выдвигавшим свой план обновленного развития Великих равнин. Некоторые считают Джексона крайним радикалом, своего рода Джоном Брауном сельской Америки (его прадед был в рядах сторонника аболиционизма Брауна). Он хочет освободить землю, а вместе с нею и многих из нас. Ему видится мир, где семьи вернутся к более естественной жизни, но на этом пути нельзя повторять ошибок аналогичных движений прошлого.
Он считает, что сельское хозяйство в том виде, в каком оно ведется, является большой ошибкой, «глобальной эпидемией» и что плужный лемех может принести будущим поколениям больше разрушений, чем меч. В своем кабинете, окна которого выходят на убегающие вдаль холмы и равнины прерий, он наклоняется ко мне и говорит: «Я пытаюсь создать новую систему земледелия, базирующуюся на модели прерий». Джексон, нависая надо мной всей своей большой, внушительной фигурой (описанной одним из писателей как нечто среднее между пророком Исайей и бизоном), добавляет: «Но мы не можем на этом останавливаться: нам нужна новая экономика, сориентированная на прерии, на природу». Как считает Джексон, естественные прерии с характерной для них растительностью, которая когда-то удерживала поверхностный плодородный слой почвы, теперь регулярно перепахиваются, что ведет к потере этого слоя. В результате национальное достояние — драгоценная плодородная почва — смывается ручьями и превращается в донный осадок. Ручьи и реки по всему Среднему западу стали очень грязными. Эрозия ведет к смыванию почвы в двадцать раз быстрее, чем идет ее восстановление, то есть с большей скоростью, чем во время Великой засухи. По одному из подсчетов, Айова за последние 150 лет потеряла половину плодородного слоя, Канзас — четверть. Он считает возлагаемые сейчас на севооборот надежды необоснованными.
В Институте земли Джексон и его коллеги-исследователи ведут экологическую и генетическую работу над созданием полей по типу прерий, как он их называет, «одомашненные прерии будущего». Современное сельское хозяйство базируется на таких культурах, как кукуруза и пшеница, которые требуется высевать каждый год, для чего земля перепахивается, что и приводит к эрозии. В отличие от этого естественные прерии со своей многолетней растительностью, и ее разветвленной корневой системой, глубоким дерном не ведут к потере плодородного слоя, а, наоборот, способствуют его созданию. Проблема состоит в том, что растения прерий для людей несъедобны.
Новые одомашненные прерии Джексона будут представлять собой комбинацию разных культур, стойких и многолетних, некоторые из которых будут выведены из диких трав, изначально растущих в прериях, но зерно которых будет съедобно. Он надеется вывести легко обрабатываемые зерновые культуры, которые будут репродуцироваться через корневую систему и таким образом переносить суровые зимы и сохранять плодородие почв. Джексон не очень-то верит в генную инженерию; одна ошибка, говорит он, и мы можем оказаться перед неизбежностью катастрофы, сопоставимой разве что с истощением озонового слоя. Путем более медленных, традиционных генетических поисков, которые ведутся в более широком мире, а не на уровне манипулирования ДНК и которые, по его оценке, займут лет пятьдесят, если не больше, будут выведены растения, поддерживающие жизнедеятельность прерий. Но наступит день, полагает он, когда его одомашненные прерии смогут давать почти такой же ценный для питания урожай зерна с каждого гектара, какой снимается сейчас в среднем с гектара, засаженного в Канзасе пшеницей, в то время как энергетические затраты снизятся. Сейчас он может представить себе эти новые прерии к концу века, процветающими более, чем иная возделываемая земля, или, может быть, ставшими вторыми по значению после нее.
Но вот в чем загвоздка: если одомашненные прерии на самом деле нас устроят, мы в конечном счете должны будем распределить население по всей стране и жить такой жизнью, которую мало кто из нас сейчас может представить. Это будет более радикальная жизнь, чем шедшие по курсу «назад к земле» хиппи когда-то имели в виду. По представлению Джексона, наши правнуки будут жить на фермах или в деревнях, разбросанных по всей стране. Их распространение будет основываться на сложных экологических формулах, разработанных технологиях, чем-то похожих, но в то же время очень отличных от тех, что применялись в 1990-х или в 1890-х годах. Если такой взгляд на будущее покажется вам новой утопией или напомнит вам сельский гулаг — дело ваше, как говорит Джексон, здесь все зависит от воображения. Он считает, что нет такого вида солнечной энергии, таких ресурсов, включая и одомашненные прерии, которых будет достаточно для того, чтобы поддерживать нас, если население не рассредоточится. Несколько позже в нашем веке, по его прогнозам, американская модель расселения будет определяться тем, какое количество людей в каком регионе земля сможет обеспечивать. Города все-таки будут существовать, но их численность уменьшится; в большинстве из них население составит около сорока тысяч человек. Население, проживающее за пределами городов, в сельской местности, утроится по сравнению с 1990 годом, но оно будет тщательно распределено. Так, например, прерии центрального Канзаса будут обеспечивать проживание одной семьи на каждых 16 га. В Айове и где-нибудь на Западе, включая долину Сакраменто, для обеспечения каждой семьи потребуется гораздо меньше — положим, 4 га (говоря о таких возможностях, мой друг добавил: «Я знаю это место. Его называют Францией»).
Такие сельские районы обеспечат жизнь фермерских хозяйств и деревень нового типа. Люди станут жить сообществами на площадях размером примерно в 2 км2. Семьи фермеров обоснуются на собственной земле, но недалеко друг от друга, рядом с деревней, которая расположится в центре этой площади. В этих новых сообществах будут жить от нескольких сотен до нескольких тысяч людей (фермером будет не каждый). Фермерский труд и одомашненные прерии в основном обеспечат потребность в белках и углеводах. Животных (включая легко переносящие зиму породы, выведенные путем скрещивания зубров и крупного рогатого скота) будут выращивать в небольших передвижных загонах на колесах, перевозимых по неогороженной земле. Это избавит от необходимости затрат на починку тысяч километров ограждений и не будет препятствовать свободной миграции диких видов. Люди в деревнях часть дня посвятят выращиванию овощей, фруктов и животных в солнечных биоукрытиях. Необходимая энергия будет вырабатываться с применением разнообразных технологий — от пассивных солнечных установок и использующих силу ветра генераторов до старомодных лошадиных сил. Для детей это окружение будет необычным — одновременно и фантастическим и старинным.
Экологических исход
Попытка возвращения к прериям уже однажды осуществлялась. Когда фермерство сконцентрировалось на Западе и Среднем Западе, мелкие фермы Новой Англии исчезли. Между 1850 и 1950 годами тысячи квадратных километров в Нью-Гемпшире, Вермонте и Майне, которые когда-то были урожайными, заросли лесом. Как следы древней цивилизации, забытые каменные ограды исчезли под разросшимися соснами и кленами. Джей Дэвис, редактор Republican Journal в Белфасте, штат Мэн, называет этот период «сонным веком» Новой Англии. Говоря об истории своей страны, Дэвис писал: «В то время как изгороди страны Уолдо клонились и падали, а деревья выступали вперед, заявляя свои права на то, что когда-то было их по праву, и мельницы разрушались и падали в реки, и когда-то вспаханные поля стояли в запустении, в то время, когда люди покинули эти места, а оставшиеся работали в поте лица, чтобы выжить, возникло то, что можно былобы назвать природной средой двадцатого века».
Как похоже это на теперешнее состояние Великих равнин. В журнале National Geographic за 2004 год Джон Г. Митчелл пишет о том, что в некоторых местах средний возраст жителей приближается к шестидесяти годам. «Похоже, трава возвращается и на общественные земли, — отмечает он. — Пятьдесят участков общественных земель общей площадью более
1 млн 400 тыс. га разбросано по Великим равнинам от Северной Дакоты до Техаса. Вот то наследие, которое получило правительство после банкротства и лишения прав выкупа по закладной тысяч неудачливых поселенцев в 1930-х годах.
Этого достаточно, чтобы задуматься над вопросом: если трава возвращается на Великие равнины, не могут ли следом за ней прийти и бизоны?» Фактически количество бизонов — в которых теперь видят альтернативу разведения традиционного крупного рогатого скота — динамично растет. На севере равнин банки сейчас помогают скотоводам переключиться от традиционного скотоводства на разведение бизонов. Такая перемена, по мнению журнала, дает ясное представление о том, какой когда-то была Великая
