тоже упоминается Главк, но уже как сын Гипполоха, т. е. внук Беллерофонта. Встреча Аякса и Гектора для единоборства в 'Немейских одах' (Nem. II.14), вероятно, есть отзвук знаменитого рассказа Гомера об этом единоборстве в 'Илиаде' (VII). О Мелеагре ('Истмийские оды', Isthm VII.32) можно заключить, что он погиб, защищая свою родину. В 'Илиаде' (IX) он тоже защищает свою родину, но о судьбе его ничего не сказано. Конечно, можно оспаривать связь Пиндара с Гомером в этих текстах, так как она очень общая и наряду с этим встречается у обоих поэтов полное расхождение. Но остальные тексты из Пиндара о Троянской войне (их около трех десятков) уже совсем никак не связываются с Гомером.
Остается указать только три текста из Пиндара, где упоминается ни больше и ни меньше, как сам Гомер. В 'Пифийских одах' (Pyth. IV.277 слог) приводится место из Гомера (Илиада, XV.207 слог) — 'Благо, если посол и совет подает нам разумный'. Хотя этот гомеровский текст приведен у Пиндара с некоторой перефразировкой, но здесь употребляются те же самые слова и выражения, так что о связи с Гомером здесь не может быть никакого сомнения. Заметим, однако, что уже по условиям метрики Пиндар и не мог приводить цитаты из Гомера в цельном и нетронутом виде. В 'Немейских одах' (Nem. VII.21) читаем, что сладкогласный Гомер более поведал об Одиссее, чем тот претерпел на самом деле. Ясно, что Пиндар читал какого-то Гомера, но с уверенностью сказать, что он читал именно нашего Гомера, опять-таки невозможно. Здесь же, в последующих стихах — 25–28, он приписывает Гомеру изображение самоубийства Аякса, которое в нашем Гомере не содержится. В 'Истмийских одах' (Isthm. IV.35–40) опять говорится о самоубийстве Аякса (у Гомера), но на этот раз с пространным и торжественным прославлением искусства Гомера. Правда, в 'Одиссее' (XI.548–584) имеется эпизод с описанием встречи Одиссея и Аякса. Аякс гневается на Одиссея за одержанную этим последним победу над ним и там же имеется намек на его раннюю смерть из-за доспехов. Но никакого специального изображения самоубийства Аякса здесь нет. Изображение это было в циклических поэмах, которые Пиндар, очевидно, приписывает тоже Гомеру.
Таким образом, никакое самое внимательное изучение гомеровских отзвуков и намеков у Пиндара не может заставить нас признать, что Пиндар пользовался нашим текстом Гомера и что наш текст Гомера в эпоху Пиндара имел свою окончательную форму.
Перейдем к трагикам.
Нас не должно удивлять то обстоятельство, что у трагиков нет цитат из Гомера. Ведь было бы странно ожидать, чтобы какой-нибудь герой в трагедии вдруг стал цитировать Гомера. Трагедия — произведение чисто художественное и совсем не теоретическое; и поэтому из-за отсутствия в ней гомеровских цитат никакого вывода о положении с самим Гомером в V в. сделать нельзя. Однако удивительным и, прямо нужно сказать, потрясающим для филолога обстоятельством является то, что и по своему сюжету трагедии Эсхила, Софокла и Еврипида почти не имеют никакого отношения к поэмам Гомера. Сюжетные реминисценции из гомеровских мифов здесь чрезвычайно редки, а по содержанию своему слишком общи и только с большой натяжкой могут быть связываемы с какими-нибудь текстами нашего Гомера.
Поразительно то, что из нескольких сот дошедших и не дошедших до нас трагедий только две действительно развивают гомеровский сюжет, это — 'Киклоп' и 'Рес' Еврипида. 'Киклоп' развивает сюжет IX песни 'Одиссеи', а 'Рес' — сюжет X песни 'Илиады'. Но 'Киклоп' вовсе даже не трагедия, а сатировская драма; 'Рес' же, как думает большинство ученых, даже и совсем не принадлежит Еврипиду. Кроме того, ни та, ни другая пьеса не играют никакой ведущей роли в творчестве Еврипида: они вполне третьестепенны. Из нескольких сот трагедий V в. около 60 развивает сюжеты той или другой циклической поэмы, но только не 'Илиады' и не 'Одиссеи'. Спрашивается: неужели это простая случайность? Если подходить к этому вопросу непредубежденно, то следует признать, что в V в. до н. э. 'Илиада' и 'Одиссея' в том виде, в котором мы их сейчас имеем, либо были непопулярны и малоизвестны, либо вовсе не существовали в цельном и законченном виде. Всякий другой вывод из этого удивительного факта несвязанности трагедии с Гомером является только субъективным вымыслом или результатом некритического отношения к популярности Гомера, начиная с александрийских времен. И если Эсхил говорил, что он питается крохами с богатого стола Гомера, то ясно, что под Гомером он понимал здесь нечто чрезвычайно широкое и неопределенное, может быть, все циклические поэмы или что-нибудь еще больше того (как это вообще часто думали в древности). Но уж никак не нашу 'Илиаду' и не нашу 'Одиссею', на сюжеты из которых у него нет вообще ни одной трагедии.
Несколько иначе обстоит дело с Аристофаном. Поскольку Аристофан часто занимался всякого рода пародиями на прежних авторов, он был далеко не чужд разных теоретико-литературных и критико- литературных интересов. Но и его материалы также безнадежны в смысле необходимости делать из них какие-нибудь выводы о прочно установленном в его время тексте гомеровских поэм.
Наиболее ясным позаимствованием из Гомера представляется нам место в 'Осах' (Vesp. 180–186), где вся ситуация с Клеонославом, спрятавшимся под брюхо осла, как Одиссей под брюхо барана, и называющим себя, тоже как Одиссей, 'Никто', вполне аналогична тому, что мы находим в 'Одиссее' (IX.366, 447–455). Если угодно, аристофановские выражения в данном случае являются перефразировкой соответствующих выражений у Гомера.
Когда в 'Птицах' (Av. 575) говорится, что 'Гомер уподобил Ириду робкой голубке', то этого уподобления нет ни в 'Илиаде', ни в 'Одиссее'. Значит, в данном тексте Аристофан понимает под Гомером опять не то, что мы. В комедии 'Мир' (Pax 1089–1091) опять имеется ссылка на Гомера об уничтожении 'тучи войны' и о принесении жертв Тишине. Этих строк у Гомера также нет. Дальше в той же комедии в стихе 1092 — 'они сожгли бедра и вкусили внутренностей', наоборот, имеем точную цитату из 'Илиады' (I.464). Стих 1093 о вкушении вина и водительстве во время шествия может быть пародией на какие-нибудь стихи Гомера. В стихах 1096 — опять точная цитата из 'Илиады' (IX.63 слог): 'Ни очага, ни закона, ни фратрии тот не имеет, кто между собою любит войну, столь ужасную людям'. В стихах 1, 273 слог той же комедии место о столкновении в бою и звоне оружия можно приписывать 'Илиаде' (IV.447 слог), хотя речь здесь может идти только о самой общей аналогии образов войны. Стихи 1280–1283 о заклании быков и распрягании коней и пр. могут считаться таким же подражанием гомеровским стихам, отчасти пародией на них.
Таким образом, за два текста Аристофана можно ручаться, как за прямые цитаты из Гомера; два текста, приписанные Гомеру, отсутствуют у него; и все остальные тексты, не упоминающие Гомера, но имеющие к нему отношение, являются более или менее близким подражанием ему или пародией на него.
Перейдем к прозаикам.
Геродот утверждает, что Гомер и Гесиод жили за 400 лет до него, т. е., надо полагать, в IX в. до н. э. (II.53). Однако то, что он понимает под Гомером, настолько смутно и неопределенно, что из этого трудно сделать какие-нибудь реальные выводы. Прежде всего Гомеру и Гесиоду он приписывает создание всей греческой мифологии, равно как и то, что Гомер выдумал реку Океан (II.23). Далее, хотя киклическая поэма 'Киприи', по Геродоту, и не принадлежит Гомеру (II.117), но зато он приписывает ему киклическую поэму 'Эпигоны', где упоминаются гиперборейцы (IV.32), хотя и не с полной уверенностью. Однако какая-то часть нашего традиционного Гомера все-таки была известна Геродоту. Последний знает, что Гомер прославляет в своих поэмах Аргос и аргивян (V.67). Геродот (VII.161) перефразирует слова из 'Илиады' (II.552 слог) об искусном вожде афинян Менесфее. В главе II.116 содержится целых три цитаты из Гомера: об одежде, расшитой сидонскими женщинами, и увозе Елены Александром через Сидон (Илиада, VI.289–292); о разных снадобиях, вывезенных Еленой из Египта (Одиссея, IV.227–230); наконец, о слове Менелая к Телемаху о задержке его богами в Египте из-за непринесения обильных жертв (Одиссея, IV.351 слог). Наконец (IV.29), Геродот приводит цитату об ягнятах в Ливии из 'Одиссеи' (IV.85).
Таким образом, несмотря на смутность представления о Гомере, в руках Геродота уже было нечто вроде нашего современного текста Гомера.
Фукидид относит Гомера, по времени, после Троянской войны и, по-видимому, зная текст из 'Илиады' — II.681–685, утверждает, что у Гомера эллинами назывались только жители Фтии (I.3). Знакомство с текстами из 'Илиады' — II.576 слог и 101–108 — о могуществе Агамемнона тоже, по-видимому, заставило Фукидида говорить об этом (I.9), причем там же, во втором тексте, слова 'владычествует над многими островами и над всем Аргосом' являются прямой цитатой из Гомера. Описание греческого воинства, направлявшегося под Трою, с указанием количества кораблей от отдельных областей Греции (Илиада, II.509 слог и 718 слог) тоже досконально известно Фукидиду (I.10). Фукидид (I.11) рассуждает о том, что греки гораздо скорее взяли бы Трою, если бы не стали заниматься земледелием на Херсонесе и грабежом вокруг Трои. Может быть, это намек на нашу 'Илиаду'. Может быть, Фукидид, изображая первоначальные победы
