народа я таких мастеров не нашел. Пришлось выписывать иностранных мастеров.
Полет их фантазии меня просто обрадовал: когда один из них, вдоволь насмеявшись над моим рассказом о потопе (конечно, я хотел взять их на борт!) предложил мне сделать закрытый корабль, воздух в который будет поступать по длинной трубе, я был поражен. Никто из наших до этого бы не додумался. «А такой корабль есть в Заповедях? А его конструкция одобрена Всевышним? А в скрижалях было хоть нечто подобное?». Вот что я услышал бы, предложи кто из моих соотечественников соорудить подводную лодку.
Но мастера, — говорили, что это греки, а я сам толком и не понял, — вовсе не интересовались, что думает по поводу их задумки Бог. Они вообще были меньше склонны к депрессии, и мучительным размышлениям, чем мы. Когда я задал вопрос о Боге и корабле, мастер рассмеялся мне в лицо, и ответил, что не видит между этим никакой связи. Неужели я думаю, что богам (они почему-то считали, что их должно быть много, а я от всей души надеялся, что это не так, хватит нам и одного) больше нечего делать, кроме как следить за строительством какого-то там корабля? Неужели я настолько уверен в том, что боги испытывают хоть какой-то интерес к нам, людям?
Признаюсь, мне нечего было ответить этому смешливому крепышу с аккуратной бородкой.
В самом деле, размышлял я, наблюдая за строительством корабля «Спасения», почему мы слепо полагаем, что Бог, — это такой ревнивец, пасущий нас, словно пастух стадо? Может, мы заблуждаемся, и потому совершенно неправильно живем? Может, он сотворил нас, и занялся другими, более интересными для него делами? Нет, конечно, я был еще далек от мысли, что почитать бога не следует. В конце концов, даже если он плюнул на нас, это не повод не испытывать благодарности просто хотя бы за то, что Он нас создал. Но, может стоит только этим и ограничиться в отношениях с Богом? Может, потому Он и зол на нас, что мы никак не оставим Его в покое?
Время шло, и корабль был почти готов. Зверинцы тоже были битком набиты. Скажу вот еще что: никакие упреки относительно предвзятости выбора видов не принимаются. Животные тоже не верили в Потоп, это раз, я не зверолов и ни черта в этом не понимаю, два, все, что можно было сделать, я сделал, и всех, кого мы могли поймать и спасти, мы поймали и спасли, это три. Откуда, скажите на милость, я мог достать мамонта? Скажите спасибо еще, что мои посланцы обнаружили у берегов Африки несколько десятков кенгуру, которые попали туда благодаря торговым обменам африканских царьков с китайцами, и тех, в свою очередь, с полинезийцами, контактировавшими с аборигенами Австралии…
Кстати, к Потопу я готовился десять лет. Поэтому и зве…
— Чудно, — дочитала последнюю страницу Наталья, — но где же здесь лейтенант Петреску и его последняя великая любовь?
— А вот тут, — остановил машину, и принялся тискать девушку Петреску, — в машине!
Влюбленные хохотали, визжали, ласкались, и вели себя глупо. В общем, как и полагается, решил пастух Скорцени, глядя с холма на машину. Автомобиль, в котором ехали Петреску и Наталья, прибыл в село Ларга.
— Ну, — отдуваясь, продолжила Наталья, — я серьезно. При чем тут ты, и этот странный текст про Ноя?
— Понимаешь, — объяснил Петреску, — эту книгу пишет один непутевый чудак, который придумал только название, а потом, как он сам мне сказал, его мысль пошла по другому пути. Это еще что. Первая часть — вообще про морских свинок.
— А третья?
— А третью часть книги о Потопе он хочет написать от имени Бога. Но с этим у него, он говорит, проблемы.
— Бедный Бог.
— Бедный писатель.
Петреску и Наталья вышли из машины. Навстречу им, приветственно размахивая руками, с холма спускались старый пастух, стажер СИБа Андроник и журналист Балан. Казалось, они идут с неба.
…Вечером, когда вдоволь напившаяся вина компания спустилась к реке, послушать волны, пастух Скорцени увидел, что за корягу зацепилось какое-то тело. Увы, в отличие от некогда так же плывшего стажера Андроника, этот утопленник был определенно мертв.
— Странно, — вгляделась Наталья в лицо мертвеца, — кого-то он мне напоминает.
— Это араб, который торгует шаурмой в центре, — твердо сказал Петреску, после чего добавил, — торговал…
— Это афганец Осама, которого СИБ считал Осамой Бен Ладеном, — объяснил журналист Балан.
— Это Бен Ладен, — заверил всех стажер Андроник, — сомнений нет. Я тайком прочитал шифровку шефа американцам.
Наталья задумалась.
— И что теперь, вернемся? — спросила она мужчин. — Ведь если он и вправду главный террорист, то с его смертью и вся эта паранойя, вся эта истерика во всем мире пройдет?
Стажер, Дан Балан и лейтенант Петреску приуныли.
— Не стоит вам этого делать, — рассудил мудрый Скорцени, — пусть он мертв, но они же обязательно выдумают кого-то другого!
С этим согласились все. Скорцени пошел собирать овец, Балан вызвался ему помогать. Стажер Андроник, — он был все еще слаб после своих трех смертей, — тоже побрел в дом. Остались только лейтенант Петреску и его последняя любовь, Наталья. Отцепив тело Осамы от коряги, они посмотрели, как мертвец, покачиваясь, сливается с темным горизонтом.
Потом взялись за руки, и пошли в Ларге.
«Я, Бог, на самом-то деле не был глупым слепцом, и непоследовательным параноиком, каким меня хочет представить это глупое хрюкающее параноидальное создание, наводящее на меня бешенство своими дурацкими подпрыгиваниями — невыносимая морская свинка.
Я, Бог, вовсе не тиран, деспот и придурок, каковым меня хочет представить сын тирана, деспота и придурка Ной.
Я, Бог, умнейшее создание на свете. Я, Бог, добрейшее создание на свете. Чтобы присмотреть за этим алкоголиком Ноем, я принял обличье ламантина.
Это едва не стоило мне жизни. Но я не очень волновался: ведь это едва не стоило мне жизни ламантина. Но не жизни Бога.
Я, Бог. И я раскрою сейчас вам Сущее. Познав это, вы станете Богом. Как я. Я, Бог, говорю вам, слушайте, ибо ничего важнее в вашей жизни вы не услышите. Приникните сейчас, как к замочной скважине, и внемлите мне. Слушайте. Вот величайший секрет вашего бытия.
Величайший секрет вашего бытия состоит в том, что наз…».
