ГЛАВА ПЕРВАЯ
Импозантная стать Андреоса Деметриоса вступила в противоборство с воздушными завихрениями, вызванными вращающимися лопастями вертолета. Андреос, только что покинувший его салон, вынужден был пригнуться. Будучи редкостным снобом, он тяжело шел на подобные компромиссы, извиняя себя только тем обстоятельством, что никто не смог бы противостоять силе авиационных моторов.
Мэтью, наблюдавший за отцом из салона вертолета, улыбнулся еле заметной саркастической усмешкой, но тут же спрятал ее, когда удаляющийся попытался повернуться к нему лицом.
Мэтью ступил на землю вслед за ним.
Так сложилось, что в силу роста,— возраста, общественного положения, определенных черт характера и еще бог знает по какой причине Мэтью никогда не становился объектом изучения со стороны других людей. Он сам наблюдал за окружающими и находил это захватывающим, поучительным, но чаще забавным.
При этом его внешность была отнюдь не безынтересной. Высокий, стройный, атлетически сложенный человек, профиль которого был достоин изображения на аверсе древнегреческой монеты, а фас — быть выписанным во всех подробностях на холсте. Сам же он казался всем «вещью в себе». И видел в этом пользу.
Свинцово-серые глаза Мэтью, как правило скептически сощуренные, выдавали только насмешливый его нрав и острый ум, о который многие уже поранились. Он был возмутительно молчалив, позволял себе игнорировать все светские условности, никогда не расшаркивался, не поддерживал церемониального пустословия, с ходу приступая к сути дела. Не размениваясь на пустую болтовню, он замечал, насколько внимательными становятся к его словам люди, стоит ему заговорить. Кого-то его вызывающее бесстрастие возмущало, кого-то стесняло и озадачивало, кого-то даже забавляло, редко в ком вызывало симпатию. Но Мэтью систематически демонстрировал безразличие к мнению окружающих. Он давно уяснил для себя главное: окружающие воспринимают его иначе, чем его отца, которому он тем не менее во многом следовал.
Он и был иным в большинстве своих внешних проявлений.
Старик повернулся к нему и кивнул, требуя внимания. Мэтью сосредоточился.
В отношениях между сыном и отцом всегда присутствовала напряженность.
Старик заговорил по-гречески. Его голос, с трудом перекрывавший шум лопастей, звучал раздраженно, надрывно, нетерпимо. Мэтью выслушал старика с вежливой полуулыбкой на лице.
Андреос был единственным человеком в галактике, - которого Мэтью искренне не желал нервировать без особой на то надобности. Просто это происходило всегда само собой. То ли от разности темпераментов и интересов, то ли в силу возрастных различий. Но взаимное раздражение росло независимо от желания этих двоих.
Так или иначе, Мэтью Деметриос, известный также как Мэтью Готье — бесстрашный гонщик «Формулы-1», всякий раз втайне радовался, вступая в безгласное противостояние со стариком. Только заглядывая предку в глаза, выслушивая его старомодно-патетичные тирады, он мог ощутить внутреннее удовлетворение от их непохожести.
Ему нравилось думать, что он иной, отличный, особенный. Но он старался не вступать в открытую конфронтацию с отцом. Иначе бы ему пришлось выдать себя. Выдать свои потаенные мысли и идеи, тщательно скрываемые ото всех. Он же не желал этого и смиренно выслушивал сварливое ворчание старика.
Мэтью внутренне посмеивался над его неудачными попытками разгадать натуру собственного сына. Он лелеял это тайное чувство собственного превосходства, которого ему так недоставало в отрочестве и которое он старательно и мучительно взращивал в себе в годы юности.
Андреос Деметриос читал и перечитывал обширный доклад, который был подготовлен к его прилету. Обладая критическим мышлением, он первым делом стремился выискать ошибки, явные и скрытые. Удовлетворив свою придирчивость в том, что касалось формы доклада, он мог погрузиться в анализ его содержания.
Подчиненные были хорошо осведомлены об этой его черте, а те, которые сталкивались с ней впервые, быстро научались соответствовать требованиям босса.
По прищуру подслеповатых глаз, сжатым губам и углубившимся на лбу морщинам можно было безошибочно определить, что Андреос просматривает столбцы сумм, перепроверяет, сопоставляет, делает выводы. Сжавшиеся — в определенный момент челюсти красноречиво сообщали наблюдателю, что недовольство каким-то обнаруженным недочетом не замедлит себя проявить и лишь дожидается необходимого толчка — той «последней капли», которая способна превратить в праведный гнев его тривиальную страсть к придиркам.
Этот момент настал. Яркий пурпур гнева залил морщинистые отцовские щеки.
— Ты обязан отменить эту свою поездочку... — с презрением процедил Андреос, но спазм раздражения пресек его натужную речь. — Куда ты там собирался?
Мэтью не выдал ни удивления, ни расстройства. Он продолжал внимательно взирать на отца, кротко ожидая продолжения отповеди. Но когда пауза затянулась, Мэтью слегка кашлянул.
Отец оторвал глаза от бумаги и посмотрел на сына, нахмурившись. Мэтью вынужден был сказать:
— В Шотландию...
— В Шотландию... — пробормотал вслед за ним Андреос. — Так вот, в Шотландию ты не поедешь, — безапелляционно объявил он.
— Почему? — невинно поинтересовался Мэтью.
— Потому что я велю тебе отменить эту твою поездочку, — вернулся к своему обычному пренебрежительному тону Андреос.
Мэтью пожал плечами.
Он привык к такому обращению с детства. Он и не знал другого. В династии судовладельцев, а теперь еще и флагманов в сфере информационных технологий и телекоммуникаций мужчины никогда не елейничали друг с другом.
Однако командный тон отца покорно принимался кем угодно, но только не Мэтью, который мог кивнуть, согласиться, отмолчаться — и в конце концов сделать по-своему. Из-за этого молодого наглеца всеми уважаемый Андреос Деметриос никогда не мог почувствовать себя полновластным владыкой империи под названием «Деметриос Энтерпрайзиз».
Старик поднялся со своего массивного начальнического кресла и принялся величественно вышагивать по мраморному полу, в то время как строптивый потомок бесстрастно наблюдал за ним. Это была война поз, а не убеждений.
— С моей стороны было бы очень невежливо отказать людям, которые ждут меня в Шотландии, — лениво проговорил Мэтью. — Тебе хорошо известно, что в пределах нашего круга открытое пренебрежение — непозволительная роскошь, — резонно обосновал свою лукавую мысль сын.
Эта поездка была задумана лишь отчасти как увеселительная. Дружище Джеми взывал о помощи. Год назад он унаследовал от отца замок в легендарных шотландских горах, сохранить который оказалось значительно сложнее, чем заполучить. Хронический должник, Джеми столкнулся с жестокосердной банковской системой и теперь вынужден расставлять жизненные приоритеты. Правда, он надеялся ограничиться финансовой помощью друга.
Старик пропустил мимо ушей этот довод сына. Он ловко развернулся у противоположной стены и, не глядя на Мэтью, проговорил:
— Хватит прохлаждаться! Завтра прибывают Саша с матерью.
