унесет кого-то из них во мрак.
К концу следующего дня охрана и возчики повеселели, на горизонте появился небольшой городок Франк, и нам всем предстояла ночевка под теплой крышей и в безопасности, за высокими крепостными стенами. Когда солнце стало склоняться к горизонту, мы проехали через городские ворота.
Стражи, видимо хорошо зная Маха и Бохана, пропустили нас без очереди, отрезав других желающих от возможности оказаться в преддверии ночи в городе. И конечно, тут же с нашей стороны было сделано щедрое подношение в городскую казну – с человека медную монету, с лошади три, с фургона пять. Каждому стражнику по серебряной монете и пару золотых монет начальнику стражи, чтобы и в следующий раз не забывали.
Рядом с городскими воротами находился постоялый двор, туда мы и направились. Маха и там знали, так что для всех нашлось местечко.
Впервые за пять дней мы пили хорошее пиво и ели настоящую еду, готовясь выспаться на деревянных кроватях. Купец предполагал пробыть в городе всего одну ночь, а наутро отправиться дальше.
Людям едва удалось разместиться в доме, несмотря на то что часть охранников осталась охранять фургоны – воров хватает в каждом городе. Трое возниц были при лошадях.
Поскольку нас с Молотом ничего не обременяло, то мы без особых проблем заняли отдельный стол, за которым собирались просидеть до глубокой ночи. К нам никто не подсел, хотя постоялый двор был переполнен, но нас это нисколько не расстроило – мы пили, ели и веселились, досадуя только на то, что еда у нас не столь хороша, как у Маха и Бохана, сидевших неподалеку.
То ли они услышали наш разговор, то ли по какой другой причине, но ближе к ночи хозяин постоялого двора стал обслуживать нас сам, прогнав неповоротливую, толстую и некрасивую служанку.
Сначала это нам показалось подозрительным, но, после того как на столе появилось блюдо с зажаренным до румяной корочки гусем, пахнущим так, как должны пахнуть яства в верхнем мире, а затем еще и кувшин вина, предназначенный явно не для общего пользования, мы оттаяли. Вино оказалось крепким и здорово ударило по мозгам, так что скоро для меня все расплылось, словно в пелене плотного речного тумана.
Я не помнил, ни как оказался в своей комнате, ни кто меня туда довел – одно могу сказать: никогда до этого так не напивался.
Проснулся в обед, когда солнце уже жарило вовсю, наполнив до отказа своими жгучими лучами всю комнату. Я открыл мутные глаза и простонал от жуткой боли, которая ворвалась в мою бедную голову вместе с ослепительно-ярким светом. Ноги и руки не желали двигаться, словно набитые тряпьем, не хотели ни сгибаться, ни разгибаться. После тяжких усилий мне все-таки удалось опустить ступни на грязный деревянный пол из плохо пригнанных и пропитанных старым маслом, чтобы не старели, досок.
Мне было плохо, в желудке образовалась настоящая пустыня, в которой что-то пеклось и хрипело, требуя воды. Я залез рукой под кровать, вытащил ночной горшок и с трудом сделал то, без чего не мог двинуться дальше. Немного полегчало. Еще посидел, закрыв глаза и вспоминая вчерашний вечер.
Мы с Молотом сначала пили пиво, оно было кислое, сваренное недели три назад, если бы не дальняя дорога, то нас никто бы не смог заставить его пить. Ели сначала какую-то дрянь, похожую на кашу из неочищенного зерна, потом принесли мясо неизвестного животного, тушенное с кислой капустой.
В какой-то момент все изменилось, нам стал прислуживать хозяин, он принес вина и жареного гуся, а дальше все пропало, как в тумане. Наверно, вино для меня оказалось слишком крепким.
Я еще раз обвел взглядом комнату, рядом стояла еще одна кровать, соломенный тюфяк на ней был прикрыт грубым одеялом, похоже, на ней никто не ночевал этой ночью. Должно быть, Молот подцепил себе подружку.
Хорошо. Надо двигаться дальше. Умыться, поесть, выпить и отправляться в путь, караван ждать не будет.
Кстати, почему меня не подняли?
Насколько помню, Бохан говорил, что обоз отправится ранним утром, как только откроют городские ворота.
Передумали? Решили задержаться?
Спуск по крутой лестнице оказался не прост – меня шатало из стороны в сторону, я едва не срывался вниз, повисая на слабых руках на кривых, дурно отесанных перилах, но все-таки сумел добраться до двери, ведущей во внутренний дворик.
Там должен был находиться колодец. Вода…
Я с трудом добрался до деревянного, наполовину заполненного колодезной водой ведра, стоящего на темном, позеленевшем от времени срубе, и долго пил. Желудок впитывал влагу сразу и без остатка. Когда наконец оторвался и понял, что угроза неминуемой смерти миновала и я снова смогу жить дальше, огляделся, но ничего не понял.
Вчера вечером здесь было не протолкнуться: лошади, возницы, пара фургонов – прочие остались на улице под охраной, а сейчас никого… Странно.
Посмотрев на солнце, я решил, что стоит еще освежиться, чтобы выглядеть как человек. Внутри плескалась вода, так пусть будет и сверху.
Разделся донага, долго и с наслаждением мылся, смывая дорожную грязь, пот, пыль, то и дело отправляя ведро в прохладную глубину колодца.
Только после этого почувствовал себя окончательно живым и способным мыслить.
Что же меня смущает и что мне так не нравится в этом пустынном дворе?
Пустынном!!! Вот оно, ключевое слово!
Вчера здесь были лошади… Вон мальчишка-конюший подбирает лошадиные яблоки, разбросанные по всему двору, укладывая их в огромный деревянный ящик.
Внутри у меня что-то начало бурлить, желудок почувствовал неладное. До меня наконец-то дошло –
