— Она рассказала мне все, — продолжала шептать женщина. — Как ты это сделал. Бросил всех. И остался жив.
Огастин не пошевелился. Это было продолжением поединка между ним и той, кого он считал ведьмой. А она, даже привязанная к скале, почти лишившаяся голоса, изголодавшаяся и полусумасшедшая, все еще сохраняла власть над ним.
Сколько же времени эти двое соперничали, перетягивая к себе несчастную, растерянную девушку? Как долго тянулась их взаимная ненависть? Хью она представлялась прямо-таки древней. И теперь уже совершенно бессмысленной. Несмотря на всю их заботу и предосторожности, Эль-Кэп свершил над их Анди суд Линча. Ни одному, ни другой не удалось ее спасти.
— Произошел несчастный случай, — ответил на это Огастин. — Я уже не раз говорил тебе. Ветер не прекращался. Он не мог двигаться. Мне нельзя было оставаться.
Серро-Торре — вот что было его ахиллесовой пятой. Судя по всему, лесные сестры Анди смогли внушить ей определенную картину происшедшего там, непрерывно обвиняя и проклиная Огастина. Они не оставили ему никакой возможности оправдаться перед нею.
А Кьюба продолжала казнить его.
— Огастин, — сказала она, — убирайся прочь. Спускайся. Она не хочет тебя.
— Откуда ты знаешь? — откликнулся Огастин.
— Я умерла, — прозвучал ответ. — Я знаю все.
Хью вслушивался в их чуть слышный спор. Огастин, казалось, погружался в сломанную платформу, на которой лежал. Он был разбит в прямом и переносном смыслах, у него не осталось сил для сопротивления.
Хью вспомнил сверхчеловеческий рывок, совершенный Огастином, и первые слова Джо, которые произнес Джо, когда они вернулись на Архипелаг: «Не подпускайте его ко мне».
И тут ему все стало ясно. После трагедии в Патагонии Огастин омрачал ее жизнь. Он действительно стал призраком, по крайней мере для нее. Присоединение к троянкам было попыткой вырваться на свободу. Но даже в смерти он преследовал ее. Теперь он настиг ее — мертвую и безглазую. Хотя не совсем настиг, поправил себя Хью. Эта полумертвая баньши будет защищать ее до последнего.
— Уходи, — повторила женщина. — Ты не тот, кого она хочет.
— Я мог погибнуть, так же как и он. Мне жаль, что я уцелел. Что еще я могу сказать?
— Уходи.
— Хватит! — бросил Хью своему напарнику. — Почему вы позволяете ей распоряжаться вашим рассудком?
Шепот умолк. Огастин поглядел на Хью. Красные глаза. Проклят, теперь уже дважды проклят. Сначала брат возлюбленной, а теперь и она сама. Он сам представлялся себе серийным убийцей.
Хью с новой решительностью вернулся к извлечению снаряжения из пропасти. Заберите меня отсюда! Они висели на ниточке — и их тела, и их психика.
Из дымной пелены возник мешок.
— Похоже, дела не так уж плохи! — с деланной бодростью заявил он.
Прикрепив мешок к якорю, он открыл его. Бутылки с водой не лопнули при падении. Хороший признак. Если уцелели пластиковые сосуды, то и остальное снаряжение, скорее всего, не пострадало.
Рация оказалась завернута в спальный мешок. Он осмотрел корпус.
— На вид все в порядке.
Огастин поднял руку.
— Дайте, я посмотрю, — сказал он. Хью протянул ему прибор. Огастин не стал включать его. — Индикатор батареи светится зеленым. Будет работать.
Настроение Хью стало получше. Они вернулись на верный курс. У них была связь. Дальнейший порядок действий был ясен.
— Если хотите, я поговорю.
Огастин положил рацию на платформу между ног.
— Сначала неотложные дела. Вы видите аптечку?
Хью мог бы настоять на своем. Ему не хотелось задерживать эвакуацию ни на одну лишнюю минуту. Но Огастин снова овладел собой, и, похоже, к нему возвращалась прежняя целеустремленность. Он осторожно поднялся на провисшей тряпке и выпрямился в стременах.
— Может быть, вам будет лучше еще полежать?
— Никаких проблем. Все путем.
Хью извлек коробку с аптечкой, держа ее обеими руками.
— Откройте, — сказал Огастин. Он был бледен и мрачен. — Там должна быть куча шприцов.
— Вот они. — Некоторые были уже заправлены и готовы к использованию.
— Нужен «галдол».
Хью нашел шприц с надписью «галдол» на пластмассовом цилиндре.
— Я не слышал о таком веществе.
Он хотел, чтобы Огастин находился в полном сознании и был способен перенести эвакуацию. Но если уж это невозможно, если Хью предстояло принять командование на себя, нужно было узнать об этом до того, как Огастин одурманит себя. И еще он хотел получить в руки рацию.
— Я в них разбираюсь, — заявил Огастин.
Хью сделал укол лишь один раз в жизни — чтобы представить себе, что это такое. Пациентом был апельсин. Делать инъекцию человеку ему не приходилось никогда.
— Я сделаю?..
— Сам справлюсь.
Хью передал ему шприц. Огастин зажал его в кулаке; игла вниз, большой палец на плунжере. Сорвав зубами пластмассовый чехол с иглы, он выпустил в воздух струйку лекарства.
— Подержите меня.
Хью ухватился за ремни беседки на спине. Без колебаний, не выбирая места, Огастин вонзил иглу в выпуклость нависавшего над ним нейлонового полотнища.
Если Кьюба и почувствовала укол, то никак не дала об этом знать: не пошевелилась, не издала ни звука.
— Что вы сейчас сделали? — спросил Хью. — Что, черт возьми, это за лекарство? — И кем, черт возьми, считает себя этот парень?
Огастин разжал кулак. Шприц так и остался торчать наверху, там, куда был воткнут.
— Небольшое организационное мероприятие.
Хью вынул иглу из тела женщины.
— Что это за препарат?
— Серебряная пуля, — сказал Огастин. — Галоперидол, мощный транквилизатор. Им лечат шизофреников. А в поле мы используем его для того, чтобы быстро уложить буйного пациента.
Хью швырнул шприц вниз.
— Транквилизатор при ее-то состоянии? Она же в шоке. Она ничего не ела целую неделю. Вы могли убить ее.
Хью не имел никакого представления о возможных последствиях применения галоперидола, но он не мог позволить этому парню творить все, что он пожелает.
— Мы часто пользуемся им. Нужно только впрыснуть и подождать. Она будет в отключке четыре, если не шесть часов.
— Я думал, что это нужно было вам.
— Мне? Что вы, ведь я же за рулем.
Невероятно, подумал Хью. И я шел в одной связке с этим человеком? Да откуда ты взялся? Он отвернулся, чтобы не выдать свой гнев.
Свет быстро мерк. И это не на шутку удивило Хью. Не может быть, чтобы уже вечерело. Куда девается время?
— Вызывайте спасателей, — сказал он Огастину. — Пусть спускают носилки. Пора заканчивать со всем этим.
