каждая пауза будет длиться.
— А если мы предположим, что уже добрались до них? — не отставал Куцко. — Ведь нельзя же позволить, чтобы он отрубался во время переговоров с захватчиками.
— Давай не будем гадать на кофейной гуще, ладно? — решил я положить конец этой дискуссии. Мне было очень хорошо известно, что скрывалось за его словами, и от этой мысли тут же пересохло во рту.
Куцко изучающе смотрел на меня. Потом кивнул и снова занялся содержимым сумки, доставленной мною из шлюза.
— Всё так и есть, — сказал он мне через плечо. — Никакой паники пока нет. Так что, давай-ка займемся тем, что соберем твой передатчик для связи с пришельцами.
Я посмотрел на него, стоявшего ко мне спиной, — я весь трясся от злости и какого-то непонятного страха перед этим человеком. Нет, погони за нами, конечно, не было, и, если нам повезёт, её вообще не будет.
Но я чувствовал, что сам Куцко в это не верил. Да и я где-то в самой глубине тоже не верил.
ГЛАВА 36
Прошло уже сорок пять минут, как мы были за пределами Солитэра. Это составляло две трети пути до флотилии пришельцев, когда фортуна отвернулась от нас.
Не было ничего такого, что могло, хоть как-то насторожить меня, ни одного жеста Эдамса, ничего в его мимике. Он скованно сидел за «Пультом Мертвеца», уставившись в пространство, но уже через минуту раздался характерный щелчок прерывателей, и снова мгновенно исчезла гравитация, а наш Эдамс хватал ртом воздух, как выброшенная на берег рыба.
Мы одновременно бросились к нему, Куцко прижал к его лицу кислородную маску, а я пытался обнаружить признаки серьезного заболевания.
Всё начиналось очень плохо.
— Со мной … всё… в порядке, — через две минуты на чистом кислороде Эдамс был в состоянии произнести эти слова. — Только… дайте мне чуть… отдышаться, хорошо?
Куцко повернулся ко мне.
— Как он?
Я вздохнул.
— Конечно, его жизни опасность не грозит, не думаю, чтобы это было что-нибудь серьёзное, — заключил я. Дело в том, что в медицине у меня кое-какие познания всё же были.
До правления Аарона Валаама Дар Мопина и той паранойи, которая охватила всё наше общество, Смотрителей часто приглашали в различные лечебные учреждения для оказания помощи врачам и наблюдения за больными. Мне тоже пришлось в этом участвовать, причем довольно часто, и я приобрел кое-какие навыки эскулапа.
— Сердцебиение постепенно приходит в норму, и кровяное давление нормальное. Что до функций головного мозга… — Я посмотрел в глаза Эдамсу. — Зрачки реагируют на свет нормально и… я не вижу никаких признаков испытываемой им боли.
— Нет, нет, у меня ничего не болит, — подтвердил Эдамс, все еще задыхаясь. — Просто мне надо чуть- чуть передохнуть.
Мы с Куцко переглянулись… я знал, что он думал в этот момент.
— Мы можем проделать остаток пути поэтапно, — со всей возможной непреклонностью заявил я. — Нам осталось всего пятнадцать минут пути до пришельцев. А теперь мы можем дать ему отдохнуть и затем продолжим.
— А как же твои переговоры с захватчиками? — не соглашался он. — Они тоже будут происходить пятиминутными кусками?
— Если в этом возникнет необходимость, то — да, — ответил я, изо всех сил стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Всякая ложь в данной ситуации была бы излишней, да и гремучники, скорее всего, не подслушивали нас… но теперь, когда оставалось еще так много неясностей, я предпочел всё же побыть излишне осторожным.
Как же быстро я обучился, причем овладел в совершенстве этим хитрым искусством вранья.
— Кроме того, — добавил я, — существует необходимость разбить наши беседы с пришельцами на небольшие отрезки. Они ведь промчатся мимо нас на двенадцати процентах от световой, ты что, забыл об этом?
Он поморщился, но в этот момент, по крайней мере, хоть постарался мне поверить.
— Хорошо, — наконец, произнес он. — Мы дадим ему время. Может быть, предложить ему этой знаменитой микстурки доктора Айзенштадта. Посмотришь, как быстро он очухается.
Я невольно взглянул на Эдамса. Если он и сумел заметить что-то невысказанное Куцко, некое «а если нет», то виду не подал.
— Согласен, — кивнул я. В очередной раз у меня свело живот. «А если нет… », то кто-нибудь из нас — либо я, либо Куцко не вернётся на Солитэр.
Нам пришлось прождать чуть больше часа… время, которое навсегда запечатлелось в моей памяти.
И не потому, что тогда произошло что-то особенное. Наоборот, наиболее яркой отличительной чертой этого промежутка времени была скука, причем смертная. Погруженный в свои мысли и страхи перед тем, что нам предстояло, никто из нас не имел охоты разговаривать друг с другом, и поскольку всё оборудование для связи уже было готово, делать нам было совершенно нечего. Я уже не помню, сколько тысяч раз я подплывал к замершим в том же положении индикаторам или сколько миллионов минут провел перед экраном панорамного обзора, разглядывая звезды и до боли в глазах вглядываясь в тот несчастный астероид, болтавшийся у нас на привязи.
Но моим главным занятием было перебороть чудовищный ужас, сковывавший меня.
Не страх! Его я предвидел, к нему подготовился. Но по мере истечения минут, мысли мои менялись и по
