Тяжело… Так тяжело думать. Мысли липкие и скользкие, словно протухшее желе. Невыносимо давит пустота в том месте, где некогда находилось то, чего у меня больше нет.
Я должен вернуть это! Я знаю, где искать. Чувствую этот запах… Но как мне выйти?
Окно…
Переваливаюсь через подоконник и в сопровождении тысяч сверкающих на солнце осколков тяжело падаю вниз. Влажным хрустом отдается удар о землю.
Громко визжит проходящая мимо женщина. А когда я поднимаю голову, она визжит еще громче.
Фокусирую на ней свой взгляд и вижу, сразу же вижу: у нее есть то, чего нет у меня.
Воровка! Она украла это. Она украла это у меня.
Я должен это вернуть!
С трудом поднимаюсь на ноги и пускаюсь в погоню за не перестающей визжать даже на бегу женщиной. Она бежит не очень быстро, но я почему-то никак не могу ее догнать. Мешает бестолково шлепающая по асфальту подгибающаяся нога. Ступня болтается, как привязанная на ниточках. Очень неудобно. И сильно мешает передвигаться…
Женщине удается скрыться.
Останавливаюсь, потеряв ее из вида, и рычу в небо. Небо, подлое небо, как ты смеешь смотреть на меня так спокойно. Я пуст внутри. Я выжат, как лимон. Во мне нет того, что я не ценил, не берег раньше. Нет того, о чем я раньше даже не думал.
Но я верну пропажу. Я ее верну! Нужно только поймать кого-нибудь из этих подлых, наглых, бесчестных воров.
Принюхиваюсь. И чувствуя близость потери, срываюсь с места, ковыляя в сторону соседнего дома. Там… Он там. Я вижу его. Вор!
Мальчишка лет тринадцати осторожно прикрывает дверь подъезда, стараясь сделать это бесшумно… глупец, как будто мне нужно слышать, чтобы понять, что он там. В руках у него мешок, в котором топорщится что-то угловатое. На шее — тонкая ниточка. На ниточке болтаются два или три десятка колец из презренного желтого металла, который воры почему-то ценят выше того, что есть у них, но чего нет у меня.
Маленький вор, занятый своим делом, не видит моего приближения. А когда он все же оборачивается — уже поздно. Его глаза успевают расшириться — и только. В следующее мгновение моя рука хватает его за горло.
Вор! Проклятый вор! Ты ответишь за свои преступления.
Я трясу, ударяю и молочу его о стену до тех пор, пока не чувствую, как нечто, что отличает его от меня, не выходит наружу. Тогда я отбрасываю тело и пытаюсь поймать невидимую эфемерную субстанцию. Но это также легко, как схватить руками ветер.
Оно ускользает, оставив меня ни с чем.
Бессильно реву, колотя мертвое тело вора руками и ногами. Оно дергается, но из него больше ничто не выходит. Теперь он так же пуст, как и я.
Они снова обманули меня… Они говорили, что им нужны те цветные бумажки, что лежали у меня в столе, и бесполезные кусочки желтого металла. Но они обманули! Они забрали их, а потом убили меня. И взяли нечто куда более ценное…
Пустота жжет меня изнутри.
Смерть вора не смогла ее заполнить. Но, может быть, если я помещу это жалко скорчившееся у моих ног тщедушное тело внутрь, то мне станет легче?
Я киваю самому себе и сажусь на корточки…
Ухватившись трясущейся рукой за резную деревянную спинку, я рывком сел. Подождал, пока исчезнут плывущие перед глазами разноцветные круги. Жадно втянул сухой, пахнущий пылью воздух. Повернув голову, тупо посмотрел в окно… И вздрогнул.
Сквозь грязновато-мутное стекло пробивались тусклые лучи солнца, успевшего в своем каждодневном путешествии взобраться уже довольно высоко.
Господи… Сколько же я спал?.. И что за дрянь мне опять снилась?
Резко, так, что аж закружилась голова, я спрыгнул с кровати. Выдернул из прислоненных к изголовью ножен меч. И первым делом крадучись обошел квартиру, на всякий случай заглядывая под столы и открывая дверцы обросших пышной бахромой пыли шкафов… Зряшное, конечно, занятие. Бестолковое. Если бы какая-нибудь тварь пролезла сюда в то время, как я валялся в отрубе, вряд ли мне довелось проснуться… Но мало ли. Потерявшие осторожность или ставшие слишком самоуверенными чистильщики гибнут очень быстро. Лучше уж перестраховаться.
Кажется, все в порядке. Незваных гостей на моей временной жилплощади вроде не появилось… Хотя могли бы. Ох как могли. И то, что я специально выбрал место для ночевки на шестом этаже десятиэтажного дома, чтобы никто не смог запрыгнуть в окно или спуститься с крыши на балкон, что железную входную дверь с ходу не сможет высадить даже вампир, что на окнах есть наспех кем-то наваренные, очевидно уже после Дня Гнева, кустарные решетки — все это было бы практически бесполезно, если б кто-нибудь из здешних тварей вдруг почуял запах человека, в то время пока я спокойно спал…
Пристроив меч на стоящий возле окна пыльный столик, я взгромоздился на подоконник. Сорвал обертку с конфискованного вчера у Димки Осипова пакетика армейского сухого пайка. Задумчиво постучав твердым как кирпич брикетом по ладони, на всякий случай пощупал затылок… Нет, шишки вроде бы не было.
И тем не менее половина ночи из моей памяти таинственным образом испарилась… Странно.
Что я вообще помню?..
Опустившаяся на землю непроглядная темнота. Плывущие вдали отблески озаренного тысячами электрических огней нового города. Вой оборотня, пронзивший небеса холодной жестокостью и неизбывной болью. Подозрительное шебуршание, доносящееся от подножия дома… Обычная ночь в живущем своей вечно голодной нежизнью старом городе. Ничего особого.
Как обычно, когда приходилось ночевать за городом, спал я весьма чутко. Вполуха. Вполглаза… Вполноса. Часто приподнимался и, держа ладонь на рукояти меча, вглядывался в танцующие во дворе угольно-черные тени, вслушивался в далекий сухой треск автоматных очередей и вой вышедших на ночную охоту оборотней, внюхивался в тонкую струйку просачивающегося через приоткрытую форточку воздуха… То есть сначала это была совершенно обычная ночь.
А потом — как будто кто-то пыльным мешком по затылку врезал.
Я вырубился. Начисто. Провалился в сон и продрых без задних ног чуть не до полудня. Нехорошо. Ох как нехорошо.
А тут еще этот сон… Кстати, на это раз что-то новенькое. Такого я еще не видел. И на все сто уверен, что не хотел бы увидеть его вновь.
Эх, сны, сны — зеркала реальности… Раньше, до Дня Гнева, к ним относились как к чему-то несерьезному.
Изучали, анализировали, выстраивали цепочки предположений и домыслов, спрашивали друг друга: «А ты веришь в сны?» И снисходительно улыбались, услышав в ответ «да».
Сейчас все совсем иначе. Никто уже не улыбается, никто не кивает свысока. После столетий насмешек и осторожных попыток толкований сны наконец-то приняли всерьез. Даже более чем всерьез. Да и как иначе, если новейшая теология, которая после Дня Гнева моментально стала главнейшей наукой человечества, затмив занимавшую это почетное место доселе физику, считает вполне и недвусмысленно доказанным, что именно во сне человеку легче всего прикоснуться к высшим силам и увидеть мир их глазами?
Сны — это очень, очень серьезно. Посредством снов с нами общается Господь. Посредством снов нам шлет свои послания Люцифер.
Знать бы только, кто из них решил наградить меня сегодняшним кошмариком? И зачем?.. Впрочем, последний вопрос с повестки дня можно снять…
Что бы там не говорила церковь, у владык верхнего и нижнего миров все-таки есть некая общая черта: оба они больше всего на свете не любят, когда их спрашивают: «Зачем?» И карают за это беспощадно.
А что касается первого вопроса… Разве это для меня столь важно?
Лениво отщипывая и кидая в рот безвкусно-солоноватые крошки, я теребил переплетенную кожаными ремешками рукоять меча. А еще я думал.
