и сверхличного поведения. Каждый поступок имеет целью какую?либо ценность; как бы ни было глубоко нарушение ранга ценностей и даже как бы ни была велика ошибка состоящая в погоне за мнимой ценностью, все равно в составе преследуемой цели всегда есть аспект подлинной объективной ценности и даже грубо эгоистический поступок почти всегда руководится сложным комплексом мотивов, в котором есть хотя бы ничтожная примесь бескорыстного увлечения ценностью самой по себе. Когда искусный столяр, делая этажерку, любуется оструганными поверхностями и точно пригнанными частями ее, можно поручиться, что он работает усердно не только из?за платы, но и из любви к хорошо сделанной вещи самой по себе. Учитель, ясно и увлекательно излагающий доказательство геометрической теоремы, усердно работает не только для повышения по службе, но также и из любви к своему предмету и к распространению знания о нем, может быть, также из любви к уму человека и культуре его. Кокетка, бессердечно заманивающая в свои сети множество мужчин ради удовлетворения своего тщеславия и властолюбия, примерив перед зеркалом шляпу, красивая линия полей которой превосходно гармонирует с ее прическою и овалом лица, покупает и носит ее не только для достижения своих эгоистических целей, но и потому, что ценит красоту саму по себе. Имея в виду эту бескорыстную слагаемую почти всех поступков, пусть эгоист, осознающий и осудивший свой эгоизм, не приходит в уныние, когда заметит, как трудно преодолеть свое себялюбие: чистого эгоизма в природе не бывает; в поведении всякого существа есть благородная струя интереса к объективным ценностям самим по себе; для самовоспитания и воспитания других людей нужно в каждом данном случае найти эту черту характера и помочь дальнейшему развитию ее.
Кант говорит, что, преподавая нравственные правила поведения, не следует обосновывать их утилитарными соображениями выгоды, репутации и т. п. И в самом деле, о положительно нравственном характере поступка можно говорить лишь постольку, поскольку в нем есть слагаемая бескорыстной любви к объективной ценности.
Проходя со своим пятилетним сыном мимо свиньи, которая ела, громко чавкая, я сказал ребенку: «Слышишь, как свинья чавкает! Мы, люди, должны есть тихо, не чавкая». Мальчик тот час спросил: «А если бы свинья ела тихо, нам нужно было бы
чавкать?» Я упустил из виду, что следовало обратить внимание на объективное безобразие чавканья, и он понял мое наставление как условное обособление от других существ, как внешний аристократизм.
Заканчивая противопоставление теономной нормативной этике биологизму и разным видам позитивизма, обратим внимание на следующее различие. Конечная цель поведения, согласно развиваемой мною теории, есть абсолютная полнота жизни, достижимая не иначе как путем соборного творчества, осуществляющего лишь абсолютно ценные содержания бытия, могущие поэтому быть предметом сочувственного сопереживания всех членов Царства Божия. И Спенсер в своей этике говорит о полноте жизни как конечной цели, но под словом «жизнь» он разумеет только совокупность функций организма, обладающего материальною телесностью: он имеет в виду только ту жизнь, которую изучает естественнонаучная биология, а в учении о Царстве Божием речь идет о сверхбиологической жизни.
Общее понятие, охватывающее все виды жизни, добиологическую, биологическую, социальную, планетарную и т. п., а также божественную сверхбиологическую, можно определить так: жизнь есть для– себя–сущая целестремительная активность субстанциального деятеля. (Словом «для–себя–сущий» обозначается сознательный или, по крайней мере, предсознательный характер целестремительной деятельности.) Сверхбиологическая жизнь Царства Божия глубоко отличается от всех видов жизни царства психоматериального бытия тем, что в Царстве Божием нет
Сверхбиологическая жизнь в Царстве Божием абсолютно ценна во всех своих аспектах. Что же касается нашей психоматериальной жизни, она абсолютно ценна лишь отчасти, именно поскольку и в ней есть аспект осуществления сверхбиологических ценностей; все же, что относится в ней к области лишь относительно ценного, подлежит смерти: вся наша биологическая жизнь имеет объективное значение лишь как ступень на пути восхождения к вечной и совершенной жизни Царства Божия.
Биологическая жизнь, не будучи абсолютною полнотою бытия, не доставляет никакому существу совершенного удовлетворения; поэтому она состоит всегда не столько из актов самосохранения, сколько из актов творческого преобразования и искания новых путей. Макс Шелер говорит, что «первичная тенденция жизни есть не приспособление к данной среде, а выход за пределы каждой данной среды, расширение ее и завоевание новой; таким образом, принцип борьбы за существование появляется на сцену, лишь поскольку первичная тенденция выхода за пределы среды застаивается и вместо нее становится преобладающею тенденция простого приспособления к данной среде». Неустанное перерастание данной среды всяким существом есть следствие стремления к абсолютному идеалу. На самых первых ступенях развития природы, даже в дочеловеческом бытии, есть тенденция жить не только текущими потребностями самосохранения, но еще и творить нечто, не имеющее отношения к собственной пользе и выгоде. Жизнь существа, обнаруживающего такие стремления, отмечена в том или ином отношении печатью благородства, достоинства, красоты. Это предвестники нравственного поведения человека; их следует рассмотреть подробнее, так как они помогут разобраться в некоторых особенностях человеческой морали.
Глава четвертая ПРЕДВЕСТНИКИ НРАВСТВЕННОСТИ В ДОЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ПРИРОДЕ
Эволюция природы, согласно Вл. Соловьеву, есть создание предварительных стадий и условий целости мира. Всего этих стадий пять: «царство
