— Хороший был день? — спрашивает он.
— Неплохой. Вернул свой телефон.
— Без драки?
— Без большой.
Он подозрительно смотрит на меня.
— Даже не знаю, хочу ли я знать, что это означает?
— Наверное, нет.
— Твои руки как-то проявлялись?
— Нет, — вру я. — А как у тебя день прошел?
Он едет по дорожке вокруг школы.
— Хорошо. После того, как я тебя высадил, полтора часа ехал в Коламбус.
— Почему в Коламбус?
— Там большие банки. Я не хотел вызвать подозрение, запрашивая перевод большей суммы, чем имеется во всем городке.
Я киваю.
— Умно.
Он выруливает на дорогу.
— Ну, ты назовешь мне ее имя?
— А? — спрашиваю я.
— Для такой смешной улыбки, как у тебя, должна быть причина. Самой убедительной причиной была бы девушка.
— Как ты догадался?
— Джон, друг мой, на Лориен твой старый Чепан был завзятым бабником.
— Брось, — говорю я. — На Лориен бабников не бывает.
Он одобрительно кивает.
— Ты наблюдательный.
Лориенцы моногамны. Если мы влюбляемся, то на всю жизнь. Женитьба происходит примерно в двадцать пять лет, плюс-минус, и не связана ни с какими формальностями. Больше, чем на чем-либо еще, она основана на обещании и обязательстве. До того как покинуть планету со мной, Генри был женат двадцать лет. Прошло десять лет, но я знаю, что он скучает по жене и вспоминает ее каждый день.
— Так кто она? — спрашивает он.
— Ее зовут Сара Харт. Она дочь агента по недвижимости, от которой ты получил наш дом. У нас совпадают два урока. Она в одиннадцатом классе.
Он кивает.
— Симпатичная?
— Не то слово. И умная.
— Да-а, — протяжно произносит он. — Я давно этого ждал. Но только имей в виду, что мы можем сорваться отсюда в любой момент.
— Я знаю, — отвечаю я, и потом до самого дома мы едем молча.
Дома я вижу, что Лориенский Ларец стоит на кухонном столе. Он размером с микроволновку, почти точный куб, сорок пять сантиметров на сорок пять. Меня охватывает волнение. Я подхожу к нему и берусь за замок.
— По-моему, мне больше хочется узнать, как он открывается, чем даже что у него внутри, — говорю я.
— Правда? Ладно, я покажу, как он отпирается, потом мы его запрем и не станем смотреть, что там внутри.
Я улыбаюсь ему.
— Не придирайся к словам. Ну, так что внутри?
— Там твое Наследство.
— Что значит мое Наследство?
— Это то, что дается каждому Гвардейцу при рождении и должно использоваться его или ее Хранителем, когда Гвардеец обретает свое Наследие.
Я в волнении киваю.
— Ну, и что же там?
— Твое Наследство.
Его уклончивые ответы меня расстраивают. Я берусь за замок и с усилием пытаюсь его открыть, как всегда это делал. Разумеется, он даже не шевельнулся.
— Ты не можешь его открыть без меня, а я — без тебя, — говорит Генри.
— Ладно, и как мы его откроем? Здесь нет замочной скважины.
— Волей.
— Ну, перестань, Генри. Хватит секретов.
Он убирает с замка мои руки.
— Замок открывается, только когда мы вместе и только после того, как появляется твое первое Наследие.
Он идет к входной двери, высовывается, потом закрывает и запирает ее. Затем возвращается.
— Прижми ладонь к замку, — говорит он, и я прижимаю.
— Он теплый, — говорю я.
— Хорошо. Это значит, что ты готов.
— Что теперь?
Он прижимает свою ладонь к другой стороне замка и сплетает свои пальцы с моими. Проходит секунда. Дужка замка отскакивает.
— Чудеса! — говорю я.
— Он защищен лориенским заклинанием, как и ты. Его нельзя сломать. Можно проехать по нему на паровозе, и на нем не останется ни царапины. Только мы вместе можем его открыть. Пока я не умру. Тогда ты сможешь его открыть один.
— Ну, — говорю я, — я надеюсь, этого не случится.
Я пытаюсь поднять крышку ящика, но Генри останавливает меня.
— Подожди, — говорит он. — Там есть вещи, которые ты еще не готов увидеть. Иди сядь на диван.
— Да ладно тебе, Генри.
— Доверься мне, — говорит он.
Я качаю головой и сажусь. Он открывает ящик и достает камень длиной примерно пятнадцать и толщиной пять сантиметров. Он запирает ящик и подходит с камнем ко мне. Он безупречно гладкий и прямоугольный, прозрачный по краям, но мутный в середине.
— Что это? — спрашиваю я.
— Лориенский кристалл.
— Для чего он нужен?
— Держи, — говорит Генри, передавая его мне. В ту секунду, когда я его касаюсь, на обеих моих ладонях загорается свет. Они светятся даже ярче, чем за день до этого. Камень становится теплее. Я поднимаю его, чтобы получше рассмотреть. Мутная масса посередине движется волнами, как водоворот. Я также чувствую, что становится горячим кулон у меня на шее. От всего происходящего меня охватывает трепет. Вся моя жизнь прошла в нетерпеливом ожидании того, когда проявятся мои способности. Вообще-то бывали времена, когда я надеялся, что они вовсе не проявятся, в основном в расчете на то, что мы, в конце концов, сможем где-нибудь осесть и жить обычной жизнью. Но сейчас, когда я держу кристалл, в центре которого словно клубится дым, и знаю, что мои руки невосприимчивы к жару и огню и что на подходе новые способности, а за ними придет и главная (способность, которая позволит мне сражаться) — это, прямо скажем, довольно круто и возбуждает. Мое лицо невольно расплывается в улыбке.
— Что с ним происходит?
