Ямомото стала разбирать электроды с чувством, будто расплетает косички ребенку. Она остановилась, всматриваясь через голубой гель в то, что осталось от лица хейдла.
— Доброе утро, — сказала доктор.
Голова открыла глаза.
Pay и Бад Персивел отыскали Веру в международном аэропорту Денвера. Она примеряла шляпу в магазине ковбойской одежды. Трудно придумать лучшее противоядие против тьмы, охватившей разум. У каждого свое мнение, свой страх, свое решение. И никто не знает, что происходит там, внизу, что окажется там и в каком мире будут потом расти дети. Здесь, в огромном помещении, похожем на шатер, наполненный светом и простором, можно обо всем забыть и просто есть мороженое. Или примерять ковбойскую шляпу.
— Мне идет? — поинтересовалась Вера.
Pay поднял свой портфель и изобразил аплодисменты. Персивел сказал:
— Я убит!
— Вы прилетели вместе? — спросила она.
— Из Лондона через Цинциннати, — сообщил Персивел.
— Из Мехико, — ответил Pay. — Столкнулись в вестибюле.
— Я боялась, что никто не явится, — сказала Вера. — Впрочем, наверное, уже поздно.
— Ты позвала, и мы явились, — отозвался Персивел. — Мы же команда.
Его брюшко и ненавистные ему очки только подчеркивали галантность бывшего астронавта. Pay взглянул на часы:
— Томас будет не позже чем через час. А остальные?
— По-разному, — ответила Вера. — Кто в дороге, кто занят, до кого-то не дозвонилась. О Бранче вы, думаю, слышали.
— Он, наверное, рассудок потерял, — заметил Персивел. — Вот так взять и рвануть вниз, да еще в одиночку. Уж ему-то лучше других известно, на что способны хейдлы.
— Сейчас меня не они беспокоят.
— Только не начинай, пожалуйста, про то, что «враг — в нас».
— Вы слышали про приказ стрелять на поражение? — спросила Вера. — Такой приказ у всех воинских частей. И у Интерпола.
Персивел прищурился:
— То есть? Стрелять в Бранча?
— Дженьюэри сделала все, что могла, чтобы приказ отозвали. Но есть такой генерал Сэндвелл — очень злопамятный тип. Просто исключительно. Сенатор пытается выяснить о нем как можно больше.
— Томас в ярости, — вставил Pay. — Бранч ведь был в армии нашими глазами и ушами. Теперь остается только гадать, какие у них планы.
— И кто раскладывает капсулы с прионом.
— Грязное дельце, — пробормотал Персивел.
Они встретили Томаса у выхода в зал, прямо с гонконгского рейса.
На угловатые черты его лица легли скорбные тени, добавляя ему сходства с президентом Линкольном. Однако для человека, которого только что выслали из Китая, он выглядел на удивление бодрым. Томас оглядел встречающих.
— А почему в ковбойской шляпе? — спросил он Pay.
— Как хозяева, так и гости, — пожал тот плечами.
И, окружив кресло Веры, все двинулись к выходу, обсуждая по дороге новости.
— А как там Мустафа и Фоули? — спросила Вера. — Нормально?
— Устали, — ответил Томас. — В Каши — это провинция Синьцзян — нас несколько дней продержали под арестом. Конфисковали камеры, дневники, отозвали наши визы. Официально мы — персона нон грата.
— Томас, чего ради тебя вообще понесло в Китай?
— Хотел исследовать тамошние европейские мумии и надписи. Им четыре тысячи лет. На тохарском языке. В Азии!
— Мумии в китайской глуши, — фыркнул Персивел. — Загадочные письмена. И зачем они вам понадобились?
— Сейчас я согласна с Персивелом, — призналась Вера. — По-моему, это далеко от нашей задачи. Иногда я сама не знаю, чем занимаюсь. Последние три месяца я по твоему заданию составляю обзоры по митохондриальной ДНК и эволюции человека. Скажи, пожалуйста, каким образом информация по образцам плаценты из Новой Гвинеи приблизит нас к обнаружению первобытного деспота?
— В настоящее время мумии и индоевропейские надписи доказывают, что четыре тысячи лет назад на китайскую цивилизацию оказали влияние европейские кочевые народы, — сказал Томас.
— И потому вас выслали? — спросил Персивел. Он подышал на очки и нарисовал крест. — Или «товарищи» застукали вас за воздаянием мумии почестей?
— Подозреваю, все гораздо серьезнее, — сказал Pay. — Если я правильно понимаю, вы, Томас, пытались доказать, что китайская цивилизация вовсе не развивалась изолированно от других. Заявить, что европейцы, возможно, принимали участие в зарождении китайской культуры, — прямое покушение на основы. Они гордый народ, сыны Поднебесной.
— Но опять же, какое это имеет отношение к нам? — спросила Вера.
— Думаю, самое прямое, — решился Pay. — Допущение, что великая цивилизация могла быть изменена или даже порождена врагом, низшей расой или варварами, — очень даже важно.
— А можно попроще, Pay? — проворчал Персивел.
Томас молчал. Казалось, их рассуждения его развлекают.
— А что, если и человечество развивалось не в изоляции? Если у нас были учителя?
— О чем ты вообще, Pay? — удивился Персивел. — О марсианах?
— Зачем далеко ходить, — улыбнулся Pay. — Я о хейдлах.
— Хейдлы? — поразился Персивел. — Нас учили хейдлы?
— А вдруг на протяжении веков они помогали создавать нашу цивилизацию? Может, это они взрастили наших темных предков и помогли зарождению человеческого разума?
— То есть нас вынянчили дикари?
— Поосторожнее, — сказал Pay. — А то ты говоришь, как китайцы о варварах.
— Это правда? — обратилась Вера к Томасу. — Вы проводите аналог между Китаем и ранней человеческой цивилизацией?
— Вроде того, — признал Томас.
— И чтобы доказать свою правоту, проехали тысячу миль, сидели в тюрьме?
— Не только за этим. Было у меня подозрение — и оно подтвердилось, — что европейские письмена в провинции Синьцзян не на тохарском языке. И не на каком-либо другом известном. Все сообщения о них неверны. Нам хватило одного взгляда. Представляете, на мумиях были хейдлские татуировки. Эти европейские кочевники действовали как агенты или посланцы. Они перевозили в Древний Китай документы. Документы, написанные хейдлским шифром. Если б только мы умели его читать!
— И опять же, — сказал Персивел, — что с того? Прошло четыре тысячи лет. И читать их мы не умеем.
— Четыре тысячи лет назад кто-то послал этих людей в Китай с какой-то миссией. Неужели вам не интересно — кто?
Фургон доставил их в Научный центр. У входа в исследовательский корпус они попали в толпу полицейских и телерепортеров. Тут же собрались представители университета и по очереди выходили репортерам на растерзание. У всех изо рта шел пар. Если рассудить здраво, эта пресс-конференция на зимней улице надолго не затянется.
— Еще раз попрошу вас сохранять здравый смысл, — вещала профессорского вида фигура, протирая очки. — Никакой одержимости в природе не существует.
Какой-то молоденький корреспондент, мокрый от снега до самых бедер, кричал из толпы:
— Доктор Йарон, вы опровергаете сообщения, что университетский медицинский центр в данный момент в качестве лечения проводит процедуру изгнания духов?
Бородатый мужчина сверкнул в микрофон белоснежной улыбкой:
— Ждем, пока прибудет профи со святой водой и курицей.
Полицейские, дежурившие у раздвижных стеклянных дверей, впускать никого не собирались. Врачебный пропуск Веры не помог. Тогда Персивел помахал перед ними каким-то старым, выданным НАСА удостоверением.
— Бад Персивел! — удивился полицейский. — Вот черт, проходите, конечно!
Каждый хотел пожать ему руку. Персивел сиял.
— Ох уж эти астронавты, — шепнула Вера, повернувшись к Pay.
Внутри лабораторного корпуса деятельность была не менее сумасшедшей, разве что не такой шумной. Ученые рассматривали диаграммы, рентгеновские снимки, видеозаписи или водили мышью по компьютерным моделям, читали данные с дисплеев или бумаг, прижимая плечом мобильные телефоны. Деловые костюмы смешались с медицинскими халатами разных цветов. Шум напомнил Вере переполненный полевой госпиталь в зоне природной катастрофы. Она остановилась перед кучкой людей, смотревших видеозапись. На экране молодая женщина склонилась над кубом из голубого геля, стоящим на стальном столе.
— Доктор Ямомото, — шепотом объяснила Вера Персивелу и Pay. — В прошлый раз мы с Томасом с ней разговаривали.
— Вот, сейчас, — сказал один из медиков. В руке он держал секундомер. — Три, два, один. И готово.
Ямомото на экране вдруг застыла, потом опустилась на колени.
