убирать за собой посуду и игрушки. Договорились, да?
Она с энтузиазмом захлопала в ладошки, и кусочек банана упал с ее губы на безукоризненно чистый пол Мерфи.
— Френсис Берд, — твердо, но немного обеспокоенно окликнула ее Фиби, — немедленно возьми салфетку и вытри рот.
— Ну вот, видишь? Все, как я тебе говорила! Сейчас я извожу маму.
Девочка шмыгнула носом и тяжело вздохнула.
Мерфи показалось, что следом так же тяжело вздохнула и Фиби, и он поспешно ответил:
— Да ничего страшного не случилось! Я все уберу сам. Потом, когда мы с мамой поговорим.
— Ладно.
Быстрый взгляд, брошенный Фиби на дочь, очевидно, содержал в себе некое послание, смысл которого Мерфи до конца не понял. В нем было предупреждение, но и еще что-то, что заставило малышку послушно замереть на табурете, округлив карие глазки.
Задумчиво потирая подбородок, Мерфи немного встревоженно изучал Фиби, теперь подмечая детали, которые упустил с самого начала встречи: темные круги под глазами, напряженность в фигуре. Такая знакомая, и все же немного другая Фиби. Ему остается только ждать. Что ж, рано или поздно она сама скажет ему, что ей нужно.
А в том, что ей что-то от него нужно, сомневаться не приходилось!
Ее лицо выглядело напряженным, полные чувственные губы были сжаты в тонкую полоску, но глаза Фиби сразу потеплели, когда она взглянула на дочку:
— Берд, дорогая, нам с дядей Мерфи нужно поговорить. Мы так внезапно нагрянули к нему в дом, я должна все ему объяснить и…
— А потом мы тут с ним останемся, да? — Табурет с грохотом отъехал, и девочка спрыгнула. — Ты говорила, Мерфи не станет возражать.
Похоже, у Фиби будет еще немало хлопот с этой малышкой в будущем! Однако, собственно, какая у нее необходимость так спешить с этим пресловутым разговором по душам? И зачем ему торопиться узнать, что именно она затеяла на этот раз? Конечно, она и ее дочка теперь перевернут вверх дном всю его жизнь. Мерфи уже чувствовал себя не только голодным, но и уставшим. И все же любопытно посмотреть, как Фиби будет стараться задобрить его и расположить к себе. Да уж, пусть постарается, она заслужила эти труды!
Он медленно разгладил на груди рубашку и широко улыбнулся. Фиби обеспокоенно сощурилась, и Мерфи насмешливо спросил:
— Ты стала хуже видеть с тех пор, как мы расстались?
— Нет. — Ее карие глаза гневно потемнели. — Просто мне интересно, почему ты ухмыляешься ухмылкой хитрого черта. Я всегда волнуюсь, когда ты так делаешь, Мерфи.
— Хитрый черт? Звучит необычно, но романтично. Я и не подозревал, что ты такая нервная.
Он шагнул к ней и с удивлением отметил, что она не шелохнулась, только взгляд у нее стал еще более напряженным. Теперь он стоял так близко, что мог почти коснуться рукой ее влажной майки.
Фиби вздернула подбородок, словно указывая ему на некую невидимую линию, за которую он не смел переступать.
— Остановись, Мерфи. Ты начинаешь дразнить меня, а ведь я просила тебя не делать этого.
У него появилось непреодолимое искушение сильно прижать свою руку к ее телу.
— А может, я раздражаю тебя? А?
— Отойди, Мерфи!
Фиби гневно вспыхнула, а он, как зачарованный, наклонился совсем близко к ней, будто желая понять, что таится в опасной глубине ее глаз.
Она, оказывается, даже не представляла себе, до какой степени он способен ее взбесить, особенно учитывая цель ее так называемого неожиданного приезда.
А он продолжал как ни в чем не бывало:
— Так вы с Берд предпочитаете сушить одежду на себе или все-таки примете душ и переоденетесь? Не желаете остаться на ужин?
— Что у тебя на уме, Мерфи?
— Вопрос как раз в обратном: что у тебя на уме, детка!
Мерфи отчетливо услышал, как Фиби вздохнула, и протянул к ней руку.
Глава вторая
Прикосновение руки Мерфи к ее телу заставило Фиби вздрогнуть. Она не могла ничего с собой поделать, хотя оживлять воспоминания столетней давности, воскрешать чувства, которые он когда-то будил в ней, было совсем ни к чему. Теперь она с ужасом поняла, что напрасно думала, будто сможет жить в доме с Мерфи. Даже всего одну неделю.
Нет, не сможет.
Фиби решительно помотала головой, точно силясь отогнать наваждение, и посмотрела на него.
Да, это правда: ее тело запылало от одного-единственного его прикосновения. Но ведь он — это всего лишь мальчишка из ее далекого детства, а не мужчина, всерьез вознамерившийся пофлиртовать. Пусть даже он улыбается ей как мужчина, решивший соблазнить женщину.
Смутившись от собственного безумства — Господи, да это же всего только Мерфи! — она улыбнулась и сказала себе, что как-нибудь да справится и с собой, и с ним.
Она будет держаться на безопасном расстоянии от Мерфи Джонса и от его ленивой и беспечной улыбки, которая все еще заставляет ее таять и превращает ее мозги в студень. Черт возьми, она сможет это сделать, удавалось же ей это раньше, справится и сейчас, нужно только выспаться, ведь на ее стороне опыт, зрелый возраст и отчаяние.
Она сможет удержать под контролем свою дурацкую чувствительность.
Да, сможет, еще раз в отчаянии и сомнении повторила она про себя, наблюдая за лукавой улыбкой в углах его рта.
— Что у меня на уме? — повторила она его вопрос, отходя подальше от этого мужчины и усаживаясь на чемодан.
— Ну да. — Улыбка Мерфи обозначилась еще отчетливее.
— До чего ж ты подозрительный, Мерфи! — Она ответила ему лучезарной улыбкой и небрежно скрестила ноги. — Задаешь столько вопросов! Можно подумать, тебе не в радость, если кто-то решит приехать навестить тебя в этой глуши. — Она машинально принялась постукивать ногой об пол, в такт бешено стучащей в висках крови, потом остановилась, с сожалением заметив, что шорты у нее, пожалуй, коротковаты.
— Я слишком хорошо знаю тебя, Фиби, — небрежно уронил он. — Что ты ходишь вокруг да около?
— Ты забыл, что не видел меня восемь лет. Скорее всего, теперь ты знаешь меня не так хорошо!
Она поднялась очень резко, и чемодан, на котором она сидела, покачнулся и упал. Сердце у нее тоже упало, потом бешено заколотилось. В голове пронеслось, что сказано все не то и не так, и теперь ситуация стремительно ухудшается, скатываясь к полной катастрофе.
— Люди меняются, Мерфи, если ты знаешь.
— Неужели?
Она никак не могла рассмотреть выражения его лица — на него постоянно падала тень от какой-то сковородки, подвешенной к потолку.
— Конечно, меняются. Это называется взрослением. Зрелостью. — Она сталась говорить как можно небрежнее. — Мы все проходим через это, и я не исключение. — Она оглянулась на дверь в холл. — Послушай, как насчет твоего замечательного предложения поесть и переодеться? Мы с Берд смертельно устали. Хорошо бы принять душ. — Она осознавала, что говорит слишком много, но уже не могла
