– Вот, возьмите, – бросил он раздраженно, протягивая ей платок.
Эбби взяла платок, не глядя, вытерла глаза и шумно высморкалась, одной рукой по-прежнему прижимая к себе полотенце, словно застенчивая девственница, а не маленькая страстная штучка, способная возбудить мужчину в считанные секунды. Она шмыгнула носом, вытерла мокрые от слез щеки и скомкала промокший платок.
– Я его выстираю, – пробормотала хриплым от слез голосом.
Анджело в ответ лишь небрежно отмахнулся. Эбби выглядела ужасно: глаза покраснели и распухли, на лице выступили красные пятна. Ничего общего с ухоженной сексуальной кошечкой, виснувшей на руке Рафаэля. А уж с той женщиной, что предстала перед ним в шелковом халатике, или с той, что лежала на песке, подставив свою нежную кожу солнцу, – и подавно.
Абигайль Хадсон вызывала у Анджело странные чувства, но он не мог понять какие именно и в чем их странность. Пока он понял только одно: в данный момент ему было жаль женщину, а это было для него внове.
Он шагнул было к ней, но тут же остановился, поняв, что именно собирался сделать. Ему хотелось стереть с ее лица слезы и обнять, приласкать, не поцеловать, а просто обнять и сказать, что все хорошо, что он просит прощения, что он не хотел ее обидеть.
Открытие ошеломило Анджело. Когда он в последний раз просто обнимал женщину, не преследуя цель затащить ее в постель? Пожалуй, никогда. С какой стати он испытывает такие дружеские чувства к девице, которая принесло их семье одни только неприятности? Непонятно. Но она выглядела такой несчастной, жалкой, так не походила на роковую обольстительницу…
– Почему вы плачете?
Вопрос прозвучал резче, чем Анджело хотелось. Эбби вздрогнула и как-то съежилась, но быстро взяла себя в руки.
– Потому что я вас ненавижу! Почему вы не можете оставить меня в покое? – прошипела она.
В ее голосе было столько злобы, что Анджело на секунду опешил, но затем на его губах заиграла насмешливая улыбка.
– Радость моя, если вы действительно хотите, чтобы мужчина оставил вас в покое, не стоит вспыхивать от каждого его прикосновения. И еще я бы не советовал представать перед ним в образе этакой нимфы с обнаженными грудями цвета морской пены и…
К вящему изумлению Анджело, Эбби густо покраснела. Вот уж чего он никак не ожидал от женщины ее сорта! Однако ему не почудилось, на ее щеках действительно выступил румянец, который в сочетании с все еще опухшим от плача лицом нисколько ее не красил.
– Почему вы покраснели? – недоверчиво спросил Анджело. – потому что я увидел вашу грудь?
Теперь румянец залили не только лицо Эбби, но и шею. Она замотала головой.
– Почему?
– Потому что я стесняюсь! – выпалила она таким тоном, словно он спросил о чем-то, что и так известно любому дураку.
Анджело посмотрел на нее с еще большим недоумением.
– Но вам нечего стесняться! У вас прекрасная грудь, высокая, полная, но не тяжелая, а по цвету напоминает перламутр. Так что вам не стоит ее стесняться. Признаюсь, мне не часто приходилось видеть такую красивую грудь.
У Эбби отвисла челюсть. Неужели он всерьез считает, что она переживает, соответствует ли ее грудь его высоким стандартам?! Впервые за все время их знакомства у нее не было слов. Она совершенно не представляла, как поставить Анджело Феретти на место.
– Мне нужно вам кое-что сказать, – серьезно заявил Анджело.
Что еще? Уж не собирается ли он заверить, что остальные части ее тела тоже достаточно хороши для него? Эбби чуть было не расхохоталась. Что он вообще здесь делает? Почему он не в Нью_Йорке, не в Сан-Франциско или где там он живет все остальное время, когда не устраивает чужие жизни по своему вкусу? Он не предупреждал, что вернется на остров. Если бы она знала, они бы еще утром тайком пробралась на вертолет и улетела.
Анджело тем временем собирался с духом, чтобы сказать то, что считал нужным. Он собирался извиниться. Это шло в разрез с его принципами, он редко извинялся и еще реже совершал поступки, за которые нужно извиняться, но сейчас был тот случай, когда ему следовало извиниться. Анджело решил, что сделает это красиво и таким образом подведет черту под первым, не самым удачным этапом отношений с Абигайль Хадсон. А затем он сможет направить их в нужное ему русло и скоро – так скоро, как только позволят правила хорошего тона, – она уже будет таять в его объятиях и метаться под ним, постанывая от наслаждения.
– Я хочу извиниться.
Это было не совсем правда, Анджело не хотел извиниться, но считал обязанным это сделать. Женщина, отказавшаяся от чека в сто тысяч долларов, заслуживает того, чтобы ее жест был должным образом оценен. Он человек щедрый и готов извиниться, если так нужно. Он готов и на большее, если после этого Абигайль Хадсон начнет вести себя как нормальная женщина, ловить знаки его внимания, а не бороться с ним по всякому поводу.
Эбби смотрела на него с открытым ртом, по-прежнему вцепившись в полотенце. Ее лицо постепенно обретало нормальный цвет, но его выражение было для Анджело загадкой. Он нахмурился. Уж не собирается она снова взорваться или, не дай Бог, закатить еще одну истерику? Ну ничего, сказал он себе, терпеть осталось недолго, скоро она замурлычет как кошечка. Но пока что она смотрела на него так, словно у него вдруг выросла вторая голова.
– Извиниться? Вы хотите извиниться?
Анджело поджал губы. Можно подумать, он заявил, что уходит в монастырь.
– Да, – Он вздохнул и продолжил: – Вы считаете, что я оскорбил вас, предложив деньги, но, я всего
