– Так что ты хотела спросить? – изрек, наконец, я, когда все уже закончилось. Обычно в такие минуты на меня нападает болтливость.
– А, ну да, – спохватилась Стелла, будто и впрямь только что вспомнила. – Захожу тут к себе на ЖЖ-страничку и вижу, что некто послал запрос мне в друзья. Из любопытства смотрю на страницу запрашивающего и наблюдаю записки типа: «Люблю свою половинку» или «кисуля, мы вместе навсегда». Семейное положение не пустует, естественно. Притом, что нет никаких сообщений, зачем этот некто набивается ко мне в друзья? Для чего? Смысл тогда в чем?
– Ну-у-у-у, смысл! – важно заявил я. – Смысл далеко не всегда состоит в том, чтобы заключить брак или смачно перепихнуться. А может – ты его интересуешь как личность? Возможно, и вполне понятное желание накрутить счетчик количества друзей, или просто так, чтобы было. В запас.
– Вот этого «чтобы было» я и не понимаю, – грустно заметила Стелла. – Какое-то лицемерие получается и ханжество.
– Ну почему же обязательно лицемерие? Разве кому-то мешает нежно любить свою «кисулю» и одновременно со вкусом развлекаться на стороне? Большинство именно так и делает, а самоутверждение в совокупности с самовнушением тоже играют не самую последнюю роль. В этом случае такой человек как бы льстит себе: «ух, сколько у меня в друзьях симпатичных мордашек!»
– Однако! Самомнение и нынешнее время лишает веры в дружбу и просто переписку. Если кто-то меня добавляет себе в друзья, то мог бы написать, что желает интересного общения или еще чего подобного, а то добавил и молчок. Хотя вообще-то я не верю, что друзей нужно искать именно таким способом.
– Мало ли чего там, – возразил я. – Может стесняшка, или увидел фотки с информацией об интересах, а какие-то детали помешали написать записку. Испугался! Это тебе возможная версия подобного. Но версия вполне вероятная из-за особенностей современных юзеров. А из личного опыта скажу, что я в интернете познакомился со многими интересными для меня людьми. Друзей можно найти в самых невероятных местах, и твой ресурс тому не исключение. Но друзьями в полнм смысле их не назовешь… На мордашку с желанием заняться сексом я обычно не смотрел, потому что с этим всё у меня уныло хорошо, а новых приключений на свою задницу не ищу. Простое желание разнообразить мир новыми знакомствами – это вполне естественная потребность нормальных живых людей.
– Врешь, небось.
– Почему обязательно? – картинно удивился я. – Как мне тебя убедить? Может, надо сложить пальцы особым образом и сесть в изысканную позу? Не понимаю, что плохого в том, чтобы искать общения с новыми людьми? Это же свежие впечатления, эмоции, да и много чего другого. Однако твой пример показывает, что сейчас это мало кому нужно. У всех уже устоявшийся круг общения, и свободных мест нет, так сказать. Я очень хочу завести новые контакты. Не вижу в этом ничего криминального. Но опять-таки, ощущение, что людей с подобными мыслями как-то в дефиците.
– Да это – ладно. Я, собственно, вот что хотела узнать… – Слушай… а почему ты подошел ко мне тогда?
– Когда – «тогда»?
– Ты понял, о чем я, не прикидывайся.
– В кафе? Ну, как! Когда-то ведь надо было. А если честно, то ты мне показалась немного ненормальной. Сумасшедшей слегка. Так, самую малость. Кроме того, у меня в тот вечер было очень гадостное настроение, захотелось смены впечатлений, с кем-нибудь поцапаться или устроить маленький конфликт. Ты казалась вполне подходящим и перспективным кандидатом.
– Вот идиот! – сказала она, и больно ткнула меня пальцем в бок, куда-то между ребер.
– Ой! Ну, я бы не стал уж столь резко… Кстати, ты знаешь, что по происхождению слово «идиот» вполне благородно? Греческое «идиотия» означало вовсе не самую глубокую степень умственной неразвитости, а просто «невежество». На сленге византийского христианского духовенства этим термином обозначались миряне, люди не церковного, а государственного подчинения, соответственно – не достигшие «духовного просветления». А так как мирян тогда особо не уважали, то и слово снискало себе негативную окраску.
– Это ты к чему? – удивилась она.
– Так просто, вспомнилось, вечно занудствую не в тему. Надо что-то с собой делать.
– Надо, – кивнула Стелла. – Мужики, в массе своей, все-таки редкостные зануды и сволочи. Особенно один из них, тот самый, что изобрел моду на двухметровых грудастых блондинок. Я не отвечаю этим параметрам, поэтому эмпирически приходим к заключению, что все мужики – козлы. Ты не понял логики моих рассуждений?
– Не вполне, как-то, – буркнул я.
– Тогда это уже твои проблемы. Я, например, не доверяю людям, в которых нет хотя бы небольшой толики хулиганства. Без этого как-то не так. Недостоверно как-то.
– Ага, все по классику: «Если человек не пьет и не курит, то поневоле задумываешься – а не сволочь ли он?»
– Ну, да, да… Антон Палыч – гениален. Хороший человек должен иметь некие слабости. Мы всегда очень желаем порядка и закона, но применительно к кому угодно, только лишь не к нам любимым. Но я, будучи от природы наивной и верящей в лучшее и светлое, что скрывается в человеческой душе, надеюсь, что все к лучшему.
– Если уж ты наивная, то я тогда кто?
– Ты? – хитро переспросила она. – По-моему у тебя много каких-то комплексов, от которых ты почти избавился. Но следы-то остались. Кстати – почему так? Как найдешь внешне приличного мужика, так он оказывается или козлом, или дураком, или сволочью, или пидорасом?
– А кто я по твоей классификации? – почему-то заинтересовался я. Нет бы промолчать в тот раз. Будто за язык кто тянул.
– Ты? Только не обижайся. Что-то среднее между козлом и сволочью. Так почему?
– Вообще-то надо у социального психолога спросить, почему, – сказал я немного обиженным тоном: данная мне характеристика несколько напрягала. – Думаю, все от недоверия. Мы, мужики, часто недоверчивы. Оснований много, но обычно это всевозможные страхи и фобии. Ведь мы еще и жуткие трусы вдобавок, а причины опасений – слабости. У каждого из нас есть уязвимые места, и их немало, этих мест. Мы знаем о них всегда, тщательно скрываем и часто забываем, и нет желания сознаваться даже самим себе. Ведь как нас всегда дрессировали? Нельзя быть слабым, это плохо, это мужчины недостойно. И если женщин слабостям наоборот обучали («Ах, я всего лишь слабая женщина!»), что тоже не лучшая опора для характера человека, то нам с детских лет объясняли, что настоящий мужик свои ощущения выказывать не должен. Никогда. Если его поставили к стенке, то он издевается над расстрельной командой, а если любит, то обязательно страдая, но, не показывая открыто. Настоящий мужик, в народном представлении – мужественно-брутальный субъект с каменной мордой, запахом пота и многочисленными следами увечий на теле и лице. Он с одной и той же рожей грабит банк, занимается экстремальным сексом и рассказывает анекдоты. Все чувства у него где-то глубоко в мозгу, но и там они под замком, дабы, не приведи создатель, не вывалились наружу. Мужчина всегда прячет свои эмоции.
– Да? – она по привычке вскинула брови. – Тоже мне, открыл Америку. Но ты мне казался человеком творческим, что предполагает эмоциональность и самодостаточность. Тут не надо быть философом, чтобы понять столь банальную вещь.
– Как тебе сказать, творческим… – немного замялся я. – Это происходит немного от других корней. Творческий человек должен быть постоянно чем-то неудовлетворен. А счастливые люди, обычно не жаждут ни самовыражения, ни самореализации: для чего им это надо? Зачем? Они и так упакованы по полной программе. Всем довольны, всему рады. Лишь чем-то неудовлетворенная личность может создать нечто конкретное. Творчество – всего лишь вытаскивание из себя тех образов, что давят изнутри и мешают жить, а внешние впечатления – пища для этих образов. Если питаться каким-нибудь бредом, то и на выходе получается бред… Хотя иной раз и не поймешь, где бред, а где объективная реальность со своими образами.
– Ну, по-моему, это величайшее недоразумение всех времен и народов, – ораторствовала Стелла, –
