Эта книга, как и большинство других, является результатом коллективных усилий. Она написана благодаря интеллектуальной и эмоциональной поддержке моей жены Кэти Фредерик Лоув и сыновей Джейсона и Мэтью, которые еще и помогали мне проводить исследования.
Издатель Элизабет Шарлатт и литературный агент Джеймс Левин сделали все, чтобы эта книга вышла в свет. Свойственные Элизабет умение четко видеть перспективу и мягкость позволили развить важное и отбросить лишнее. Работать с ней одно удовольствие. Эми Гэш из «Алгонкина» также помогала мудрыми и своевременными советами, то же можно сказать о Крейге Попеларсе, Айне Стерн, Брансоне Хуле, Майкле Тайекенсе, Эймей Болленбах, Катарин Уард и всех остальных сотрудниках издательства «Алгонкин». Все трудности издательского процесса разделил с нами мой талантливый друг Дин Сталь — он мне почти как брат. Неоценимую поддержку оказали редакторы Джон Шор, Лайза Поликов и Шерил Никчитта. Книга появилась благодаря моим друзьям и коллегам журналистам, с которыми я общался долгие годы. Среди них Элен и Дэвид Копли, всегда поддерживавшие мои публикации в San Diego Union-Tnbune и «приютившие» в этом издании многие ранние идеи (позднее они были развиты в этой книге), а также сотрудничавшие со мной многие годы редакторы Кэрин Уиннер, Билл Осборн, Берни Джонс, Лора Цикало, Джейн Клиффорд и Питер Кайе. Спасибо всем, кто своевременно помогал ценными советами и делился наблюдениями: Джону Джонсу, Дэвиду Боу, Лари Хинманну, Карен Керчелих, Розмари Эриксон, Р. Лари Шмит, Медиссе Болдвин, Джеки Грину, Джону Пару, Марти Эртксону, Джону Фунабики, Биллу Стотерсу, Майклу Стерне ру, Сюзан Бейлз, Майклу Голдштейну, Сьюзан Уайт, Боб Лоуренс, Джаннетте Ди Вайзе, Гари Шеблеру, Анни Пирсе Хокер, Джанет Фаут, Нилу Пиерсу, Лавонне Миснер, Мелиссе Мориарти, сотрудникам DMG и особенно Майклу Лоуву.
Благодарю за терпение и поддержку партнеров Движения за изменение мира: Институт адвокатуры, аспирантуру Роберта Ф. Вагнера в Нью-Йоркском университете и фонд Форда.
Хотя не принято выражать благодарность людям, которых цитирует автор, я не могу не отдать дань уважения и не высказать слов благодарности двум группам людей: учителям, особенно Джону Рику, Бренди Келсо, Тине Кафке Дэвиду Уарду и Кэнди Вандерхоф, которые сделали все, чтобы их ученики рассказали мне о себе, и самим учащимся (имена некоторых были изменены), а также всем профессорам и ученым, работающим в этой области. Особенно я благодарен Луизе Шаула, которая не только поделилась со мной своими открытиями, но и обратила мое внимание на другие работы, о которых вы прочитаете в этой книге. Я приношу извинения тем, чьи слова я здесь не привел, но чья работа при этом представляет не меньшую ценность.
И в заключение я хочу с благодарностью отметить вклад Элейн Брукс, которая не дожила до выхода этой книги, но которая говорит с вами с ее страниц.
Вступление
Как-то вечером, когда мои мальчики были гораздо младше, чем сейчас, десятилетний Мэтью, сидевший напротив за ресторанным столиком, посмотрел прямо на меня и серьезно сказал:
— Пап, что ж это, получается, когда ты был мальчишкой, было веселее?
Я спросил, что именно он имеет в виду.
— Ну видишь, ты все рассказываешь о своих лесах, всяких домах-деревьях и как ты на лошади съезжал в низину, прямо к болоту.
Сначала мне показалось, что он просто меня поддразнивает. Я и вправду часто ему рассказывал, как, бывало, привязав к веревке кусочек печенки, приманивал в тихой заводи речных раков, — сейчас не так-то просто встретить мальчишку за подобным занятием. На самом деле я, как и многие родители, склонен идеализировать собственное детство и зачастую недооценивать способности своих детей играть с таким же увлечением и изобретательностью, как когда-то играл я. Но сын мой был серьезен — он чувствовал, что лишен чего-то очень важного.
И он был прав. Американцы моего возраста, дети времен демографического бума[1] и ему предшествовавшего периода, вовсю наслаждались свободными и естественными играми, которые в эру детских пейджеров, SMS-сообщений и игровых приставок стали казаться старомодным артефактом, не более.
За несколько десятилетий дети стали воспринимать природу совершенно иначе. Их отношение к ней в корне изменилось. Сейчас они прекрасно осведомлены о серьезных опасностях, которые угрожают окружающей среде, однако их физический контакт, их непосредственная близость к природе постепенно ослабевает. Когда я был ребенком, ситуация была совершенно иной.
Мальчишкой я и не подозревал, что лес, в котором играю, экологически связан с другими лесами. В 1950-е никто не говорил нам о кислотных дождях и дырах в озоновом слое, не знали мы и о глобальном потеплении. Зато я знал свои леса и поля, знал каждый изгиб речного берега и каждую ямку на ведущей к реке тропинке. Даже во сне я бродил по своим лесам. Сегодня, кажется, любой ребенок сможет рассказать о тропических зарослях Амазонки, но не припомнит, когда же ему в последний раз приходилось обследовать безлюдные лесные уголки или лежать в поле, слушая ветер и глядя на плывущие в небе облака.
В этой книге рассказывается о неуклонно возрастающем разрыве между молодым поколением и миром окружающей природы, анализируются экологические, социальные, физиологические и психологические последствия, к которым приводит этот разрыв. В ней собраны исследования, которые убедительно доказывают, что для здорового развития ребенка, как, впрочем, и любого взрослого, необходим тесный контакт с природой.
Сконцентрировав особое внимание на детях, я пишу здесь о тех американцах, которые родились за последние три десятилетия. Даже если принять как факт, что мы любим природу, происшедшие в наших с ней взаимоотношениях изменения ошеломляют. Так, например, совсем недавно летний лагерь был местом, где люди устраивались на ночлег, ходили в походы в лес, узнавали что-то новое о растениях и животных, рассказывали у ночного костра истории о призраках и пумах. Сегодня все совсем не так, и «летний лагерь» стал местом, куда приезжают сбросить лишний вес, или из простого лагеря превратился в компьютерный. Для нового поколения природа из реальной превратилась в абстрактную. Она все больше становится тем, за чем мы наблюдаем, что едим и надеваем — и что мы игнорируем. Недавно в одном из рекламных роликов показывали, как по берегу горной реки, среди такой красоты, что дух захватывает, мчится внедорожник. А на его заднем сиденье двое ребят, не обращая никакого внимания ни на пейзаж за окном, ни на реку, смотрят фильм на откидном экране видеоплеера.
С тех пор как историк Фредерик Джексон Тернер сказал о том, что американских первопроходцев как таковых больше не существует, прошел уже век[2]. Дебаты по поводу этого заявления ведутся и по сей день. Сегодня можно поставить крест еще на одном, более важном явлении.
Наше общество учит молодых людей избегать непосредственного контакта с природой. Этот урок преподносится и в школах, и в семьях, и даже в организациях, связанных с занятиями на открытом воздухе; он проник в законодательные и управляющие структуры многих наших муниципальных общин. Во всей нашей системе, в пропитанных идеей урбанизации планах, в отражающей позицию общества культуре природа непреднамеренно стала ассоциироваться скорее с обреченностью и страхом, нежели с источником радости и уединения. Руководствуясь благими намерениями, средства массовой информации, система школьного образования, да и сами родители весьма преуспели в том, что дети стали бояться лесов и полей. Мы наблюдаем, как в свободно разрушающейся системе высшего образования естественно-научные Дисциплины, например зоология, отмирают, уступая место более абстрактным и востребованным, таким как микробиология и генная инженерия. В стремительно развивающихся технологических процессах стирается различие между подходом к людям, животным и машинам. Идея последнего времени о том, что реальность сконструирована, что мы лишь часть программы, говорит о безграничности возможностей человека. Однако то обстоятельство, что часть жизни, которую молодые люди проводят в естественной природной среде, постоянно уменьшается, ведет к ослаблению чувственного восприятия человека как в физиологическом, так и в психологическом плане, а это, в свою очередь, означает утрату огромного богатства — глубины и полноты восприятия в целом.
