обманутой всякий раз, когда самец номер один возвращался домой после очередной вылазки. Судя по той свирепости, с какой его жена нападала на приближающуюся соперницу, она уяснила обстановку весьма отчётливо. Её муж не принимал участия в этих нападениях. Таким образом, самец и самка номер два не существовали друг для друга, и каждый смотрел только на представителя другого пола из счастливой супружеской пары, которые, казалось, со своей стороны очень тало интересовались соседями.
Такое положение могло бы существовать длительное время, если бы я не вмешался и не пересадил вторые номера в другой идентичный аквариум. Разъединённые с предметами своей отвергнутой любви, они быстро нашли утешение в обществе друг друга и образовали пару. Некоторое время спустя обе самки выметали икру в один и тот же день. Теперь я имел то, что желал, именно: две пары животных одного вида в одной и той же стадии цикла размножения. Поскольку размножение этих рыбок само по себе много значило для меня, я решил подождать со своим экспериментом до тех пор, пока молодые в обеих семьях подрастут настолько, чтобы они смогли существовать самостоятельно даже в том случае, если супружеские связи родителей будут окончательно порваны.
После этого я обменял самок. Результат оказался двусмысленным и не дал ясного ответа на вопрос, узнают ли рыбки своего супруга «в лицо». Моё толкование, которое я излагаю ниже, может показаться многим слишком смелым и, несомненно, нуждается в дальнейшем экспериментальном подтверждении. Самец номер два принял самку номер один сразу же, как только она была посажена к нему. Однако, мне кажется, это нельзя расценивать как свидетельство того, что самец не заметил перемены; действительно, его поведение при каждой встрече с самкой во время церемонии «смены караула» говорило как будто об усилении пыла и страсти. Самка сразу приняла ухаживания самца и без колебаний приступила к исполнению своей роли. Но и это не говорит о многом, ибо в этот период самка целиком занята молодыми и обращает на самца мало внимания.
В другом аквариуме, куда я посадил самку номер два к самцу номер один и его потомству, дела приняли совершенно иной оборот. Здесь самка тоже интересовалась только детьми; выведенная из душевного равновесия переменой обстановки, она сразу поплыла на мелкое место и начала встревоженно собирать около себя молодых. Именно то же самое сделала самка в другом аквариуме. Но совершенно противоположным было поведение самца. В то время как самец номер два принял новую самку дружеской церемонией «накаливания», самец номер один продолжал насторожённо охранять выводок, отказался принять помощь самки и в следующий момент обрушил на неё бешеный таранящий удар. Несколько серебряных чешуек заплясали, подобно солнечным зайчикам, на дне аквариума, и я должен был вмешаться, чтобы спасти самку, которая в противном случае могла быть забита до смерти.
Что же произошло? Самец, который получил «более симпатичную» самку, ухаживал за ней и раньше, почему и принял замену с удовлетворением; другой же, помещённый с первоначально отвергнутой им самкой, был взбешён и, его нельзя не оправдать. Теперь он нападал на неё гораздо свирепее, чем делал это раньше, в присутствии своей законной супруги.
Способы заботы этих рыб о своём потомстве ещё более интересны, чем взаимоотношения взрослых особей, и гораздо пленительнее для наблюдателя. Кто хоть раз наблюдал, как они непрерывно обвевают струями свежей воды икру или крошечных рыбок, лежащих в гнезде, сменяют друг друга на дежурстве с военной точностью, или позже, когда молодые учатся плавать, заботливо ведут их сквозь толщу воды, тот никогда не забудет этих сцен. Но самое трогательное зрелище можно наблюдать, когда дети, уже способные плавать, на ночь укладываются спать. Каждый вечер, прежде чем молодые достигнут возраста нескольких недель, они с наступлением сумерек возвращаются к гнездовой камере, в которой провели раннее детство. Мать стоит около входа в гнездо и собирает молодых около себя. Затем она подаёт особый сигнал движением своего плавника.
Эта деталь поведения особенно ярко выражена у великолепной драгоценной рыбки Hemichromis bima- culatus, одной из самых прекрасных среди всех цихлид. Я думаю, что Руперт Брук[24] имел в виду именно этих рыбок, когда писал следующие строки:
Сверкающие и переливающиеся голубые пятна на темно-красном спинном плавнике играют особую роль в тот момент, когда самка драгоценной рыбки укладывает детей спать. Она быстро дёргает плавником вверх и вниз, испуская яркие вспышки наподобие гелиографа[25]. В ответ на это молодые собираются под матерью и послушно опускаются в отверстие гнезда. В это время отец обыскивает аквариум в поисках запоздавших. Он не тратит времени на уговоры, а просто забирает их в свой просторный рот и, подплыв к гнезду, «выплёвывает» во входное отверстие. Молодые рыбки сразу тяжело падают на дно и остаются лежать там. Дело в том, что плавательный пузырь спящих молодых сжимается настолько сильно, что они становятся гораздо тяжелее воды и, подобно маленьким камешкам, остаются лежать в гнездовой камере, как лежали в раннем детстве, когда их плавательный пузырь ещё не был наполнен газом. То же явление «утяжеления» вступает в действие, когда родители собирают молодых в рот. Без этого рефлекторного механизма отец никогда бы не смог удержать детей вместе, как он делает это каждый вечер, препровождая их на ночлег.
Однажды я наблюдал, как драгоценная рыбка во время подобной вечерней транспортировки опоздавших совершила поступок, совершенно изумивший меня. Поздно вечером я вошёл в свою лабораторию. Уже спустились сумерки, и я хотел быстро покормить рыбок, которые ещё не ели в этот день. Среди них была и пара драгоценных рыбок с выводком. Подойдя к аквариуму, я увидел, что большинство молодых находились уже в гнезде, возле которого дежурила самка. Когда я бросил на дно кусок дождевого червя, она отказалась от еды. Отец, в величайшем возбуждении сновавший взад и вперёд в поисках «прогульщиков», отвлёкся от выполнения своих обязанностей, соблазнившись отличным задним концом червя (по непонятным причинам он предпочёл этот кусок целому червю, лежавшему перед ним). Он схватил половину червя, но тот был слишком велик, чтобы проглотить его сразу. Самец принялся жевать свою добычу и в этот момент увидел молодого, плывущего вдоль стенки аквариума. Самец вздрогнул, как ужаленный, бросился вдогонку за маленькой рыбкой и затолкал её в уже наполненный рот. Это был волнующий момент. Рыба держала во рту две совершенно различные вещи, одну из которых она должна была отправить в желудок, а другую — в гнездо. Как она поступит? Должен сознаться, что в этот момент я не дал бы и двух пенсов за жизнь крошечной драгоценной рыбки. Но случилось удивительное! Самец стоял неподвижно, с полным ртом, но не жевал. Если я когда-нибудь полагал, что рыба думает, то именно в этот момент. Это совершенно замечательно, что рыба может найтись в подлинно сложной ситуации, и в этом случае она вела себя именно так, как вёл бы себя человек, будь он на её месте. Несколько секунд она стояла неподвижно, как бы не находя выхода из положения, и почти можно было видеть, как напряжены все её чувства. Потом она разрешила противоречия способом, который не может не вызвать восхищения: она выплюнула все содержимое на дно аквариума. Червь упал, и маленькая рыбка, ставшая тяжёлой благодаря приспособлению, о котором уже говорилось, последовала за ним. Затем отец решительно направился к червю и неторопливо начал есть его, все время поглядывая одним глазом на молодого, который послушно лежал на дне. Покончив с червём, самец взял малька и отнёс его домой к матери.
Несколько студентов, бывших свидетелями этой сцены, вздрогнули, когда один человек начал аплодировать.
СТОИТ ЛИ СМЕЯТЬСЯ НАД ЖИВОТНЫМИ?
Я редко смеюсь над животными, и когда это случается, всякий раз обнаруживаю позже, что смеялся-то я над самим собой, над людьми, ибо многих животных мы иногда воспринимаем как более или менее безжалостную карикатуру на человека. Мы стоим перед обезьянником и смеёмся, однако не смеёмся при виде гусеницы или слизня; и если брачные ужимки здорового, сильного гусака кажутся нам невероятно забавными, то только потому, что наши молодые люди ведут себя весьма похоже в сходных ситуациях.
Просвещённый наблюдатель редко смеётся над странными, эксцентричными животными. Меня всегда выводят из себя посетители зоопарка, высмеивающие тех животных, у которых в ходе эволюции развились особые черты строения, кажущиеся нам необычными. Гротескные формы хамелеона или муравьеда вызывают во мне чувство глубокого удивления, но отнюдь не веселье.
