глубины и с неатакованных участков. Однако этого не произошло. Что же помешало нашему командованию использовать сильные стороны обороны, в том числе и заблаговременно подготовленные в тылу рубежи? Это главным образом ошибки и просчеты, допущенные в подготовке и ведении обороны на всех уровнях, начиная со Ставки и Генерального штаба.
На первое место следует поставить просчет Ставки, связанный с недооценкой силы и возможностей группировки противника, противодействующей нашим трем фронтам. Недооценили возможности врага по быстрому ее усилению, ошиблись в сроках готовности его к новой масштабной операции. Это застарелая болезнь нашего высшего военного руководства, убаюканного собственными сводками об уроне, нанесенном врагу в ходе предыдущих боев и сражений. Сколько раз еще она будет повторяться в ходе войны! Наша разведка прозевала крупные перегруппировки войск противника с флангов советско-германского фронта на Западное стратегическое направление. Это привело к запаздыванию с принятием решения на переход к так называемой жесткой обороне без всяких попыток частных наступательных операций под различными предлогами. Советским войскам не хватило времени на подготовку обороны, способной противостоять сильным ударам врага.
Сказалась и недооценка возможностей разведки противника, особенно воздушной, по вскрытию системы нашей обороны. Например, на Западном фронте почему-то думали, что противник только и способен тупо «прогрызать» хорошо подготовленную оборону на вяземском направлении. Можно продолжать и дальше, но остановимся, отметив лишь, что недооценка возможностей противника, пробивной силы и подвижности его танковых и моторизованных соединений лежит в основе всех ошибок и просчетов, допущенных при подготовке и в ходе Вяземской оборонительной операции.
А второе место по праву занимает другая сторона той же медали — переоценка собственных возможностей. За короткий срок — с 10 сентября, когда, наконец, прекратили масштабные наступательные операции, результаты которых по большому счету не стоили затраченных усилий и жертв, удалось в какой-то мере пополнить войска Западного направления. Пополнить настолько, что решили под различными предлогами продолжать частные наступательные операции вплоть до 28 сентября. А такие поборники «улучшения тактического положения», как командующий Брянским фронтом, чутко улавливающий желания вождя, продолжали атаковать противника до самого начала операции «Тайфун». В результате не успели подготовить оборону к отражению ударов противника. Не удалось преодолеть тяжелейшие последствия предыдущих операций, войска были измотаны до предела. Укомплектованность соединений личным составом подняли лишь в процентах, только благодаря переходу на сокращенные штаты. Не хватало вооружения, боевой техники, боеприпасов и материальных средств, в том числе средств связи и транспорта. В связи с большими потерями, в том числе и командного состава, резко снизился и до этого не очень высокий уровень тактической подготовки командиров частей и подразделений, не говоря уже о слабой выучке личного состава, необученности пополнения. Вера солдата в способность командования добиваться успеха в связи с большими потерями, несопоставимыми с потерями противника, в значительной мере была подорвана. Недаром враг в своих оценках не однажды отмечал: «<…> русские войска, действовавшие по обе стороны Вязьмы, оказались измотанными во время предшествующих многодневных атак в направлении Смоленска».
И все же в распоряжении командования Западного, Резервного и Брянского фронтов оставались немалые силы, при правильном использовании которых можно было бы оказать немецкому «Тайфуну» более организованное и упорное сопротивление. В многочисленных трудах и исследованиях совершенно справедливо отмечалось пагубное влияние, которое оказал на ход боевых действий крупный просчет Ставки при распределении зон ответственности фронтов — уже упоминавшаяся чересполосица, которая по инерции осталась после Смоленского сражения. К началу операции две армии Резервного фронта оказались в первом эшелоне, а остальные четыре, по существу, составляли стратегический резерв, но подчинялись почему-то Буденному. Недаром этот фронт так и не получил директивы на переход к жесткой обороне. Читатель уже видел, что взаимодействие между Западным фронтом и армиями Резервного фронта, находившимися в его тылу, не было организовано. Судя по воспоминаниям Конева, он даже не представлял начертания подготовленных оборонительных рубежей в своем тылу: ведь он не собирался — отступать. Дело дошло до того, что саперы 31-й армии заминировали рокадные дороги в тылу Западного фронта, которые предназначались для маневра его войск. В целом следует признать, что армии Резервного фронта, развернутые на подготовленном Ржевско-Вяземском рубеже в качестве стратегического резерва, отведенной им роли в обороне Москвы в полной мере не сыграли.
Иногда высказывается мнение, что количество войск позволяло разместить имеющиеся силы и средства на местности в два оперативных эшелона: первый — войска Западного и Брянского фронтов, второй — Резервный фронт. Возможно, в этом была бы несомненная оперативная логика, и подобное построение создавало удобства для управления стратегической группировкой в целом. Однако, по нашему мнению, идти на такую масштабную перестройку с переподчинением 24-й и 43-й армий, находящихся в первом эшелоне, связанную с изменениями в системе управления и снабжения было уже поздно и опасно. Проще было бы продлить разгранлинию между Западным и Резервным фронтами за железнодорожную рокаду Торжок, Ржев, Вязьма, Угра, оставив 33-ю армию Буденному. Глубина обороны Западного фронта увеличилась бы до 110–120 км. Конев получал в этом случае полноценный второй эшелон, возможность организации взаимодействия с ним и маневра резервами, опираясь на Ржевско-Вяземский оборонительный рубеж. Переподчинение армий второго эшелона осуществить было проще. Кстати, это пришлось сделать, но уже в ходе отражения ударов противника в условиях острого недостатка времени и потери связи.
Ставка и командование фронтов ошибались также и в отношении направлений и силы ударов противника. При принятии решения на оборону оцениваются все элементы обстановки, но в первую очередь исходят из оценки противника, его группировки и намерений, при меняемых им оперативных приемов. Взвешивают степень опасности его возможных ударов на различных направлениях и из них выбирается наиболее опасное для наших войск и, значит, наиболее выгодное для противника. В этом и состоит искусство военачальников. И уже в зависимости от сделанных выводов определяются направления (районы) сосредоточения основных усилий войск, что, собственно, и составляет основу решения на оборону. В идеале они должны если не совпадать полностью с направлением главного удара противника, то хотя бы создавать возможность быстрого перехвата его за счет маневра резервами. К сожалению, Ставка ВГК, да и командующие фронтами не очень-то прислушивались к мнению командующих армиями и выводам разведчиков. Им отводилась роль исполнителей указаний «сверху». В том числе и поэтому ни на одном из фронтов не удалось своевременно определить направление главного удара противника, а значит, правильно выбрать направление сосредоточения основных усилий.
Быстрому прорыву фронта и высоким темпам наступления врага способствовали неглубокая оборона армий и низкая подвижность основной массы резервов, за исключением танковых бригад. В связи с запаздыванием с принятием решений и постановкой задач на контрудар войска не имели времени на его подготовку. При их проведении не удавалось создать превосходство в силах на направлении удара, организовать взаимодействие, артиллерийскую и авиационную поддержку. Поэтому контрудары фронтовыми резервами в лучшем случае имели ограниченный успех (опергруппа Болдина).
Немцы, прорвав оборону на узком участке, немедленно принимали меры по его расширению, захвату и закреплению рубежей, выгодных для отражения попыток противник контратаковать во фланг основной своей группировке. Контратаки и контрудары они, как правило, сначала отражали с места, а потом сразу атаковали. Иногда решение на контрудар (контратаку) принималось без учета конкретной обстановки совершенно недостаточными силами, только исходя из правильного в общем, но ложно понятого принципа активности обороны, а иногда и просто под нажимом «сверху», В некоторых случаях выгоднее было имеющимися силами занять выгодный рубеж и отражать наступление противника огнем с места.
За три месяца боев уже можно было изучить взгляды противника, его тактические и оперативные приемы по взлому нашей обороны и дальнейшему развитию операции. После стремительного прорыва противником нашего фронта в трех местах можно было спрогнозировать его возможные дальнейшие действия. Немцы всяческими способами старались обозначить наступление на участках, где они на самом деле вели лишь демонстративные и сковывающие действия, чтобы как можно дольше вводить в заблуждение советское командование. И их уловка сработала. Советскому командованию так и не удалось вскрыть своевременно замысел противника по окружению основных сил фронтов за подготовленными
