Амадейро это не понравилось.
– Конечно, я должен быть благодарным, но я только Советник и Глава Института Роботехники. Есть границы того, что я могу сделать для вас.
– Я понимаю, доктор Амадейро. Но могу ли я рассчитывать на что-то в пределах этих границ? Сейчас? – он твердо смотрел на Амадейро.
Амадейро нахмурился, растерявшись от взгляда немигающих решительных глаз. Никакого смирения уже не было. Он холодно спросил:
– Что вы имеете в виду?
– Ничего, что вы не могли бы дать мне, доктор Амадейро. Сделайте меня членом Института.
– Если ваша квалификация…
– Не беспокойтесь. Я ее имею.
– Мы не можем сразу принять такое решение о кандидате. У нас…
– Послушайте, доктор Амадейро, это не метод для начала отношений. Поскольку вы установили наблюдение за мной с того момента, когда я ушел от вас в прошлый раз, я не говорю, что вы не изучили как следует все данные обо мне, и вы должны знать, что я квалифицирован. Если бы вы по каким-то причинам решили, что я не квалифицирован, вы бы не надеялись, что я окажусь достаточно изобретателен для выработки плана уничтожения нашего личного Карфагена, и я не пришел бы сюда по вашему зову.
На один момент в Амадейро вспыхнул огонь. В этот миг он чувствовал; что даже уничтожение Земли – недостаточная плата за наглую позу мальчишки. Но это было только на миг. Затем вернулось чувство должных пропорций и он даже сказал себе: «Молодой парень, а такой смелый и самоуверенный, как раз такой и нужен». Кроме того, он и в самом деле изучил запись о Мандамусе и знал, что тот вполне квалифицирован для Института. И он спокойно (ценою повышения артериального давления) сказал:
– Вы правы. Вы квалифицированны.
– Тогда зачислите меня. В вашем компьютере наверняка есть необходимые формы. Вам стоит только ввести мое имя, образование, год получения степени и прочие статистические данные, какие у вас требуются, а затем поставить свою подпись.
Не говоря ни слова, Амадейро взялся за компьютер, ввел нужную информацию, получил форму, подписал ее и протянул Мандамусу.
– Датировано сегодняшним числом. Вы – сотрудник Института.
Мандамус прочитал бумагу и отдал одному из своих роботов, который спрятал ее в маленький портфель подмышкой.
– Спасибо, – сказал Мандамус. – Это очень мило с вашей стороны, и я надеюсь, что никогда не подведу вас и не заставлю пожалеть о вашей оценке моих способностей. Однако осталось еще одно дело.
– Вот как? Какое же?
– Нельзя ли нам договориться о последнем вознаграждении… конечно, только в случае удачи. В случае полного успеха.
– Нельзя ли отложить это, как было бы логично, до того времени, когда полный успех будет достигнут или разумно близок к достижению?
– С точки зрения рациональности – да. Но у меня кроме рассудка, есть и мечты. И я хотел бы немного помечтать.
– Ладно. О чем же вы мечтаете?
– Мне кажется, доктор Амадейро, что доктор Фастальф теперь ничего не значит. Он прожил долго и не может отсрочить смерть на много лет.
– И что же?
– Как только он умрет, ваша партия станет более агрессивной, и более вялые члены партии Фастальфа, вероятно, переменят преданность. Следующие выборы без Фастальфа наверняка будут вашими.
– Возможно. Ну и что?
– Вы станете de-facto лидером Совета и поведете аврорскую иностранную политику, всех Внешних Миров. И если мои планы принесут плоды, ваше правление будет столь успешным, что Совет выберет вас Председателем при первом удобном случае.
– Ваши мечты – мыльные пузыри, молодой человек. Но если все ваши предсказания сбудутся, что тогда?
– Вряд ли у вас хватит времени править Авророй и Институтом Роботехники одновременно. Вот я и прошу, чтобы вы, когда наконец решите уйти с вашего поста Главы Института, поддержите меня как своего преемника. Вряд ли вы можете сомневаться, что ваш выбор будет принят.
– Есть такая вещь, как квалификация для этого поста.
– Она у меня будет.
– Подождем – увидим.
– Я подожду и увижу, но вы обнаружите, что еще задолго до нашего полного успеха вы пожелаете даровать мне согласие на мою просьбу. Прошу вас, привыкайте к этой мысли.
– И все это прежде, чем я услышал хоть слово, – пробормотал Амадейро.
– Итак, вы член Института, а я должен привыкать к вашей личной мечте, но давайте кончать с предисловием и расскажите, как вы намерены уничтожить Землю.
Почти автоматически Амадейро сделал знак своим роботам, чтобы они забыли этот разговор. Мандамус, чуть заметно улыбнувшись, сделал то же самое для своих.
– Давайте начнем, – сказал Мандамус.
Но Амадейро тут же бросился в атаку.
– Вы уверены, что вы не сторонник Земли?
Мандамус оторопел:
– Я пришел к вам с предложением РАЗРУШИТЬ Землю.
– Но вы потомок солярианки в пятом поколении, как я понимаю.
– Да, сэр, это есть в общественной записи. Что же из этого?
– Солярианка долгое время была тесно связана как друг и протеже с Фастальфом. Я подумал, не симпатизируете ли вы его про-земным взглядам.
– Из-за своей пра-пра-прабабки? – Мандамус был искренне поражен, на миг в его лице вспыхнула досада, даже злость, но быстро исчезла, и он спокойно продолжал: – Точно так же и с вами тесно связана как друг и протеже Василия Фастальф, дочь доктора Фастальфа. Она его потомок в первом поколении. Мне интересно, она не симпатизирует его взглядам?
– Когда-то я тоже этим интересовался, – согласился Амадейро, – но она ни в коей мере не симпатизирует, так что в этом случае я перестал об этом задумываться.
– Вы можете перестать задумываться об этом и в моем случае, сэр. Я космонит и хочу, чтобы Галактикой правили космониты.
– Ну и прекрасно. Давайте описание своего плана.
– Я начну сначала, если вы не возражаете.
Доктор Амадейро, астрономы считают, что в нашей Галактике миллионы землеподобных планет, на которых люди могут жить после необходимых исправлений окружающей среды, но без каких-либо геологических преобразований. Их атмосфера пригодна для дыхания, есть вода, почва и климат подходящие, существует жизнь. В самом деле, их атмосфера не могла бы содержать свободного кислорода при отсутствии хотя бы океанского планктона.
Почва в основном голая, но как только она и океан подвергаются биологическому изменению, их сразу же завоевывают земной жизнью. Жизнь расцветает и планету можно заселять.
Сотни таких планет были открыты и изучены, и примерно половина их уже занята поселенцами.
Однако из всех открытых нами пригодных для обитания планет, нет ни одной с такими огромными вариациями и избытком жизни, как на Земле. Нигде нет ничего более сложного, чем беспозвоночные червеобразные или насекомоподобные, а из растительного мира – папоротникообразные кустарники. О разуме или о чем-то близком к нему нет и речи.
Амадейро слушал эти нудные сентенции и думал: шпарит наизусть. Вслух он сказал:
