Насквозь промокшие, с веселым хохотом подъезжали они к хижинам.
Алана и Раф безусловно замерзли бы, но стремительные потоки бурлящей в них страсти превратили холод в посмешище. Они разожгли огонь в камине, чтобы высушить одежду. Затем Раф отвел ее наверх и преподал урок иного огня — сжигающего огня любви и красоты физической близости мужчины и женщины.
Алана прищурилась, возвращаясь в настоящее, захватив с собой из прошлого часть мерцающего тепла. Она видела, как Раф рассматривает ее жаждущими золотистыми глазами, будто догадываясь, о чем она думает.
Или, возможно, он тоже вспоминал ту грозу, и чердак, и женщину, пылающую в его руках во время физической близости.
— Я выложил твои вещи в ванной комнате, — сказал Раф.
— Спасибо, — поблагодарила Алана охрипшим голосом.
Раф кивнул и ушел, оставив ее одну. Ванна расслабила женщину, сняла болезненные ощущения тела и напряженность мыслей. Когда она натянула на себя длинную хлопчатобумажную ночную сорочку и пошла наверх в спальню, Рафа нигде не было видно.
В камине ярко пылал огонь, гарантируя, что она не замерзнет на пути из ванной в спальню. Даже постель была нагрета. До металлического обогревателя нельзя было дотронуться: когда она открыла крышку, внутри все еще мерцали угольки из камина. Покрывало откинуто, приглашая ее забраться в постель и крепко заснуть.
— Рафаэль, — нежно произнесла Алана, хотя знала, что он не услышит. — О, Раф, почему наше время уже прошло?
Ответа не последовало, только сама постель была ответом, мостиком из прошлого в настоящее, обещанием тепла и безопасности.
Вздохнув, Алана сбросила халат, юркнула в кровать и натянула одеяло до самого подбородка, уютно устроившись в заботливо подготовленном для нее гнездышке. Сон не заставил себя ждать.
Так же, как и сновидения.
По мере усиления бури сны переплетались с кошмарами, которые снова обрушились на нее под оглушительные раскаты грома и яростное завывание ветра среди горных кряжей.
Алана проснулась в холодном поту, сердце бешено колотится в груди. Дыхание тяжелое, поверхностное. Она узнала третье озеро в ночных кошмарах, но не то красивое озеро, что окутано ужасом.
Джек тоже был другим, абсолютно неузнаваемым, в нем безнадежно перемешались страсть и смерть. Новые видения, страшная смесь сегодняшних воспоминаний и… чего еще?
«Правды? Воображения? — задавала себе Алана бесконечные вопросы. — Джек хотел владеть мною, да, но только как второй половиной союза Джек-и-Джилли. Я не нужна ему как женщина.
Даже если бы желание у него было, это ровным счетом ничего бы не значило. Я не хотела его. Я никогда не хотела никакого другого мужчины, кроме того, которого любила и которого уже не могла иметь — Рафаэля Уинтера. Джеку это не нравилось. Но, в конце концов, ему пришлось смириться, после того как я сказала, что уйду от него, если он еще раз позволит себе дотронуться до меня.
Не об этом ли спорили мы на Разбитой Горе?» Дрожа, Алана обхватила себя руками, пытаясь вновь сосредоточиться на реальных событиях. Это было так давно, что, казалось, события столпились на противоположной стороне шестидневного провала памяти, казавшегося ей вечностью. Как давно это было и каким несерьезным казалось. Джек погиб, она осталась в живых, если это можно назвать жизнью. Она не может петь, не выносит, когда до нее дотрагиваются, не может любить. Но она жива. Жив и Рафаэль Уинтер.
Молния тихо ворвалась в комнату, разбросав по стенам седые и белые тени, настолько яркие, что Алана зажмурилась. Гром прогремел протяжно, словно извещая о своем отступлении за горный склон.
Глубоко вздохнув, Алана опять легла, пытаясь заснуть. Хотя голова и коснулась подушки, она поняла, что это бесполезно. Слишком высока концентрация адреналина в крови, слишком мучительны последствия ночных видений, чтобы можно было сразу же заснуть.
Она встала, едва ощущая холод… Темно-зеленая ночная сорочка доходила ей до лодыжки. Мягкая на ощупь ткань приятно облегала тело и ярко поблескивала. Алана подошла к краю лестницы. Крошечные серебристые пуговицы, нашитые на сорочке от горловины до талии, при приглушенном свете, льющемся из гостиной, искрились, как капельки дождя.
Внизу, закопавшись в разноцветные лоскутки, разбросанные перед ним на столе, тихо работал Раф. Он сидел к ней спиной, поэтому не было отчетливо видно, чем он занимается.
Алана долго стояла в нерешительности, опасаясь новой вспышки молнии. Затем быстро спустилась вниз. Часы на каминной полке показывали начало двенадцатого.
Хотя она готова была поклясться, что подошла бесшумно, Раф знал, что она рядом.
— Возьми стул, что стоит у камина, — произнес он, не отрываясь от маленьких тисков, укрепленных на столе.
Алана подвинула стул и села, стараясь не загораживать Рафу свет керосинового фонаря. Внимание его было сосредоточено на крошечном крючке, зажатом в тисках. Молча, осторожно привязывал он тонкой нитью разноцветные кусочки перьев к острию крючка.
При мягком теплом свете глаза Рафа казались почти золотыми, ресницы и волосы — черными. Очки в роговой оправе были сдвинуты на кончик носа, увеличивая предметы, необходимые для работы. В ловких длинных пальцах он держал специальный пинцет и крошечный, не больше булавочной головки, тюбик с клеем. Еще раз намотав нитку на острие крючка, Раф сделал маленькую петлю, осторожно завязал узелок и обрезал нить.
— Существует два способа ловли рыбы на мушку, — рассказывал он, ловко подхватив пинцетом блестящее черное перышко. — Один заключается в том, чтобы привлечь форель каким-то незнакомым ей предметом, блестящим, но не пугающим. Как этот, например.
Раф открыл маленькую металлическую коробочку. Внутри ровными рядами лежали мушки, их острые крючки были спрятаны под кусочками овечьей шерсти, выстилавшей дно. Мушка, которую выбрал Раф, была размером с большой палец. Необыкновенно яркая, она представляла собой причудливое сочетание лоскутков голубого, желтого и розового цветов, вершиной мастерства были изящные серебристые полоски, напоминавшие кружевные крылышки.
— Боб просто молится на эту «красотку», — усмехнулся Раф, аккуратно убирая мушку в коробку. — Я же пользовался ею лишь пару раз, когда рыбалка была настолько отвратительна, что я испробовал все средства, кроме одного-единственного.
— Какого?
— Динамита, — сухо произнес Раф. — Ловля на «красотку» жестока, но это больше похоже на спортивное увлечение, чем на эффект ударной волны.
— И хорошо получается? — спросила Алана, любуясь игрой света на волосках тыльной стороны его руки.
— Только у Боба, — криво усмехнулся Раф. — Когда я пытался ловить на «красотку», хихиканье рыб раздавалось по всему каньону.
Алана улыбнулась и почти забыла отскочить в сторону, когда опять полоснула молния, усыпав комнату белоснежными блестками. Низкий, спокойный голос Рафа смягчал напряженность ночи.
