некоторых пор я стал верить в Бога, потому что убедился в существовании души.
Я молчал, не понимая, куда он клонит, но уже предчувствуя, что для меня его слова будут означать катастрофу.
– С точки зрения церкви, кольца – величайшее зло, сама суть греха, порождение Сатаны. Знаешь, как их раньше именовали? Глаза Дьявола. И, возможно, по справедливости. Кольцо губит душу того, кому помогает обрести невероятную власть. Посмотри на эту фотографию. – Он перевернул несколько страниц и ткнул пальцем в немного нахмурившееся лицо Сесил. – Десятилетие назад ей можно было дать лет двадцать пять, не больше, а кто она сейчас? Старая, тощая как былинка женщина с вечно угрюмым выражением лица и тяжелейшей стадией рака легких. А Михаил?! Знаешь, сколько ему лет? Двадцать девять! А здоровье у него уже ни к черту. Сейчас он держится только за счет того, что накачивает себя лекарствами. Но я осматривал его и знаю, что долго так продолжаться не может. Организм не выдержит...
Я наконец-то обрел дар речи. Правда, только частично.
– Подожди, это значит, что... Старики... Астон... А я? И я тоже?..
– И Астон, и ты, и Михаил. Кольцо гложет вас изнутри. Прости, но на тебя я бы не поставил. Мало кто из тех, кто принимает силу кольца вероятности, живет после этого больше пятнадцати лет. Астон – это уже исключение. И Долышев. Тот вообще – уникальный случай, за всю историю Братства никогда не было ничего подобного. Иногда я думаю, что это знак свыше...
Да что он заладил со своим Долышевым?! Меня сейчас волнует нечто совсем иное. Я сам!
– Значит, я умру? Так? Значит, кольцо убьет меня? Так? Когда? Сколько у меня времени? Что мне делать? Как снять эту железяку? – Я медленно впадал в панику, не видя выхода из сложившегося положения. Мысли с бешеной скоростью мчались по кругу.
– Не знаю. Я не знаю... В любом случае, ты можешь рассчитывать на то, что я сделаю все, что в моих силах, чтобы спасти твою жизнь.
– Сколько? Сколько еще? Только скажи мне правду!
Он печально посмотрел на меня. Так, как смотрят на тяжелобольного или умирающего.
– Мне жаль, что ты столкнулся с этим. Все те, кто проходит посвящение для того, чтобы в будущем принять кольцо, знают, на что идут. Они готовятся к этому всю свою жизнь с самых малых лет. Но ты... Ты попал в этот порочный круг случайно. И мне жаль...
Я схватил его за грудки.
– Скажи! Скажи мне правду. – Видимо, в этот момент я был готов на все, хотя сам не осознавал этого. Перед глазами плыл какой-то туман. Из головы внезапно исчезли все до единой мысли. И только кольцо на левом запястье напоминало о себе пульсирующей болью и свинцовой тяжестью.
Пожилой доктор вздрогнул и попытался отступить, но я удержал его:
– Скажи, сколько мне еще осталось?
– Лет десять... Возможно, пятнадцать. Больше не живет никто.
Десять или пятнадцать лет... Я оттолкнул откровенно испуганного врача с дороги и широченными шагами взлетел вверх по лестнице, переступая сразу через три ступеньки. Десять лет...
Трясущимися руками я долго никак не мог вставить ключ в замок и открыть дверь в мою комнатушку. В конце концов мое терпение истощилось. Я возненавидел эту дверь. Я возненавидел ее так, как будто это она виновата во всех моих злоключениях.
– Да пропади все пропадом! – Я выронил ключ и с силой ударил в дверь носком ботинка. – Как вы все меня достали...
Проходящий мимо по коридору мужчина удивленно посмотрел на меня. Кажется, он хотел что-то спросить или даже, возможно, предложить помощь, но, наткнувшись на мой взгляд, мгновенно изменил свое решение и поспешил продолжить свой путь. И правильно сделал. Я даже не представлял себе, что способен натворить в таком состоянии.
– Открывайся... – прошипел я, легонько толкая дверь. – Открывайся.
И дверь открылась. В тот момент я даже не чувствовал боли в запястье. Заглушенная моей яростью, она казалась чем-то совершенно незаметным, вроде комариного укуса.
Я влетел в комнату и плюхнулся на диван.
Десять лет. Он пообещал мне еще только десять лет жизни. А, собственно, почему это меня так задело? Десять лет – это все же не три месяца и не полгода. Срок достаточно долгий для того, чтобы успеть сделать еще очень и очень многое. А кольцо – это превосходный инструмент, чтобы изменить свою жизнь. Что же меня так разозлило?
Я ерзал на диване, пытаясь отыскать причину в охватившем меня приступе гнева и медленно остывая. Обычно я особой раздражительностью не отличался. Бывало, конечно, но чтобы так, до тумана перед глазами... Отродясь такого не припомню.
– Не бывало такого, – пробормотал я себе под нос. – Вот не бывало...
Но десять лет... Они поставили мне сроки. Гады! Все они гады. И те, кто заправляет всем этим. И те, кто просто исполняет приказы, не ведая об истинном положении дел. Все они гады, готовые манипулировать людьми, как пешками. Кто я для них – мусор, не более того. Да чтоб вы все провалились. Никто не может мной распоряжаться. Никто!
Угасшее было раздражение вновь поднялось во мне. И, не обращая внимания на все возрастающую боль в руке и тяжелую пульсацию крови в ушах, я прошипел сквозь зубы:
– Чтоб ты сдох, Шимусенко. И ты, Астон. И тот дурак Долышев, что все это затеял. Чтоб вы все сдохли. А что до того, кто оставил колечко в моем почтовом ящике... Паразит. Надеюсь, в аду для тебя уже готова самая большая сковородка.
И тут пришла боль. Боль ослепляющая и невыносимая. Больно было так, что я даже вздохнуть не смог. Перед глазами все поплыло. Очертания предметов дрогнули и смазались. Я со стоном сполз с дивана и растянулся на полу, чувствуя, как медленно-медленно отступает мое потрясенное сознание.
Глава 8
Сквозь заполонивший мою бедную голову туман забвения просочился какой-то грохот, похожий на отдаленный раскат грома. Потом еще один. Что за черт? Гроза?
Почему я лежу на полу?..
Я с трудом поднял голову. Перед глазами все плыло и раскачивалось. По жилам вместо крови, казалось, струился жидкий огонь, источник которого находился где-то в моей левой руке. Только чудовищным усилием воли удалось заставить себя встать на ноги. И при этом невозможно было исключить того, что я вновь грохнусь при первой же попытке сделать шаг.
Господи... Голова трещит. Ох... Как же больно. Кто там опять шумит? Что за трескотня?
Даже не пытаясь ни о чем думать, потому что от мыслей голова, казалось, была готова в любой момент разлететься на части, я медленно побрел в ванную. Там... Там было темно. Почему?
Я поворочал головой и, зафиксировав взгляд на темном провале окна, наконец, понял, что на улице уже стояла ночь. Что бы это могло означать?.. Я подобрался к окну, ухватился за подоконник, чтобы не упасть, и тупо смотрел на многочисленные ночные огни Москвы.
Снова прогрохотало. Пол под ногами слабо дрогнул. На улице что-то сверкнуло. В коридоре послышался тяжелый топот бегущего человека.
Стоявший на столе телефон, связывающий меня с электронными мозгами дежурного по этажу, вдруг зазвонил. Я повернул голову и, борясь с приступом головокружения, уставился на него. Раньше такого никогда не было.
Я стоял и пялился на него. Телефон замолчал.
Елки зеленые! Я чувствовал себя так, будто только что поработал сутки боксерской грушей. Но, видимо, учили меня не зря. Всего через пять минут после тяжелого пробуждения я смог вспомнить, что рекомендовали мне делать в подобных случаях.
Небольшая коробочка индивидуальной аптечки. Наполненный буроватой жидкостью шприц. Я трижды ронял его, прежде чем, отчаявшись сделать укол по всем правилам, просто всадил его себе в бедро прямо сквозь брюки.
Теперь нужно немного подождать, пока препарат АКК-3, который на самом деле имел трехкилометровое непроизносимое название, вычистит мою голову и отгонит мерзкую слабость.
Облегчение наступило почти сразу же. Ой-ой... как же все ноет. С чего бы это? Руки почти не
