Саксон была неприятно удивлена и заколебалась, но Билл отнесся серьезно к предложению миссис Мортимер.
— Вы ведь знаете Джона? — продолжала та. — Работника мистера Хэйла. Он вам нравится?
— Ох, я только сегодня мечтала о том, чтобы нам найти такого человека, — с жаром отозвалась Саксон. — Он такой добрый и преданный. Миссис Хэйл рассказала мне о нем очень много хорошего.
— Но об одном она умолчала, — заметила, улыбнувшись, миссис Мортимер: — Джон взят ими на поруки. Двадцать восемь лет тому назад он повздорил с одним человеком из-за шестидесяти пяти центов и в запальчивости убил его. И вот уже три года, как он живет у Хэйлов. А помните Луи, старика француза у меня на ферме? Он тоже был взят мною из тюрьмы. Итак, решено. Когда ваши работники явятся, вы будете, понятно, платить им сколько полагается; нужно только, чтобы прислали людей одной национальности — либо китайцев, либо итальянцев… Так вот, когда они явятся, то под руководством мистера Хэйла, — да и Джон им поможет, — сколотят себе небольшую хижину. Место мы выберем сами. Когда работа у вас пойдет полным ходом, вам понадобятся еще работники со стороны. И вы, Билл, разъезжая по окрестностям, подыскивайте себе подходящих людей.
На следующий вечер Билл домой не вернулся, а в девять часов прискакал верхом мальчик из Глен- Эллена и привез телеграмму; Билл отправил ее из Озерной области, куда отправился искать лошадей для оклендских конюшен.
Он вернулся только на третий день к ночи, усталый до изнеможения, но с трудом скрывая чувство удовлетворенной гордости.
— Что вы делали все эти дни? — спросила миссис Мортимер.
— Работал головой, — спокойно заявил он. — Старался убить двух зайцев одним ударом. И, верьте мне, я убил не два, а целую кучу! Уф! Я узнал об этом в Лондэйле. И надо вам сказать, я зверски измотал Хазл и Хатти, прежде чем поставил их в конюшню в Калистоге, а сам в дилижансе поехал в Санта-Элена. Я попал туда как раз вовремя, и вся упряжка одного горного возчика — восемь здоровенных тяжеловозов — досталась мне. Лошади все молодые, крепкие; самая легкая весит не меньше полутора тысяч фунтов. Вчера вечером я отправил их из Калистоги. Но это не все. Еще до того, в первый день, когда я был в Лондэйле, я встретился с одним парнем; он подрядился вывозить камень из каменоломни для мостовых. Этот лошадей не продавал, — наоборот, сам был не прочь купить их, лошади ему были нужны до зарезу. Он сказал, что даже готов брать лошадей напрокат.
— И ты послал ему тех, которых ты купил? — перебила Саксон.
— Вот и не угадала! Я эту восьмерку приобрел на оклендские деньги
— в Окленд и отослал. Но я договорился с тем парнем на будущее, и он согласен платить полдоллара в день за прокат каждой лошади, а ему нужно шесть. Затем я телеграфировал старику хозяину в Окленд, чтобы мне выслали шесть кобыл с разбитыми ногами, по выбору Бэда Стродзерса, пусть вычтут из моих комиссионных. Бэд знает, что мне нужно. Как только лошади прибудут — долой подковы, недельки две пусть попасутся на воле, а потом я их отправлю в Лондэйл. С работой они справятся: им придется возить камень на станцию; это под гору по мягкой грунтовой дороге. Каждая из них будет мне давать полдоллара в день — то есть три доллара в неделю. И мне не придется ни кормить их, ни ковать, только присматривать, чтобы с ними хорошо обращались. Три доллара в день — вот это я понимаю! На эти деньги я спокойно могу нанять двух работников для Саксон, если только она не заставит их работать и по воскресеньям. Да, вот тебе и Лунная долина! Этак мы скоро начнем брильянты носить! Черт побери! В городе можно тысячу лет прожить, и тебе так не подвезет. Почище китайской лотереи!
Он встал.
— Пойду задам корму Хазл и Хатти и устрою их на ночь. Все сделаю, а тогда поужинаем.
Женщины смотрели друг на друга сияющими глазами и только собирались заговорить, как Билл вернулся и, просунув голову в дверь, сказал:
— Может, вы не все поняли, что я вам говорил? Я каждый день зарабатываю на них три доллара; но самое главное, эти шесть кобыл — мои. Они — моя собственность. Они принадлежат мне. Ясно?
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
— Я еще наведаюсь к вам, детки, — сказала на прощание миссис Мортимер.
В течение зимы она приезжала несколько раз и объясняла Саксон, какие делать посадки для ежедневных потребностей рынка, какие — чтобы удовлетворять весною все растущий спрос на овощи, и, наконец, летом, в разгар сезона, когда будут раскупать все, что она вырастила, и все-таки будет не хватать. Хазл и Хатти каждую свободную минуту возили навоз из Глен-Эллена; тамошние скотные дворы еще не знали такой чистки. Приходилось также без конца доставлять со станции минеральные удобрения, которые закупались по указаниям миссис Мортимер.
Взятые на поруки заключенные оказались китайцами. Оба они долгие годы служили при тюрьме и были уже стариками; но та работа, которую они способны были выполнить за день, вполне удовлетворяла миссис Мортимер. Гоу Юм двадцать лет назад был старшим огородником в одном из крупных поместий Менло-парка. Причиной постигшей его катастрофы была драка, начавшаяся за игрой в фан-тан в китайском квартале Редвуд-сити. Его товарищ Чан Чи считался одним из самых отчаянных в те бурные годы, когда в Сан- Франциско еще существовали тайные китайские общества — тонги. Но четверть века сурового тюремного режима и работы на огородах охладили его пыл и приучили его руку вместо ножа к мотыге. Обоих помощников Саксон привезли в Глен-Эллен, как драгоценный груз, и сдали под расписку местному шерифу, который обязан был ежемесячно посылать тюремной администрации рапорт об их поведении. Саксон также должна была ежемесячно давать о них сведения.
От страха, что они зарежут ее, Саксон скоро, избавилась: бронированный кулак государства каждую минуту готов был обрушиться на них; достаточно было им один раз выпить глоток вина, и рука правосудия схватила бы их и бросила обратно в тюремную камеру. Не пользовались они также свободой передвижения. Когда старику Гоу Юму понадобилось ехать в Сан-Франциско, чтобы подписать некоторые документы у китайского консула, ему сначала пришлось просить в Сен-Квентине разрешения на эту поездку. Но главное — оба китайца были очень добродушны. Вначале Саксон угнетала мысль, что ей придется командовать двумя отчаянными каторжниками, но когда они приехали, оказалось, что работать с ними одно удовольствие. Достаточно было указать им, что надо сделать, — а как сделать, они знали лучше ее. От них она научилась всем приемам и ухваткам мастеров-садоводов и скоро поняла, что, работай у нее местные жители, она бы ни за что не управилась с фермой.
Не боялась она своих помощников еще и потому, что была с ними не одна. Саксон успешно шевелила мозгами. Так, вскоре выяснилось, что невозможно совмещать домашние дела с работой на огороде. Она написала в Юкайю той энергичной вдове, с которой они жили по соседству и которая занималась стиркой, и та сразу согласилась на предложение Саксон. Миссис Пауль было около сорока лет; низенькая и коренастая, она весила двести фунтов, но, несмотря на полноту, не знала, что такое усталость, не боялась никого на свете и, по мнению Билла, одной рукой справилась бы с обоими китайцами. Миссис Пауль привезла с собою сына, деревенского парня лет шестнадцати, — он ходил за лошадьми и доил Хильду, красивую джерсейскую корову, благополучно выдержавшую взыскательный осмотр мистера Хэйла. Хотя миссис Пауль отлично справлялась со всякой работой по дому, одного Саксон так ей и не доверила: она собственноручно стирала свое вышитое белье.
— Если я буду не в силах выстирать себе такой пустяк, — сказала она Биллу, — тащи лопату и вон под теми секвойями за речкой выкопай мне могилу. Значит, мне уж не жить на белом свете.
Как-то в первые дни жизни на ранчо «Мадроньо», во время второго посещения миссис Мортимер, Билл привез несколько водопроводных труб; из старого бака, поставленного под родничком, он провел воду в дом, курятник и конюшню.
— Уф, кажется, я научился шевелить мозгами! — сказал он. — Я тут видел, как одна женщина, по ту сторону долины, таскает воду из родника, футов за двести от дома; вот я и рассчитал: воду приходится брать три раза в день, а когда стирка — гораздо чаще. И представляете, сколько она отшагает за год? Сто двадцать две мили! Ясно? Сто двадцать две мили! Я спросил ее, давно ли она здесь живет. Оказывается, тридцать один год. Вот и помножьте! Выходит — три тысячи семьсот восемьдесят две мили, и все из-за отсутствия каких-то двухсот футов водопроводных труб. Какая нелепость!
— Но это еще не все. При первой возможности я добуду ванну и кадки. Скажи, Саксон, ты помнишь лужок — как раз где Дикарка впадает в Соному? И земли-то там не больше акра… Заявляю тебе, что этот
