Теперь провизии, одежды и прочего хватит на следующие восемь недель. Да еще сегодняшнее вино, музыка и голограмма выступления К. К. Купера с похвальной речью. «Вы — творцы истории!» — вещало его маленькое лазерное изображение.
Впервые почти за пять недель Али смогла отметить на своей ежедневной карте точные координаты: 107 градусов 20 минут западной долготы и 3 градуса 50 минут северной широты. На обычной карте земной поверхности их положение можно было определить так: где-то южнее Мексики, в голубых безбрежных водах. На карте океанского дна их можно было поместить в районе подводного горного хребта Колон, у западного края плиты Наска.
Али отпила глоток присланного «Гелиосом» шардоне.
Запела свою печальную арию Царица ночи, и Али прикрыла глаза. У кого-то наверху есть чувство юмора. Волшебный подземный мир Моцарта! Хорошо хоть не прислали «Осуждение Фауста».
Три похожих на ракеты цилиндра длиной по сорок четыре фута лежали среди кусков скальной породы, выломанных буром. Отломанные люки валялись среди спутанных тросов — этакое гнездо стальной крысы; сверху просачивалась и капала соленая вода. Из трехфутовой дыры в куполе грота свисали разные концы — кабель связи, два кабеля питания, один — для передачи личных видеопосланий. Один из носильщиков уселся рядом с силовым кабелем, приготовив для зарядки целую горку аккумуляторов — от налобных и карманных фонарей, лабораторных приборов и ноутбуков.
Интендант Уокера и его помощники работали без перерывов — разбирали полученные припасы, укладывали коробки, выкрикивая номера. Кроме всего прочего «Гелиос» доставил вниз почту — из расчета по двадцать четыре унции на каждого.
Принеся обет бедности, Али привыкла также довольствоваться и скудными известиями от близких. И все же ее разочаровало, как мало почты прислала Дженьюэри. Сенатор, как обычно, писала от руки на официальном бланке. Письмо отправлено две недели назад; конверт вскрыт — видимо, Дженьюэри это предвидела и ограничилась общими словами. Она уже знала о событиях в Эсперансе, и ее мучило, что Али отправилась дальше.
«Ты теперь… Где же ты? Не близко и не далеко; я тебя не вижу, но ты со мной… Али, у меня как будто что-то отняли. Ты исчезла, словно тень в ночи, а мир и так слишком велик… Пожалуйста, позвони или напиши при первой же возможности. И, прошу тебя, возвращайся. Если другие захотят вернуться — иди с ними».
В письме намекалось и на успехи «Беовульфа»: «Работа над проектом дамбы продолжается». Это было условное обозначение поисков Сатаны. «Но к местности пока не привязывали, координаты уточняются». По какой-то причине Дженьюэри вложила в письмо несколько фотографий Туринской плащаницы и объемное компьютерное изображение отпечатка головы. Али не поняла для чего.
Она смотрела на лагерь. Многие уже распаковали свои посылки, съели домашние гостинцы, показали друг другу фотографии родных и близких. Каждый что-то получил — даже солдаты и носильщики. Только Айку ничего не прислали. Перед ним была новая бобина с альпинистской веревкой — в яркую полоску. Он измерял ее, отрезал и подпаливал концы.
Новости были не только хорошие. В дальнем углу кто-то умолял Шоута поднять его на поверхность. Сквозь музыку доносился голос:
— Но речь ведь о моей жене. Рак груди!
На Шоута ничего не действовало.
— Тогда вам не нужно было отправляться, — говорил он. — Эвакуация только в случае смертельной опасности.
— Это и есть смертельная опасность!
— Имеется в виду опасность для вас, — отрезал Шоут и вернулся к отверстию шахты — докладывать, получать инструкции и передавать по кабелю собранную информацию. Участникам экспедиции было обещано, что у каждой шахты им предоставят линию видеосвязи — поговорить с родными, но до сих пор этой привилегией пользовались только Шоут и Уокер. На поверхности ураган, заявил Шоут, и буровая установка подвергается опасности. «Если погода наладится, у вас еще будет возможность», — обещал он.
Несмотря на разные затруднения и несколько серьезных случаев ностальгии, в целом настроение у путешественников было хорошее. Технология снабжения действовала. Экспедиция запаслась всем необходимым для следующего этапа пути. Люди провели внизу два месяца — осталось еще десять.
Али, прищурившись, смотрела на световое шоу. Ученые веселились, танцевали, обнимались, лихо пили калифорнийские вина, присланные Купером в знак признательности, соревновались — кто кого перепоет; словом, казались счастливыми. Но проскальзывало и что-то другое. Какие-то они стали грязные, заросшие — каменный век, да и только. Такими Али их еще не видела — просто потому, что в последние месяцы она вообще толком не видела. С момента выхода из Эсперансы света было в несколько раз меньше обычной нормы. А теперь люди предстали во всей красе. Под ярким светом обнаружились веснушки, бородавки — как есть, без прикрас. Все вонючие, бледные, словно личинки. У мужчин в бородах высохшие крошки еды. У женщин на головах вороньи гнезда. Ученые выстроились для какого-то ковбойского танца — птицелов Папагено пел «Найти подругу сердца». И тут кто-то выключил оперу и врубил Cowboy Junkies. Медленный танец. Люди встали парами и, обнявшись, раскачивались на неровном полу.
Взгляд Али остановился на Айке, сидевшем у противоположной стены. У него наконец-то немного отросли волосы.
Со своими вихрами и обрезом он напомнил Али деревенского парня, собравшегося поохотиться на зайцев. Немного сбивали с толку его очки — Айк всегда защищал свою, как он говорил, единственную ценность. Иногда Али казалось, что за очками он просто прячет свои мысли, и очки нужны ему, чтобы сохранить уединение. Почему-то она была рада его видеть.
Поймав на себе взгляд, Айк отвернулся, и Али поняла, что он смотрел на нее. Молли и другие девушки посмеивались: Айк, мол, положил на монахиню глаз. Али на это отвечала, что они испорченные девицы; но теперь она поняла, что так и есть. Али заставила себя подняться. Он может в любой момент опять исчезнуть в темноте.
То ли вино было слишком крепкое, то ли здесь, под землей, ослабли запреты, которые она на себя наложила. Так или иначе, Али решилась. Она подошла к Айку.
— Не хотите потанцевать?
Айк сделал вид, что только сейчас ее заметил.
— Вообще-то не очень, — ответил он, не двинувшись с места. — Боюсь, я насквозь проржавел.
Он еще хочет, чтобы его уговаривали?
— Ничего, у меня прививка от столбняка.
— Серьезно, я совсем не умею.
«А я что — умею?» — но вслух Али сказала:
— Пойдем.
Он сделал последнюю попытку:
— Вы не понимаете. Это поет Марго Тимминс.
— Так что?
— Марго, — повторил он. — Ее голос такое творит с человеком… Забываешь все на свете.
Али перевела дух. Айк ее вовсе не отшивает, наоборот, пытается флиртовать.
— Правда? — спросила она и подошла вплотную. В слабом свете обычных фонарей его шрамы и татуировки каким-то образом гармонировали с окружением, а сейчас, при ярком освещении, они опять казались страшными.
— Что ж, думаю, вы понимаете, — признал Айк.
Он встал, не снимая обреза — ремень на нем был из розовой стропы. Передвинул оружие за спину, стволом вниз, и взял Али за руку. Ее рука утонула в его ладони.
Они двинулись на импровизированную танцплощадку — очищенное от камней место. Али чувствовала на себе взгляды окружающих. Молли и другие женщины, обнявшись со своими партнерами, истерически хихикали. Как ни странно, Айк, видимо, входил в первую десятку кавалеров.
В нем была какая-то изюминка. Нечто, проступавшее сквозь варварский облик. Для окружающих он представлял загадку. И вот Али первой удалось разбить лед. Переступая на носочках, как в школьном вальсе, она погрозила насмешницам пальцем.
Айк держался вполне непринужденно. Он повернулся к Али и с каким-то юношеским смущением протянул руки. Она тоже медлила. Оба встали в позицию; Айк так же не решался прикоснуться к Али, как и она к нему. Он с напускным весельем улыбался, но когда они приблизились вплотную, закашлялся.
— Я хотела попросить, — сказала Али, — чтобы вы кое-что объяснили.
— Вы о том животном? — Он не пытался скрыть разочарования и даже остановился.
— Нет, — ответила Али и возобновила танец. — Я про апельсин. Помните? Вы меня угостили апельсином во время спуска под Галапагосами.
Он слегка отступил, чтобы посмотреть на нее:
— Так это были вы?
Ничего себе, подумала Али.
— Я что, показалась такой несчастной?
— Вы имеете в виду — взывали о помощи?
— Можно и так сказать.
— Я привык заниматься скалолазанием, — сказал Айк. — Когда тебя спасают — это самый большой кошмар. Делаешь все, чтобы контролировать ситуацию. Но иногда бывают срывы. И ты падаешь.
— То есть я была в бедственном положении.
— Не-а. — Он явно лгал.
— Тогда зачем апельсин?
Однако ответа Али так и не получила. И все же круг следовало замкнуть. Что-то было странное — и романтичное — в такой удивительной интуиции. Как он догадался, что именно тогда ей нужно было чем-то занять мысли? Подарок от грубого и звероподобного незнакомца стал для нее своего рода убежищем. Апельсин. Откуда он взялся? Может, Айк читал Флобера в своей предыдущей жизни, до своего пленения. Или Даррелла. Или Анаис Нин. Размечталась, оборвала себя Али. Нафантазировала то, чего нет.
— Так, — просто сказал Айк, и Али поняла, что он наслаждается ее смущением. — На нем было ваше имя.
