— Так что нам пришлось принимать решение, — продолжил Отец. — На сегодняшнем совещании даже я проголосовал за Удаление Гейба.
Джонас опустил вилку и уставился на Отца.
— Удаление? — переспросил он.
Отец кивнул.
— Мы сделали все, что в наших силах.
— Да, ты прав, — поддержала его Мать.
Кивнула и Лили.
Джонас изо всех сил старался говорить спокойным голосом.
— Когда? — спросил он. — Когда его удалят?
— Завтра рано с утра. Нам пора готовиться к Церемонии Называния, так что мы решили поскорей с этим разобраться.
— Утром скажем тебе «пока-пока», малыш, — сказал Отец своим «детским» голоском.
Джонас доехал до другого берега, остановился и посмотрел назад. Там была его коммуна, место, где он провел всю свою жизнь. Коммуна спала. На рассвете там снова начнется упорядоченная понятная жизнь, но уже без него. Жизнь, в которой нет места ничему неожиданному. Ничему неудобному. Ничему необычному. Жизнь без цвета, без боли, без прошлого.
Он надавил на педаль и поехал дальше. Он не мог себе позволить оглядываться назад. Он подумал о Правилах, которые уже успел нарушить, — если его поймают, он обречен.
Во-первых, он покинул жилище ночью. Нарушение основного Правила.
Во-вторых, он украл у коммуны еду — очень серьезное преступление, хоть он и забрал остатки ужина, выставленные на порогах домов для уборки.
В третьих, он украл отцовский велосипед. Он не сразу решился на это. Глядя в темноте на велосипеды, он думал, что ему не хочется брать ничего, что имеет отношение к Отцу, к тому же он не был уверен, что ему будет удобно ехать на таком большом велосипеде.
Но пришлось взять именно отцовский велосипед с детским креслом на багажнике.
Ведь Гейба он тоже взял с собой.
Он чувствовал, как головка малыша тыкается ему в спину во время езды. Гэбриэл сладко спал надежно закрепленный в кресле. Перед тем, как выйти из дома, Джонас прижал руки к его спине и передал ему свое самое умиротворяющее воспоминание: покачивающийся гамак, привязанный к дереву на каком-то далеком острове, шум волн, ритмично подкатывающих к берегу. Он чувствовал, как, принимая воспоминание, Гейб начинает дышать тише и ровнее, глубже погружается в сон. Он даже не пошевелился, когда Джонас усадил его в кресло.
Джонас знал, что у него в запасе еще несколько ночных часов, потом все поймут, что он сбежал. Так что он ожесточенно крутил педали, надеясь, что усталость не одолеет его. Шло время, расстояние между ним и коммуной увеличивалось. Он не успел получить воспоминания о силе и храбрости, которые Дающий собирался ему передать. Так что он рассчитывал только на то, что имел, и надеялся, что этого хватит.
Он объезжал коммуны, то и дело попадавшиеся на его пути. Но их становилось все меньше, он все чаще ехал просто по пустой дороге. Ноги сначала болели, потом он перестал их чувствовать.
На рассвете Гейб начал ворочаться. Они ехали по пустынной местности, поля вдоль дороги сменялись зарослями деревьев. Джонас заметил ручей и направился к нему по ухабистой тропинке. Гейб, который давно уже проснулся, хохотал каждый раз, как велосипед подпрыгивал на кочке.
Джонас расстегнул ремни и снял Гейба с велосипеда. Он смотрел, как Гейб увлеченно исследует траву и хворост. Джонас спрятал велосипед в кустах.
— Завтрак, Гейб!
Джонас покормил Гейба и поел сам. Наполнил чашку, которую захватил из дома, водой из ручья и поднес ее ко рту Гейба. Потом напился сам и сел на траву.
Джонас смотрел, как веселится малыш. Сам он был изнурен. Он понимал, что ему нужно поспать, дать отдохнуть мышцам, подготовиться к следующей изматывающей поездке. При свете дня ехать он не мог, это было опасно.
Скоро их начнут искать.
Он нашел укромное место в зарослях, взял малыша и лег. Гэбриэл радостно отбивался — он решил, что это игра. Дома они часто так играли — Джонас щекотал его, и они смеялись.
— Прости, Гейб, — сказал Джонас. — Я знаю, что сейчас утро и ты только что проснулся. Но нам надо поспать.
Он обнял Гейба и погладил его, ласково приговаривая. Потом прижал к его спине руки и передал ему воспоминание об ужасной усталости. Через секунду Гейб уронил головку ему на грудь.
Вместе беглецы проспали первый опасный день.
Страшней всего были самолеты. Прошло уже много дней, Джонас не знал, сколько. Путешествие приобрело распорядок: днем — сон под густыми деревьями, поиск воды, распределение крупиц еды. А ночью — бесконечные мили езды.
Его мышцы окрепли. Ноги болели только перед сном. Но они стали гораздо сильнее, и Джонасу теперь реже нужно было останавливаться для отдыха. Иногда он останавливался, и они с Гейбом вместе бегали по дороге или по полю в темноте. Но каждый раз, когда он возвращался к велосипеду и закреплял никогда не жалующегося малыша в кресле, его ноги были готовы крутить педали. Так что сил ему хватало и без воспоминаний Дающего, которые он должен был получить, если бы все пошло по плану.
Но когда появлялись самолеты, он жалел, что не успел получить мужества.
Он знал, что это поисковые самолеты. Они летели так низко, что будили его шумом двигателей, и иногда, выглядывая из своего укрытия, Джонас мог рассмотреть лица пилотов.
Он знал, что они не различают цветов, что цвет его кожи, золотые кудряшки Гейба для них — просто пятна серого на сером же фоне. Но он помнил, как на уроке науки и технологий им рассказывали, что поисковые самолеты снабжены датчиками тепла. Так они могли обнаружить двух живых существ, спрятавшихся в кустарнике.
Поэтому каждый раз, заслышав рев двигателя, он передавал Гэбриэлу воспоминания о снеге и вызывал их сам. Они оба холодели, и когда самолеты улетали, еще долго дрожали, прижимаясь друг к другу, пока вновь не приходил сон.
Иногда, передавая воспоминания Гэбриэлу, Джонас чувствовал, что они стали менее отчетливыми. Это то, на что он надеялся, то, чего они с Дающим ждали — что по мере удаления от коммуны, он будет терять воспоминания, оставлять их людям. Но теперь, когда они ему были так нужны для защиты от самолетов, для выживания, он изо всех сил старался удержать воспоминания о холоде как можно дольше.
Обычно самолеты появлялись днем, пока они прятались. Но и ночью он был начеку, постоянно прислушиваясь. Гэбриэл тоже слушал и кричал «Самолет! Самолет!» даже раньше, чем Джонас различал пугающий шум. Когда поисковики появлялись ночью, Джонас мгновенно съезжал с дороги к ближайшему дереву или кусту, бросался наземь и делал себя и малыша холодными. И иногда в самую последнюю секунду.
Когда он ехал ночами по пустынной дороге, оставив все коммуны далеко позади, не видя никаких следов человеческого присутствия, он все равно был постоянно начеку, высматривая подходящее укрытие на случай, если появятся самолеты.
Но постепенно самолеты почти перестали появляться. Они прилетали редко и уже не опускались так низко и не летели так медленно, как будто поиск стал бессистемным и бессмысленным. Наконец пришел день, когда они ни разу не появились. Не появились они и ночью.
22
