– Твоя семья обесчестила тебя без всяких оснований. Я знаю, что ты никогда не сможешь – да и не смог бы – поступить так, как они, по отношению к другому человеку. Ты будешь делать все возможное, чтобы защитить семью, всех ее членов. Я права? – Мартин промолчал. – Однако, – продолжала Аманда, – существует один неизменный факт: твоя главная цель – будущее твоего дома. Тебя так воспитали. А будущее твоего дома связано с тобой… и со мной, и с нашим ребенком. – Мартин прищурился, но Аманда, покраснев, махнула рукой. – Нет, это здесь ни при чем.
По его взгляду она поняла, что для него их будущий ребенок очень даже при чем, и решила изменить тактику:
– Ты подумай: убийца уже стрелял в Реджи. А что, если он решит действовать наверняка и предпримет еще одну попытку, но опять промахнется и вместо тебя убьет меня, или нашего ребенка, или обоих?
Выражение лица Мартина ясно сказало Аманде, что она перегнула палку, что он прекрасно понимает, какие струны она пытается задеть. Однако Аманда решила идти до конца, зная, что эта струна очень прочная, поэтому она стойко выдержала его взгляд.
И Мартин в смущении отвел глаза.
Аманда схватила его за руки, переплела свои пальцы с его и с жаром заговорила:
– Будущее твоего дома – это ты, я и наши дети. Жертвовать своим будущим ради семьи – это одно дело. А жертвовать нами – совсем другое. И никто этого от тебя не требует. Этого просто нельзя требовать. Да, кому-то будет больно, но рядом окажемся мы – ты, я и другие родственники. Мы поможем им преодолеть все трудности. – Она заставила его повернуть к ней лицо и, заглянув ему в глаза, тихо добавила: – Кстати, помимо всего прочего, он просто не стоит твоей заботы.
Они молча стояли, глядя друг на друга. Их освещало солнце, даря тепло и суля надежду на пробуждение весны, на счастье. Казалось, что это настроение передалось и дому. Он будто потягивался, просыпаясь после долгой спячки. Снизу доносился голос Элли, слышался звон посуды.
Мартин глубоко вздохнул, сжал пальцы Аманды и посмотрел в окно.
Аманда ждала, горячо молясь. Ну что еще она могла сказать?
– Он из тех родственников, которые собирались здесь на Рождество и Новый год, а потом приехали на Пасху, – наконец проговорил Мартин.
Аманда радостно заулыбалась:
– А ты помнишь?..
Мартин покачал головой:
– Кандидатов гораздо больше, чем ты предполагаешь. Эта ветвь семьи очень многочисленна, и они часто навещали нас. Каждое Рождество и Новый год, каждую Пасху и еще раза два за лето. Здесь устраивались огромные семейные торжества. Ночевать оставалось не менее семидесяти человек.
– Тогда кто может знать? Элли?
– Нет. – Помолчав, он сказал: – Надо посмотреть в бумагах отца.
– Я загляну к Реджи, а потом поговорю с Элли, – с улыбкой сообщила Аманда, зная, что Мартин еще не заходил в кабинет, и понимая, что он захочет разбирать бумаги в одиночестве.
Она чмокнула его в щеку и собралась уйти, но он остановил ее и нежно поцеловал в губы.
Это был простой и оттого очень сладкий поцелуй.
– Приходи ко мне, когда закончишь с Элли.
Мартин открыл дверь отцовского кабинета – квадратной комнаты с окнами, выходящими на западную сторону. Элли еще не успела побывать здесь: в комнате царил полумрак. Мартин раздвинул шторы и еще некоторое время стоял у окна, глядя на сверкающую в лучах солнца реку.
Вокруг была полная тишина… настороженная. Интересно, почему вдруг он почувствовал, что отец здесь, что в кабинете даже сейчас, после смерти, ощущается его присутствие? Наверное, это игра воображения. Тяжело вздохнув, он приготовился к предстоящему ему испытанию.
Мартин подошел к письменному столу красного дерева. Кожа на просторном кресле была сильно вытерта. На столе стояло пресс-папье с промокательной бумагой, на которой остались следы чернил, из давно высохшей чернильницы торчало перо. Больше ничего на столе не лежало, все было убрано. Не им, а поверенным.
Ведь он даже не знает, где и как умер отец. Он вспомнил дату и понял, что это произошло ровно за год до того, как он встретился с Амандой. Мысль о ней, ее слова, зазвучавшие у него в ушах, побудили его к действию. Он отодвинул прошлое вдаль и вернулся в настоящее.
Мартин сел за стол, оглядел книжные полки, на которых стояли бухгалтерские книги, и обратил внимание на несколько новых гроссбухов. Их появление не было для него неожиданностью. «Действительно, – с грустной усмешкой подумал он, – это вполне естественно».
Не обращая внимания на пыль, он выдвинул первый ящик слева. Перья, карандаши, прочая мелочь – и морская ракушка с тонкой резьбой, которую он подарил отцу много лет назад. Это насторожило его. Странно, что отец, при его пристрастии к порядку, хранил эту безделушку здесь, где она все время была на глазах… Нахмурившись, Мартин задвинул ящик и выдвинул следующий.
Письма, уже пожелтевшие от времени, целая стопка. В нем вспыхнуло любопытство. Он вытащил стопку и разложил их на столе…
Все были адресованы ему. И написаны рукой отца.
Мартин в полном изумлении смотрел на письма.
Когда же они были написаны? Есть только один способ узнать. Достав из верхнего ящика нож, он вскрыл первое письмо, взглянул на дату, затем вскрыл остальные и разложил их в хронологическом порядке. Письма охватывали период в девять лет: первое было написано через четыре дня после его отъезда.
