пользующиеся дурной славой, но могущие привлечь молодых людей от четырнадцати до двадцати четырех лет включительно. Я даже стал сочинять список: Нескучный сад вечером, Чистые пруды ночью, Патриарший пруд, Ховринская больница… Когда количество пунктов перевалило за четвертый десяток, стало как-то странно. Я стер этот список на фиг. Длинный получился. Неудобный слишком. Можно было в качестве консультанта пригласить одного довольно известного в Рунете и сильно продвинутого в изучении Москвы юзера, но не думаю, что он был бы сильно доволен. Хотя он и мог помочь, как эксперт по Москве вообще и ее историческим местам в частности, но человек он занятой, вниманием сильно избалованный, и я бы никому не рекомендовал обращаться к нему без крайней необходимости. Да и в крайней тоже. Ответить он может очень лютой шуткой, а потом еще и выставит вас на всеобщее осмеяние, тем более что изучает он ту Москву, которую мы потеряли, а мне надо было ныне действующую, еще не потерянную. Поэтому список нехороших мест я забросил, а вспомнил историю только про одно такое место. Историю, произошедшую со мною лично…
– Ну и давай, наконец, свою историю, а то очень уж длинное предисловие у тебя получается, – проворчал Иван.
– Так вот, – проигнорировал я недовольство собеседника, – в Москве, у станции метро Калужская, есть один такой долгострой, находящийся в одинаково недоделанном состоянии уже лет, наверное, двадцать. Здание напоминает сейчас декорацию к заключительной части «Дневного дозора», когда Апокалипсис в Москве уже случился, но Мел Судьбы еще не сработал. Стен нет вообще, только полы – они же потолки, соединенные вертикальными столбами. Еще бетонные балки торчат горизонтально в стороны, что придает каркасу дома вполне сюрреалистический вид. Охрана практически отсутствует, а все, что там ценного можно было украсть, давным-давно уже украли, и любой человек имеет свободную возможность попасть на объект непосредственно с улицы. Как я потом выяснил, в милиции про это место хорошо знают. Известно, что оттуда регулярно вывозят трупы людей, а у ближайших жителей «объект» пользуется стабильной, но на редкость дурной репутацией. Мамаши никогда не отпускают туда детей, да и взрослые не появляются там без особой на то надобности. Такая надобность возникла у меня, когда я возвращался поздним вечером домой из одной очень приятной компании. Посидели мы весьма неплохо, было немало съедено и немало выпито. Почему я не остался в том обществе до утра, к теме рассказа сейчас не относится, и разглашению пока не подлежит. Может, потом и расскажу, если возникнет на то желание. Но – не сегодня. Так вот. Пройдя уже полпути до метро, я вдруг почувствовал, что выпитое в компании пиво, а главное – непривычная экзотическая еда сотворили злую шутку, и до дома я могу так и не дойти. Поскольку платные сортиры у метро закрывались сравнительно рано, и думать было нечего искать там помощи. А назад вернуться я не мог, да и по времени уже не успевал. Положение начинало казаться катастрофическим. Очень кстати, я как раз поравнялся с вышеупомянутой стройкой. Уже стемнело, небосвод окрасился цветом темной лазури – тем самым цветом, что бывает у чистого безоблачного неба только в начале лета, когда темное время суток сокращается, а на севере наступает череда «белых ночей». Появились первые самые яркие звезды, а стаи ворон бесшумно слетались куда-то в южном направлении. Загорелись фонари – проходившая рядом улица хорошо освещалась, но пространство за забором утопало во мраке. Каркас недостроенного дома фантастически выделялся на фоне почти ночного уже небосвода…
– Минуточку, – перебил меня Иван, – а как же ты пролез, если это охраняемая стройка? В таких местах всегда и обязательно бывает дядя-охранник и свора собак.
– А так вот и пролез – нашел какую-то дыру в заборе, пропихнулся на территорию стройки и стал искать спокойное удобное место, дабы покончить со своей интимной проблемой. Радикально. Еще с юности, собираясь в малознакомую компанию, я привык брать с собой гигиенический набор: небольшой рулончик туалетной бумаги, пачку презервативов и несколько других ценных предметов, надобность в которых могла возникнуть в незнакомом месте безотлагательно и вдруг. Как же я был рад тогда своей предусмотрительности! С тех пор набор почти не изменился, только место туалетной бумаги заняли две пачки бумажных платочков. Двор стройки, заваленный какими-то железобетонными блоками и густо заросший молодыми березками с бурьяном, вначале показался лишенным всяких признаков одушевленной жизни. Но стоило пройти по территории и шумно наткнуться на какой-то невидимый в сумерках предмет, как сразу послышался нестройный собачий лай, и откуда ни возьмись, выскочила целая стая ободранных дворняг – та самая свора собак, о которой ты говорил. Злобно лая, шавки почти окружили меня. Вспомнив свои институтские подвиги по части пробежек по пересеченной местности, я устремился только в одну свободную сторону – к скелету недостроенного дома. Кое-как перебравшись на первый этаж, я почему-то решил, что собаки дальше не побегут. Но ошибся. Собаки явно не считали каркас дома чем-то для себя запретным, поэтому весело бросились всей сворой. Что делать? Тут впереди я увидел какую-то железную лестницу, и полез по ней. Собакам такое оказалось не по силам, а пройти по находящимся в отдалении ступенькам они не догадывались. Я отдышался, закончил у стеночки все свои экстренные дела и решил отсидеться на втором этаже, пока собаки не уйдут. Сейчас я уже не помню, сколько времени тогда прошло. Сравнительно много. Собак слышно не было, все спокойно. Тогда я взял с пола небольшой кусочек бетона и кинул его вниз, куда-то во двор. Звук падения, и – тихо! Это меня ободрило, и я тихонько пошел в сторону обычной, бетонной лестницы, с надеждой, что собаки или ушли, или я от них убегу. Но тут вдруг со стороны лестницы послышались чьи-то шаги. Шаркающие, но уверенные и целенаправленные. А темно уже, свет только от удаленных фонарей да из окон домов, что через улицу. Шаги тем временем все ближе и ближе, причем явно в мою сторону направляются. Шаги громкие, неторопливые, и уверенные такие, словно человек четко знает, зачем и куда он идет, убежден в себе, но собирается сделать нечто неизбежное и обязательное. Сторож, наверное, или охранник какой. Я только и успел, что далеко отойти от следов своего пребывания, как шаги прекратились, а прямо мне в глаза ударил луч белого света. Луч скользнул по моей фигуре, а потом метнулся в сторону недавнего моего нахождения. Зажмурился я со всех сил, и тут такая злость меня взяла, такая тоска вперемешку со стыдом, что захотелось мне провалиться вниз, к собакам. Или еще дальше, за забор. От натуги аж в глазах появилась какая-то белая муть, так мне тошно стало. Вцепился со злости в бетонную стену за спиной, и чувствую, что стена-то вовсе не бетонная, а деревянная, из плохо обструганных досок. Когда я окончательно очухался, то оказалось что так оно и есть – за моей спиной деревянный забор той самой стройки, а стою я как раз за ее пределами. Вот так. Что это было? Телепортация? Выпадение памяти? Глюки? Я не знаю, но факт, как говорится, имел место. До сих пор я никому не рассказывал об этом, сам понимаешь почему.
Почему-то я решил тогда не рассказывать Ивану о моем странном путешествии в Петербург. Это когда уснул в московском метро, а проснулся в Питерском. Все-таки там оставался маленький, но повод для сомнения.
– Тоже занятная байка, – хмыкнул Иван, – но моя покруче будет. Кстати после того раза, когда пытались избушку найти, мы уже в те места рыбачить больше не ездили. Традиция умерла, друзья мои стали какими-то скучными и малоразговорчивыми, а потом их вообще не стало…
– Извини, – перебил я Ивана, – а то забуду спросить. Эта ваша ловушка на маяке, которая таких вот как я бедолаг ловит, как она открывалась? Когда? Случайно, что ли?
– Нет, совсем не случайно, должно сойтись и сработать множество факторов. Во-первых – человек обязан находиться в удобном месте, и чтоб Проекту подходил. Одинокий человек и без родственников. Во- вторых, давление. Атмосферное давление обязано точно совпадать с маяком и твоей квартирой – а то так шибанет, что не только окна и двери в квартире, сам вылетишь к чертовой матери. И в-третьих – время, чтобы этот человек, вот ты в частности, не спал, не ел, не сидел в сортире, а был готов выйти из двери или из окна, на худой конец… Только не спрашивай меня, как все это работает! Не знаю!.. Да, слушай – интересно, конечно с тобой поговорить, но мне уже пора. Заговорились мы.
Похоже, Иван сильно уже жалел о своей излишней откровенности с практически незнакомым человеком.
– Это как это – пора? Я думал отсюда только вертолетом можно…
– Собраться надо, а то не успею. Образцы упаковать, барахло свое уложить. До ночи прокопаюсь, а утром и вертолет прилетит – завтра же первое мая! А если продолжу болтать, то забуду половину. Да, совсем забыл тебя предупредить – о своем точном местонахождении друзьям не сообщай потом, не надо. Такого рода откровенность здесь не приветствуется. Пошли, поможешь собраться. А это – тебе! – Иван снял со своей шеи и отдал мне свой амулет из серого металла. – Теперь ты тут хозяин. Нацепи прямо сейчас и не снимай никогда, пока сам дела не сдашь.
