– Выходи, – негромко попросил я. – Выходи... Оставь меня.
Что-то слабо шевельнулось внутри моей руки. Казалось, будто нечто живое и дышащее внезапно пробудилось от долгого сна и теперь желает выбраться наружу.
– Выходи.
Боли почти не ощущалось. Я только услышал какой-то сухой треск, будто что-то разорвалось, а потом по руке скользнуло покинувшее мое тело кольцо вероятности. Упало на пол. Зазвенело.
Я чувствовал, как по моему предплечью стекают теплые струйки крови, но глаза не открывал.
Ведь это еще не все.
– Выходи... Выходи... Оставь меня.
Никогда, никогда, никогда Антон Зуев не желал становиться мазохистом. Однако вот пришлось.
Я сидел на кровати в дешевом гостиничном номере и, тяжело дыша, разглядывал изуродованный кольцом вероятности палец. На коленях у меня лежал большой мясницкий нож, наточенный до остроты бритвы.
Ой как не хочется. Сейчас бы весьма пригодились парочка ампул морфия или чего-нибудь подобного. Но чего нет, того нет.
Надо действовать быстрее, прежде чем я смогу придумать десяток убедительных причин не делать этого. Нельзя терять ни секунды.
Трясущейся рукой я вытер со лба капли пота. Достал носовой платок и расстелил его на столе. Водрузил туда свою искалеченную вероятностью левую руку. Поднял нож. Осторожно протер лезвие. Вздохнул еще раз напоследок. Поморщился. Снова вздохнул... Все, Зуев, кончай тянуть резину.
Я поднял руку, стараясь держать нож по возможности более ровно. Потом на мгновение прикрыл глаза, мысленно вознося молитву, и...
Хруст...
А-а-а-а... Ой-ой-ай!.. Больно!.. Как я ухитрился не заорать в голос и переполошить при этом всех вокруг? Я не знаю. Наверное, повезло.
Привыкай, Зуев, к слову «повезло». Теперь у тебя на руках больше нет ни единого кольца вероятности, и случайность снова точит на тебя свои острые зубки.
Повезло... Ха! Врагу бы не пожелал такого везения.
Вздрагивая от боли, я кое-как замотал руку несвежим бинтом и, судорожно сглатывая, уставился на свой отрубленный палец.
Теперь бы еще собраться с духом и выковырять из него колечко... Побыстрее бы. Ведь у меня еще остались кое-какие дела.
Соберись, Зуев. Не ной. Ты же мужик!
Но как же мне больно...
Снежок. С неба неторопливо сыпался снежок. Зима. Скоро уже зима.
Я медленно брел по улицам Екатеринбурга, оставляя следы на свежевыпавшем снегу. Хмурое небо смотрело на меня сверху. На меня. На самого большого дурака на Земле.
Я ждал той встречи, которая, как всегда, была мне предначертана судьбой. И она, конечно же, состоялась.
Слепая судьба никогда не ошибается. Так же, как и случай. Не ошибается, даже если кольца вероятности здесь ни при чем.
– Здравствуй, Антон.
– Здравствуй, Михаил. Ты изменился.
– Ты тоже.
Я медленно кивнул и, повернувшись, двинулся дальше, по-стариковски шаркая ногами. Мой собеседник молча пристроился рядом. И мы вместе пошли сквозь вечерние сумерки, припорошенные пеленой свежевыпавшего снега.
– Мне говорили, что ты жив, но я, признаюсь, не очень в это верил.
– А теперь веришь? – со слабой улыбкой спросил Михаил Шимусенко.
– Теперь верю.
Чуть повернув голову, я скользнул взглядом по худой изможденной фигуре Михаила, отметив неестественно бледное лицо и испарину на лбу. Как бы ни храбрился ты, Шимусенко, но я не поверю, что тебе так легко дается эта прогулка. Готов спорить, ты и так до самых бровей накачался болеутоляющим.
И все это только ради того, чтобы встретиться со мной лично.
В другое время я был бы удивлен такой самоотверженностью и весьма польщен проявленным по отношению к несчастному Антону Зуеву уважением. В иное время, но не сейчас. Сегодня же мне все было безразлично. Город, улица, снежок под ногами. Все это совершенно не задевало мои чувства.
Я просто брел по городу, направляясь куда глаза глядят. Михаил довольно долго тяжело топал рядом, подстраиваясь под мой шаг и, наверное, ожидая, что я что-то ему поведаю. Но я молчал. И, наконец, он не выдержал:
– Антон, ты победил. Ты одолел Долышева. Ты сейчас несешь в кармане мое кольцо – после стольких лет симбиоза я его просто чувствую. Вполне очевидно, что все остальные кольца вероятности тоже там... Скажи мне, Антон, что ты собираешься делать?
– Кольца Бога? – спросил я его. – Или Глаза Дьявола?
И, видя его смущенное непонимание, пояснил:
– Чем по своей сущности являются кольца вероятности? Добром или злом? Кольцами Бога или Глазами Дьявола? Какое имя более правильно?
– Ну ты... – Михаил запнулся и вполголоса прошипел какое-то ругательство. Я машинально отметил исказившую его лицо гримасу боли и, не поворачиваясь, замедлил шаги. – Я не знаю, Антон. И, наверное, никто не знает... Может быть, Долышев знал...
– Нет, и он не знал. Он только думал, что знает, но не знал. – Я остановился и, подняв руку, поймал на ладонь снежинку, тут же превратившуюся в капельку воды. – И я не знаю...
Михаил терпеливо ждал.
– Поздно, – прошептал я. – Уже слишком поздно. Я уверен в этом. Я отказался. Я мог... Я мог бы сделать все. Я смог бы даже воскрешать мертвых. Я стал бы всемогущим... – Повернувшись к Шимусенко, я вяло махнул рукой в сторону будто бы прогуливающихся по тротуару парней в кожаных куртках. – Убери своих людей, Михаил. И снайпера с крыши можешь отозвать. В этом нет нужды.
– Ты...
– Сделай, как я прошу, Михаил. И тогда мы поговорим.
Он долго-долго смотрел на меня, а потом, кивнув, вытащил из кармана своего плаща сотовый. Я подержал телефон, пока Шимусенко тыкал пальцами своей единственной руки в подсвеченные изнутри полупрозрачные кнопки. Потом ждал, пока он вполголоса беседовал с каким-то Дмитрием, убеждая его убрать своих людей.
Михаил убрал телефон и кивнул.
– Последние останки былого могущества Братства? – с иронией спросил я.
– Можно сказать и так... Антон, ты хотел поговорить? Говори. Я слушаю.
Я тяжело вздохнул:
– На самом деле, Михаил, нам не о чем говорить. Я просто хотел передать тебе один небольшой подарочек...
И я, расстегнув куртку, медленно вытащил на свет божий связку негромко позвякивающих колечек. Посмотрел на них в последний раз, а потом надел это самое дорогое в мире ожерелье на шею остолбеневшему Михаилу Шимусенко.
– Забирай. Делай, что хочешь. Можешь возродить былую мощь Братства. Можешь создать что-нибудь новое. Бери их. Владей. Выбирай путь по своему усмотрению. С меня хватит.
Я стоял и смотрел на то, как Михаил, все еще не полностью придя в себя, шевелит губами, скосив глаза себе на грудь.
– Четырнадцать... пятнадцать... шестнадцать... Антон, здесь шестнадцать колец. Еще одно... Оно у тебя?
