холодную, сухую старческую ладошку.
— Очень рад, миссис Карей.
Старушка прищурила черные глаза, снова оценивающе посмотрела на Хока. И наконец кивнула.
— Не всякому мужчине подойдет такое прозвище. Но вам подходит. Входите, Хок. — И затем с улыбкой: — И ты, Энджел, тоже. Чай уже заварен.
Огромный рыжий кот со сногсшибательным безразличием к собственной безопасности путался под ногами своей хозяйки, пока та, передвигая по полу металлические бегунки, шла на кухню. В конце концов Энджел не выдержала, наклонилась и взяла кота на руки.
— Тигр, ты глуп как пробка, — нежно отругала она его.
Она потерлась подбородком о пушистую мордочку кота и пошла вслед за миссис Карей на кухню. Кот посмотрел на Энджел рыжими глазами, коснулся носом ее носа и спрыгнул на пол. Миссис Карей уже сидела за столом, и можно было не опасаться, что она опять споткнется о кота.
— Налей мне чаю, — попросила миссис Карей. — Я отлежала во сне руки, и утром они не хотели просыпаться.
Энджел бросила быстрый взгляд на миссис Карей:
— Вы звонили доктору?
Старушка сухо засмеялась:
— Мне семьдесят девять, Энджи. Тебе не кажется удивительным, что я вообще просыпаюсь по утрам?
— Сегодня я повезу Дерри к доктору Маккею, — сказала Энджел. — Я захвачу вас и…
— Чепуха, — решительно оборвала ее миссис Карей. — Налей мне чая, Энджи. Чашка чая вылечит меня лучше любого доктора. Садитесь, Хок. Можете положить себе в чай все, что вам нравится.
Энджи налила чай и поднесла каждому тарелку с песочным печеньем.
— Так вот насчет доктора, — снова начала она. — Мне кажется…
— Я помню, как несколько лет назад, — снова оборвала ее миссис Карей, — Дерри влетел ко мне в бриджах, надетых наизнанку, потому что обнаружил тебя спящей на полу в студии. По-видимому, ты слишком долго работала. Приехал доктор Маккей, постукал, послушал, помял тебя, но ты даже не проснулась. Он сказал, что с тобой все в порядке, и чрезмерный сон еще никому не вредил.
— Да, но…
Миссис Карей поставила чашку на стол так решительно, что Энджел не стала больше настаивать.
— Все мои болячки от возраста, — сказала миссис Карей. — Как только доктор научится поворачивать время вспять, я позвоню ему и скажу, что по утрам стала чувствовать себя усталой.
Энджел вздохнула и сдалась.
Зазвонил телефон.
— Я подойду, — сказала Энджел и быстро направилась в гостиную.
За ней медленно последовала миссис Карей.
Энджел подняла трубку, что-то сказала человеку на другом конце провода и передала трубку миссис Карей. Возвратившись в кухню, она почувствовала на себе пристальный взгляд Хока.
— Ты часто это делаешь? — спросил он, не сводя с нее глаз.
— Отвечаю по телефону?
— Работаешь до изнеможения.
Энджел пожала плечами и подумала, что хорошо бы сменить тему.
— Нет.
— Только когда скверно на душе? — спросил Хок довольно тихо, чтобы миссис Карей не смогла его услышать.
Энджел сделала глоток чая.
— Как давно это было?
— Что?
— То, что ты доработалась до бесчувствия.
Энджел решила было не отвечать ему, но потом подумала, что в этом нет смысла. Хок всегда может обо всем узнать у Дерри.
Кроме того, ей доставляло какое-то почти садистское удовольствие показать ему, как сильно он в ней ошибся.
— Это было около трех лет назад, — сказала Энджел, отхлебывая чай. — В ту ночь Карлсон наконец убедил меня, что человек, которого я любила, мертв, а я жива и с этим ничего не поделаешь, разве что заползти к нему в могилу и умереть рядом с ним.
— Но ты этого не сделала.
— Мне не позволил Карлсон.
При воспоминании о жестоких словах Карлсона у нее потемнело в глазах. Но это была намеренная жестокость, жестокость, вынуждающая ее осознать, что она жива, а Грант мертв.
Тогда она и не подозревала, как дорого это обошлось Карлсону. Целый год она не могла простить его, отказывалась говорить с ним, не вскрывала писем, которые он слал ей. Тогда она не знала, что Карлсон любит ее, как мужчина может любить женщину.
Со временем она поняла это, но было поздно. В ее памяти Карлсон оказался неразрывно связан с жизнью и смертью Гранта. Она не могла стать любовницей Карлсона, так же как не могла стать любовницей Дерри.
— Карлсон любил тебя, — сказал Хок.
— Да. Еще до того, как меня полюбил Грант. Но я никогда его не любила, во всяком случае не в таком смысле.
— Потому что он индеец?
Энджел печально улыбнулась:
— Потому что он не Грант.
— А после того, как Грант умер? — настаивал Хок.
Энджел усталым жестом откинула с глаз прядь волос.
— Все равно. Ведь Карлсон не мог стать Грантом, — спокойно ответила она. — Этого я не могла ему простить. И Дерри тоже. Я не могла простить этого ни одному мужчине.
Энджел поняла, что новый вопрос готов сорваться с губ Хока. Внезапно она почувствовала, что все ее объяснения ранят ее саму больше, чем Хока. Воспоминания наказывали ее. Воспоминания, которые она столько лет не подпускала к себе.
— Хватит, Хок, пожалуйста, — тихим дрожащим голосом попросила Энджел. — Или тебе нравится мучить меня, напоминая о самых тяжелых минутах моего прошлого?
Хок прикрыл глаза, чтобы не видеть горечь и замешательство на лице Энджел.
— Нет, — очень тихо ответил он.
— Тогда зачем ты это делаешь?
— Потому что я должен знать о тебе все. — Он открыл спокойные, ясные, глубокие, как ночь, глаза. — Должен.
— Зачем? — спросила Энджел. Отчаяние почти лишило ее сил держать себя в руках.
— Я никогда не видел женщину, которая бы любила кого-нибудь, кроме себя.
Эти спокойные слова остановили нарождающийся в ней протест. Если ее боль сможет хоть чему-нибудь научить его, она не станет сопротивляться его вопросам и ответит на любой из них. Она так многому научилась у Дерри и у Карлсона. Она не может отказать никому в таком же шансе.
В наступившей тишине постукивание бегунков миссис Карей, идущей из холла на кухню, показалось ей слишком громким.
— Это Мэри, — сказала миссис Карей. — Она говорит, что в этом году на старой ферме будет потрясающий урожай ежевики.
— Ням-ням, — сказала Энджел и облизнула губы.
Старая женщина улыбнулась.
— Собирать ее я не смогу, — сказала она, — но я пока в состоянии варить варенье.
— Мы будем рады собрать столько ягод, сколько вам понадобится, — сказал Хок, прежде чем Энджел
