Н.Г. Проселкову, который до призыва в армию был парторгом шахты, было поручено вынести святыню — Знамя полка. И его сопровождала группа специально назначенных бойцов, с которой, возможно, следовал и комиссар полка. Недалеко от этого места местные жители обнаружили командира, который нес портфель, полный денег в запечатанных пачках (очевидно, часть полковой кассы).
Раскопки одной из могил полностью подтвердили и рассказ Чухарева Ф.П. об обстоятельствах гибели начальника штаба полка майора Машковцева Ф.С. В ней находились останки майора, старшего лейтенанта, лейтенанта и сержанта. Характер повреждений костей черепов говорил о том, что они покончили с собой (или убиты в упор). Наиболее хорошо сохранились кости скелета майора (он был без брюк и сапог — видимо ему пытались оказать помощь), в черепе которого была обнаружена пуля от нагана. Обе ноги были перебиты, причем кость стопы — пулей, а в бедренной кости второй ноги осколком был выбит целый кусок. Этим же осколком была убита лошадь, на которой он ехал (череп ее тоже находился в могиле, а тушу съели голодные солдаты).
Характер ранений полностью подтверждал рассказ ветеранов об обстоятельствах его ранений и гибели. Позднее проведенная Центральной криминалистической лабораторией МВД СССР экспертиза подтвердила, что представленный для исследования череп действительно принадлежал Ф.С. Машковцеву[379].
По рассказам жителей д. Богдановка, после боя немцы прочесали местность и собрали брошенное оружие. Всех, кого удалось захватить живым, угнали. Тех, кто не мог идти, добили. Своих убитых они закопали около деревни. Через несколько дней их всех увезли в город. На следующий день немцы согнали жителей Гредякино, Богдановки и Золотаревки хоронить погибших. При этом они не разрешали смотреть и брать документы и вещи убитых. Все же колхозникам удалось изъять посмертные медальоны у многих воинов. Однако девушка, собравшая и закопавшая их где-то в деревне, позднее была угнана в Германию и в Богдановку больше не вернулась. Убитые лежали группами и в одиночку по всему полю. Руководивший захоронением бывший военрук Гредякинской школы Михайлов А.Я. настоял, чтобы тела стаскивали с поля к овражку. Это уберегло могилы от распахивания. По словам местных жителей, на поле у Богдановки погибло не менее 100 воинов. Все они погибли в один день, после которого здесь боев больше не было.
В течение двух лет Н. Слесарев проделал колоссальную работу по обследованию обнаруженных семи захоронений. В них были найдены останки 98 человек. Воинские звания удалось установить только у половины: офицеров — 22 (в том числе майоров — 2, капитанов —1, старших лейтенантов — 6, лейтенантов — 7), сержантов — 12, солдат — 15. Был обнаружен 21 медальон, но часть бумажных вкладышей в них оказалась безнадежно испорченной (даже криминалистам не удалось их расшифровать), другие — вообще не были заполнены. По записям удалось опознать 16 человек, из них шестеро были из 120-го гап, один офицер из 166-й сд. Принадлежность остальных установить не удалось, хотя Слесарев разыскал их родных. Но найденные предметы снаряжения и экипировки погибших, их обмундирование и эмблемы позволили сделать вывод, что большинство захороненных у д. Богдановка принадлежали 120-му гап, в частности, его штабным подразделениям и подразделениям боевого обеспечения (радисты, разведчики, топографы, вычислители, писари, медики). Позднее в этом же районе Слесарев нашел еще одно захоронение с останками 25 человек, в основном пехотинцев. По рассказам местных жителей, они погибли за 2–3 дня до атаки артиллеристов. Всего Слесарев в одиночку нашел останки 125 воинов, установил имена 19 из них.
11 октября 1981 г. — через 40 лет после последней попытки прорыва частей 19-й армии из окружения у Богородицкого — начальник отдела газеты «Красная Звезда» А. Хорев на основе моих материалов написал большой очерк «Отцовский полк». А 25 ноября он же написал большую статью «Забыть не вправе» о поисковой работе Н.Н. Слесарева, где затронул вопросы о розыске воинов, пропавших без вести, о необходимости захоронения останков погибших[380]. Ведь в то время раздавались голоса за то, чтобы имена пропавших без вести не включать в Книги Памяти!
К моему большому сожалению, опознать останки полковника Н.И. ЛОПУХОВСКОГО[381] не удалось. Относительно обстоятельств его гибели существует несколько версий. Если не вдаваться в подробности, они сводятся к следующему. Первая (щадящая меня версия): отец умер в результате тяжелого ранения, и его успели даже похоронить, документы забрал адъютант или кто-то из штабных работников. Вторая (я про себя назвал ее героической): отец застрелился, чтобы избежать плена, которого он все равно не выдержал бы. Возможно, она возникла в разговорах однополчан в лагерях военнопленных и более поздних воспоминаниях ветеранов. Не все бойцы и командиры знали о возвращении отца из госпиталя в Вязьме 1 октября. Говорили: командир полка с нами, командир приказал, командир ранен, умирает, застрелился… Но при этом многие имели в виду исполнявшего обязанности командира полка в течение почти месяца майора Машковцева, который застрелился. И, наконец, версия, рассказанная Фризеном много позднее после моих настойчивых попыток узнать правду. По некоторым признакам она мне кажется самой правдоподобной. По его словам, раненного в живот осколком мины полковника Лопуховского пристрелил немец (так называемый «выстрел милосердия»), который снял с него часы и срезал знаки различия — петлицы с четырьмя «шпалами». Еще бы — за полковника могли и отпуск дать! Поэтому, кстати, его и опознать среди погибших оказалось невозможным.
В течение 30 лет на все мои запросы и запросы ветеранов в ЦАМО РФ отвечали, что документов о 120-м гап в архиве нет. Тем не менее 16 марта 1990 г. в делах Западного фронта мне удалось обнаружить штатно-должностной список командного состава полка по состоянию на 24 июля 1941 г. (то есть после месяца боев и отхода из Белоруссии). Впервые удалось установить фамилии 161 офицера и сержанта (занимающих офицерские должности). Из них 80 человек к тому времени мне еще не были известны. Через некоторое время я уже знал судьбу 144 человек, 49 из них уцелели в огне войны. В результате многолетнего поиска к 1 октября 1995 г. удалось установить фамилии 543 человек (30 % от численности полка на 1.10.1941 г.), из них: погибло — 60 (офицеров — 28), пропало без вести — 191 (123), были живы после войны — 171 (68), судьбу 121 человека в связи с недостаточными персональными сведениями о них установить пока не удалось.
Время брало свое, и мои запросы и письма чаще всего запаздывали. Особенно жалею, что не застал в живых командира взвода разведки 3-го дивизиона лейтенанта ЛЮЛЯВА Д.С. (мое письмо пришло в Одессу через два месяца после его кончины), который был с командиром полка до конца и точно знал, как он погиб. Его взяли в плен 13 октября, 20-го он бежал с двумя товарищами. Потом все же был пойман и оказался в концлагере в Германии. Был членом антифашистского комитета военнопленных, поддерживал связь с подпольной группой немцев. Но после репатриации и спецпроверки вновь оказался теперь уже в советском концлагере. Его вдова толком ничего не могла вспомнить из его рассказов.
Отношение к бывшим военнопленным после войны общеизвестно. За редким исключением все они были репрессированы — стране нужна была дармовая рабочая сила для возведения великих строек коммунизма. Один военнослужащий 120-го гап после освобождения из плена «прошел госпроверку в 12-й запасной стрелковой дивизии по 1-й категории». Сия иезуитская формула означала высшую меру наказания — расстрел. Приговор обжалованию не подлежал и, как правило, приводился в исполнение немедленно.
Насколько бывшие военнопленные были запуганы репрессиями, говорит следующий факт.
