публикацию этих материалов в газетах, однако все отчисления от прав на теле- и киноэкранизации пойдут в недавно учрежденный Сеймуровский институт вопросов конфиденциальности (СИВК). Как она объяснила, этот институт станет первой благотворительной организацией подобного рода, занимающейся одной из самых губительных страстей современного мира, которой подвержены не только отдельные люди, но и целые государства, телевизионные компании и предприятия, а именно болезненному желанию, как сказано в манифесте института, открыто или тайно «наблюдать, подглядывать, пялиться и совать свой нос». И не только из соображений безопасности, но ради удовольствия и развлечения и чтобы поиздеваться и унизить. Миссис Сеймур — по понятным, наверное, причинам — уверена, что эта тенденция есть коварный и болезнетворный паразит, отравляющий наш британский образ жизни.
У Сеймуровского института одна цель — вернуть конфиденциальность частной и общественной жизни. Тот факт, что, согласившись на эту книгу — вернее, даже явившись инициатором ее написания, — миссис Сеймур сама отворила дверь в личную жизнь своего мужа и семьи, ни в коем случае не является парадоксом: миссис Сеймур лишь пользуется всеми имеющимися в наличии средствами, чтобы восполнить хотя бы часть того ущерба, который причинило ей вторжение в ее частную жизнь. Поскольку эта работа проведена с ее согласия и согласия всех заинтересованных сторон, конфиденциальность не нарушена. Напротив, ее цель — восполнение ущерба, нанесенного другими средствами.
В итоге я подписал договор, с единственной с моей стороны оговоркой: я смогу обнародовать обнаруженные мною обстоятельства без согласия и без каких-либо препятствий со стороны семьи Сеймур. Если они готовы довериться мне, доверие должно быть полным. Я представлю им законченную книгу и позволю проверить факты, однако вопросы удаления каких-либо частей, влияющих, на мой взгляд, на понимание истории в целом, останутся в моем ведении. Иначе моя писательская честность оказалась бы скомпрометированной, а поскольку именно это качество и заставило ее обратиться ко мне, было бы нелепо подрывать его, лишив меня контроля над конечным продуктом. Конечно же, я выслушаю точку зрения семьи, но, коль скоро большая часть доходов от книги пойдет в Сеймуровский институт, по крайней мере, я сам буду определять ее содержание.
Миссис Сеймур согласилась — не без сопротивления, однако в итоге она приняла мою позицию: любая попытка представить правдивую историю едва ли будет восприниматься всерьез, если те, кто может от этого пострадать, станут контролировать конечный продукт. Она также признала, что я писатель добросовестный и что симпатии публики скорее всего будут на ее стороне; практически это означало, что я едва ли смогу причинить ей больший вред, нежели все, что она уже испытала.
Я исхожу из того, что всякое представление о реальности, даже наше собственное восприятие, отражает лишь точку зрения. В данном случае я приложил все усилия, чтобы мое изложение было непредвзятым — возможно, как позднее думалось мне, в подсознательном стремлении поспорить с видеокамерой за право максимально достоверно представлять то, что мы называем реальностью. Тем не менее сам по себе отбор фактов — какие цитаты я использовал, а какие нет, какие видеозаписи посчитал незначительными, скучными или слишком навязчивыми — говорит о том, что созданная мной версия реальности тоже искажена. Иногда я позволял себе некоторую вольность в суждениях и критичность в оценке определенных событий и собственных впечатлений от Сеймуров и Шерри Томас.
Это, однако, не подразумевает, что правду не отличить от лжи. Работая над книгой, я старался ориентироваться на основной приоритет миссис Сеймур, выраженный в простых словах: «Вы умеете быть честным?» И я могу откровенно ответить, что старался, признавая и тот неизбежный и очищающий вывод, что при всем стремлении я был обречен на неудачу.
В конечном счете, могу только надеяться, что неудача эта честная и что результат проливает больше света, нежели отбрасывает тени.
Интервью с Самантой Сеймур
Внешность миссис Сеймур известна многим, поскольку телевидение и пресса уделили этому делу повышенное внимание. Однако при личном общении она производит впечатление, заметно отличающееся от того одномерного образа убитой горем вдовы с поджатыми губами, в котором она обычно предстает. Во время наших бесчисленных встреч для интервью, проходивших в моем лондонском офисе недалеко от Портобелло-роуд или в их семейной обители в Эктоне, она часто была сердечной, вежливой и щедрой, но иногда, занимая оборонительную позицию, становилась резкой и очень непростой в общении. Ей тридцать девять лет, и она остается привлекательной женщиной, хотя ее округлое кукольное личико исхудало и вытянулось от выпавшего на ее долю испытания. Она среднего роста, и для матери троих детей у нее хорошая фигура. У нее прямые темно-каштановые волосы до плеч, она предпочитает повседневную ладно скроенную дорогую одежду из хороших тканей без узоров и спокойных тонов — черного, синего, белого, темно-серого.
Несмотря на высокий интеллект — миссис Сеймур получила степень доктора психологии в лондонском колледже Биркбек, — она очаровательно рассеянна. Она может поставить чашку кофе и тут же забыть куда. Она считает себя неуклюжей и «немного неряхой». Она всегда одевалась со вкусом, вещи были хорошо выглажены, и тем не менее при каждой встрече я замечал пятно от еды или чернил на лацкане, блузке или юбке. Это, однако, не помешало ее успешной карьере в пиар-отделе небольшой лондонской консалтинговой компании «Джекдоу», и хотя ее склонность к беспорядку приводила мужа в бешенство, в целом отношения у них были, по ее мнению, вполне здоровые.
Прежде чем ответить на вопрос, миссис Сеймур почти всегда делала паузу, чтобы взвесить и обдумать свой ответ. Ее несколько неряшливый внешний вид дает неверное представление о том, что происходит у нее в голове.
Со времени рождения Полли и последующей кончины мужа миссис Сеймур пожертвовала карьерой, чтобы сосредоточиться на Сеймуровском институте. Она призналась, что, до того как ее постигла тяжелая утрата, позднее материнство ослабило ее амбиции и что муж стал более или менее «главным добытчиком».
Наше первое интервью состоялось в моем ноттинг-хиллском офисе. На ней были черные слаксы и белая, в пейзанском стиле блуза. Макияж ее был легким и довольно неумелым, помада размазалась по губам. Она нервничала, иногда кокетничала, а временами сильно смущалась и беспрестанно курила «Силк- кат ультра». Тем не менее в целом она производила впечатление чрезвычайно проницательной и уверенной в себе женщины.
Могу я начать со слов благодарности, с занесением в протокол, за ваше согласие участвовать в этом? Я понимаю, что это тягостная перспектива.
Должна признаться, ничего приятного я не предвкушаю.
Мы можем никуда не торопиться.
Приятно слышать. Конечно, я ведь сама вас нашла. В действительности это вы согласились в этом участвовать.
У меня, однако, другое ощущение. В конце концов, мне особо нечего терять.
Это верно. Хотя…
[Примечание автора: Саманта Сеймур делает паузу, достает сигарету и прикуривает ее дрожащей рукой.]
Простите.
Вы что-то хотели сказать.
Да. Просто чем больше я думаю об этом грустном спектакле, тем больше убеждаюсь, что из воды никто сухим не выйдет. Все замешаны во всем.
Не могли бы вы объяснить?
Поначалу мне все виделось черным и белым. Он хороший, она плохая. Я хорошая, он плохой. Я жертва, он предатель. Он жертва, она предатель. Когда все четко и ясно, это успокаивает.
А потом?
Со временем в картинку начинает проникать серый. К этому моменту большинство людей предают все забвению. Но я не могла позволить себе такую роскошь. Я до сих пор борюсь с этим. И чем дольше я
