«обширная область в Азии и в Европе».
Возможно, энциклопедисты, всесторонне расширив свои знания, решили, что вполне могут расширить и географические рамки. Азиатская тема возникла вследствие представлений о том, что Венгрия, Валахия и Болгария в древние времена под этими же названиями и также по соседству друг с другом находились в Азии. А на закате Античности добрые соседи аккуратно переселились в Европу. Луи де Жакур, автор статьи про Венгрию, просто следовал этим предрассудкам, к тому же немного смешав времена и пространства. Соседство определяло родство, а родство — родственность языков, и де Жакур, соответственно этому, считал, что венгры говорят на разновидности славянского языка. На самом же деле, если поискать три не родственных языка в Восточной Европе, то это как раз и будут венгерский, болгарский и румынский.
Корни истории об азиатском происхождении восточноевропейских народов и сказке о Великом переселении кроются в существовавшем в век Просвещения низком уровне знаний Запада о странах Восточной Европы. За восточной границей простирались огромные просторы, дававшие простор воображению. Граница между Европой и Азией отделяла культурный мир от всего остального и в разное время перемещалась на пространстве от восточной границы Западной Европы до глубин Сибири. Вместе с ней перемещались и географически привязанные к ней страны, оставляя на этом пространстве свои виртуальные следы. Да и откуда же, наконец, как не с востока, не из Азии прийти восточноевропейским народам? Не с запада же? На западе был цивилизованный мир, а его просвещенный ум просто не мог позволить считать всех этих варваров своей родней. (Азиатские Великая Венгрия и Валахия как–то не закрепились в истории, и сегодня мы знаем только древнюю Великую Болгарию. Она находилась в Среднем Поволжье, а Поволжье находится в Европе. Согласно французским просветителям, где–то рядом должны были расселиться и древние венгры с румынами. Однако никаких следов их пребывания ни здесь, ни где–то в Азии мы не найдем. А сама же Великая Болгария, как ее ни называй — хоть европейской, хоть азиатской — это просто пережиток старых воззрений, исторический курьез, порожденный отсутствием знаний Запада о своих восточных соседях.)
Описывая Венгрию, де Жакур критикует Вольтера за то, что тот якобы увидел в этих краях нивы и виноградники. Мы помним, что Вольтер разглядывал Восточную Европу из окна кабинета, но и де Жакур тоже обозревал Венгрию лишь в своём воображении. Правда, с воображением у него было хуже, и он не увидел
«почти ничего, кроме пустыни».
Если Венгрия на Западе часто представлялась безжизненной пустыней, а Украина — вообще страной загадок, то, что же можно было ожидать от дальнейшего движения западноевропейской мысли туда, где она должна обнаружить Россию? На карте почтовых дорог, вышедшей в 1758 году, России ещё не было, а дорога на восток растворялась где–то за Варшавой.
Ледьярд, заверив Джефферсона, что нынешние вандалы и скифы Парижу не угрожают, отправился из Санкт–Петербурга в Сибирь. Двигаясь по пути от Казани к Тобольску, он из каких–то своих соображений решил, что проезжает через земли, принадлежавшие раньше Польше. Незадолго до этого Россия в результате раздела Польши действительно получила часть её территории, но, как мы видим, у некоторых людей представления о политической географии приобретали очень причудливые формы.
Не менее причудливыми были и выводы, которые делал Ледъярд в ходе своих антропологических исследований. Он считал, что русские происходят от поляков, венгров, чехов и просто каких–то славян. Сами же эти народы, по его мнению, произошли от греков, а греки — от египтян. Таким образом, получалось, что генеалогия русских восходит к Египту. А чтобы в этом никто не сомневался, Ледъярд, опытный путешественник и тонкий наблюдатель, добавляет, будто бы русские одеваются как египтяне. Он мог бы обогатить западноевропейские представления о России и другими знаниями, но по приказу Екатерины был арестован и выслан из страны. Мысль же о египтянах никак не покидала его, и вскоре он отправился в Египет, где и умер при весьма загадочных обстоятельствах.
Россия имела неизвестные для Западной Европы территории не только на востоке, но и на юге, полученные в результате русско–турецкой войны. В Лондоне достать карту театра военных действий было невозможно. Во Франции с этим тоже были проблемы. Вольтер в одном из писем к Екатерине выражал надежду, что теперь наконец–то появится нормальная карта Крыма.
Слабость географических и иных представлений в век Просвещения показывает, что до этого уровень знаний об окружающем мире должен был быть ещё примитивнее, что, в свою очередь, никак не согласуется с той картиной прошлого, которое рисует традиционная история. Само Просвещение и есть пробуждение общественного интереса к миру, желание осмыслить его через различные науки. Людей начинали интересовать другие люди, народы, страны, их география, культура, кто они такие, и как соотносятся с ними самими. Происходило становление и бурное развитие естествознания и гуманитарных наук, в том числе и истории.
Мы видим, что описываемый период европейской истории оказывается несколько непривычным и откровенно темным как по мировоззрению его обитателей, так и с точки зрения полноты и достоверности наших знаний о том времени. Конец XVIII века не вносит необходимого прояснения, и в истории последовавшей на рубеже веков войны Франции против всего мира достаточно тумана. Кстати, а что дало возможность Франции вести победоносную войну и подчинить себе чуть ли не всю Европу?
На диаграмме представлено распределение ученых, философов и деятелей искусств по ряду крупных западноевропейских стран: Франции и окружающих ее Англии, Испании, Италии и Германии. В выборку вошли те люди, которые родились в XVIII веке, и получившаяся картина примерно показывает сравнительный уровень развития культуры в Европе на интересующий нас период.
Видно, что на долю Франции выпадает чуть ли не половина всего количества. Это
говорит о том, что она была наиболее развитой и передовой из стран Западной и, естественно, всей Европы. И это показательный пример того, что военная экспансия и е` успешность напрямую зависят от уровня развития государства, а всякие вторжения в Европу будь то со стороны азиатских персов, африканских берберов или же европейских викингов — исторические мифы, внушенные нам «шаманами». Высадившийся в Египте Наполеон без труда разбил превосходящую в количестве армию мамелюков — лучшую кавалерию Востока.
Я уже писал про некоторые странности того времени: непонятно откуда взявшиеся античные названия европейских стран, воскресшие легионы, консулы и прочее. Эпоха Наполеона таит немало загадок, и то, что кажется очевидным, вполне может оказаться недостоверным.
Считается (и это кажется бесспорным фактом), что Наполеон был маленького роста. Это — миф. Образ низкорослого императора сошел с нарисованных при его жизни картин. Изображенный в окружении маршалов и гвардейцев, Наполеон действительно казался невысоким, но только лишь по причине высокого роста окружавших его людей. Среди маршалов таких было достаточно, а гвардейцы такими были все: в гвардейские гренадеры времен консульства брали людей ростом от 180 см, во времена Империи — от 176 см. На тех же картинах, где Наполеон был изображен один, он тоже казался низкорослым. Причиной этому была его непропорционально большая голова. Люди с таким строением всегда выглядят ниже, чем они есть на самом деле.
Это, конечно же, все слова, но вот и дела. Единственное задокументированное измерение роста Наполеона было осуществлено сразу после его смерти на острове Святой Елены. Это сделал производивший вскрытие доктор Франческо Антоммарчи в присутствии многих свидетелей. Если перевести в нашу систему мер цифру, указанную им в отчете, то получится 169 см. Такой же рост Наполеона указан и в знаменитом «Словаре Наполеона» Жана Тюлара, изданном в 1987 году. Учитывая, что с определенного возраста рост человека немного уменьшается, можно считать вполне справедливой цифру 170 см. Даже в наше время
