что делать. Может быть, действительно следует тело заморозить? Сошлись все на том, что максимум тело можно сохранить один — два месяца, а затем его надо предать земле.
12 марта сделана еще одна попытка найти решение. Красин собирает на совещание медицинскую комиссию и приглашает принять участие в дискуссии известного ленинградского патологоанатома Г. В. Шора, который разработал свой метод изготовления анатомических препаратов с применением глицерина. Это совещание, полное недоговоренностей, осторожных формулировок и пессимизма, стоит того, чтобы о нем рассказать подробно.
На вопрос: 'Что же делать?' — Шор предлагает прежде всего уменьшить воздушное пространство над телом, чтобы меньше было высыхание, затем он говорит, что и в бальзамирующей жидкости тело не удастся сохранить, так как одежда даст окрашивание. 'Так что я думаю, — резюмировал он, — что от сохранения в жидкости придется совершенно отказаться, это является нецелесообразным'. Затем вдруг Шор предлагает лакировать кожу лица для разглаживания морщин, как это делается косметологами, тело же 'в таком виде, в каком оно находится сейчас, может быть сохранено еще максимум на 3–4 месяца'. А чтобы вид тела был лучше, Шор предлагает бесцветные стекла в крышке гроба заменить на розовые.
Абрикосов пытался осторожно поддержать уважаемого Шора: 'Вопрос ставится так, что, может быть, у нас имеется средство, которое даст профессор Шор, а именно обеззараживание с последующим применением глицерина, и в таком случае тело может быть сохранено'.
Шор упорно ищет возражения: 'Да, у нас хорошие результаты, но не для кожи: тут без пигментации не обойдется. Так что я лично, как автор этого способа, сказал бы, что в данном случае он неприемлем'.
Красин пытается уточнить: 'Вы опасаетесь изменения цвета кожи?'
'Да, но и усыхание возможно', — отвечает Шор.
Красин, как инженер, грамотно объясняет ему, что уменьшение закрытого пространства над телом для установления водного равновесия, особенно при низких температурах, не имеет большого значения. 'У меня нет справочной книжки Хита под рукой, — говорит он, — но я могу вас уверить, что речь идет тут лишь о нескольких кубических сантиметрах'.
Прямолинейный Савельев не выдерживает и грубо спрашивает Шора: 'Вы чего, собственно, боитесь?'
Шор вновь говорит об усыхании и изменении цвета кожи: 'Просто она делается буроватой и имеет вид высохшей кожи'.
Красин пытается в наилучшем виде представить способ Шора: 'Погружение тела в ванну и держание его в жидкости с постоянно возрастающей концентрацией спирта, а затем введение глицерина и оставление на несколько месяцев в такой жидкости, по всей вероятности, гарантирует нам, что по истечении определенного числа месяцев мы будем иметь возможность вынуть тело из этой жидкости и открыть доступ к нему для обозрения'.
Ответ Шора: 'Я думаю, что это не выйдет'. На все вопросы Шор упорно твердит об изменении цвета кожи, которая станет пергаментной и более коричневой. 'Если употреблять формалин, — утверждает он, — то он всегда дает бурый цвет'. И далее: 'Вероятнее всего появление этих пятен можно объяснить влиянием формалина, сернистых газов, соединенных с кровяными пигментами'.
Туманные ответы Шора в конце концов вынуждают Воробьева выступить с подробной программой действий. Воробьев, судя по всему, изменил обычной своей осторожности. 'Поскольку, — говорит он, — имеется предоставленный трехмесячный срок, необходимо обработать тело тремя способами: ввести бальзамирующую жидкость через сосуды, погрузить тело в жидкость, а в труднодоступные места ввести раствор путем инъекций. Затем, — утверждает он, — я убежден, что глицерин не ухудшит цвет лица Владимира Ильича. Также возможно будет в дальнейшем применять и цветное освещение, то есть цвет лампочек. Поскольку голова находится еще в таком состоянии, которое допускает поправление, то способ Шора в настоящее время должен быть применен', — заключает Воробьев.
Дешин спрашивает его: 'А что же надо делать конкретно?' Воробьев излагает по сути готовую программу, в которую он уже и сам верит безусловно. 'Вынуть тело — раз, удалить всю жидкость — два, подвергнуть тщательной прочистке все тело, промыть, если это возможно, все сосуды, кроме головы, для того чтобы удалить отовсюду кровь, заменить эту жидкость, которая в данный момент там находится, спиртами, удалить предварительно хлористый цинк, вычистить тщательно внутренние органы, а по отношению к глицерину применить способ препарирования глицерином'.Эта программа воодушевила даже Шора. 'Нельзя брать сразу глицерин,
— замечает он, — а сначала более слабый раствор. Все места, где замечено гниение, надо обработать формалином, частично удалить их, заменив марлей'.
Осторожный Дешин предлагает скромные меры: 'Где немного впрыснуть, где немного помазать, где ввести формалин, но если всего это будет недостаточно, то остается единственный способ — заморозить'. Красин тут же спрашивает: 'Профессор Шор, по поводу замораживания вы не считаете возможным высказаться?' Шор: 'Мне трудно'.
В заключение все согласились с Красиным, что такого метода бальзамирования, который обеспечил бы сохранение тела Владимира Ильича в его теперешнем состоянии на неопределенно долгий срок, по- видимому, не имеется.
В этот же день другая, более высокая инстанция — исполнительная тройка под председательством Молотова приняла решение: 'Признать необходимым немедленно приступить к обработке тела В. И. Ленина жидкостями по методу сохранения естественной окраски тела, разработанному профессором Шором'. Однако и это решение осталось только на бумаге.
Теперь или никогда
Домашний анализ итогов последних совещаний, о которых подробно рассказал Воробьев Збарскому, убедил последнего по крайней мере в том, что, во-первых, никакого определенного решения в правительственной комиссии по сохранению тела Ленина еще нет, во-вторых, что Воробьев за время дискуссий постепенно преисполнился уверенностью, что он все-таки лучше других понимает дело и вполне справился бы с бальзамированием тела Ленина, в-третьих, что эту проблему надо решать немедленно, так как в теле скоро наступят совсем уже необратимые изменения и оно будет погребено.
Однако ведь уже есть решение Молотова о закупке оборудования и создании условий для глубокого замораживания тела Ленина в соответствии с предложениями Красина! Более того, работы в Сенатской башне уже начались. Вот тогда-то и возник совершенно необычный план у Збарского, который он блестяще осуществил.
Перед самым отъездом Воробьева в Харьков 12 марта Збарский уговаривает написать письмо Збарскому, задним числом, под его диктовку. Збарский объясняет нерешительному Воробьеву: такое письмо позволит сделать предложение 'от нашего общего имени', конечно, оговорив, что это будет только попытка. 'Кроме того, — вспоминает Збарский, — я ему обещал, что я договорюсь, в случае если это дело будет поручено, что оно будет сохранено в полной тайне. Таким образом, как будто бы большого риска нет, а главное, нет опасности, что нас 'затюкают', чего особенно боялся Воробьев'.
Вот основные выдержки из текста этого необычного письма:
'Москва, 11 марта
Дорогой Борис Ильич!
Теперь я уезжаю с убеждением — волынка будет тянуться дальше, что решительных мер принято не будет и что все дело скоро окончится, так как лицо уже теперь землистое, скоро почернеет, а там и высохнет, что показывать покойника публике будет невозможно. Если будете в комиссии, продолжайте настаивать на методе обработки жидкостями'. А уж чтобы окончательно выбить почву из-под Красина, Збарский диктует фразу: 'Кстати сказать, против замораживания, основываясь на литературных данных, абсолютно все члены комиссии'.
'Нечего и говорить, — вспоминает Збарский, — с каким трудом он (Воробьев) вымучивал каждую фразу этого письма, боясь, чтобы я это не мог использовать как его определенное предложение взять на
