его самообладания. В какое-то мгновение он позволил ей кончиком пальца очертить твердый контур его чувственной страсти, сосчитать тяжелые удары крови. Затем перехватил ее руки.
— Нет, — хрипло произнес он.
— Но…
— Если ты вновь коснешься меня, я не смогу управлять собой. На этот раз позволь мне дотрагиваться до тебя. В следующий раз можешь дразнить меня, пока не сойду с ума, но только не сейчас. Сейчас все происходит так, как в моих мечтах. На сегодня это единственное, что я могу делать, чтобы как-то сдерживать себя и не овладеть тобой прямо здесь, на полу хижины.
Женщина закрыла глаза, зная, что, если она сейчас взглянет на Рафа, ей захочется дотронуться до него. Изящным движением она отвернулась и вытянулась на кушетке. Только после этого открыла глаза и посмотрела на мужчину, стоящего около кровати: Раф в отблесках огня, разбросанных по его сильному телу, обжигающее золотистое сияние его глаз — самое прекрасное из когда-либо виденного ею. Когда она заговорила, ее голос звучал, как тихая нежная песня.
— Тогда иди мечтать вместе со мной, Рафаэль.
Он опустился на кровать и одним порывистым движением заключил Алану в объятия. Он держал ее так сильно, будто опасался, что что-либо вырвет ее из его рук, мечта закончится, оставив его один на один с пробудившимся желанием, отчаявшегося, поверженного, а прошлое будет повторяться бесконечно, мечта ускользнет в очнувшиеся кошмары.
Женщина почувствовала, как губы Рафа требуют ее губ, ощутила, как сильно сомкнулись на ней его руки, почувствовала огромную мужскую силу его тела, его твердость и страстное желание; и она откликнулась ответным объятием, крепко прижалась к нему.
Спустя некоторое время Рафаэль глубоко, прерывисто вздохнул и отпустил ее.
— Извини. Я не хотел причинить тебе боль, — произнес он, несколько раз нежно целуя Алану, ощущая при каждом слове вкус ее губ, осознавая, что не может оторваться от нее больше чем на секунду.
— Ты не причинил мне боли.
Раф нежно коснулся Аланы. Его рука дрожала, когда двигалась от ее виска к губам. С закрытыми глазами отчаянно извивалась она под его рукой, пытаясь вновь ухватиться за него, ощутить всем телом жар и силу его тела, проникшие глубоко внутрь, совершающие с ней одни движения.
Гортанный стон Рафа разорвал тишину, он поймал, будто в капкан, неугомонные руки Аланы. Целовал ее ладони, кусал кончики пальцев и мякоть у основания большого пальца, осторожно посасывал кожу на запястье и внутренней стороне руки. Она податливо изогнулась под его нежной сдержанностью, желая большего, чем его возбуждающие, раздразнивающие ласки.
Раф тихо посмеивался и смотрел на женщину дымчатыми золотистыми глазами. Он поглаживал ее тело, словно успокаивая, затем заговорил, голос его был низким, хриплым от воспоминаний и желания.
— Сначала, — произнес он, — после того как меня пытали, я мечтал лишь о мести. Кровь, смерть, дьявольский смех. Но позже…
Раф склонил голову и коснулся языком выступающих точек груди Аланы.
— Позже одной ненависти было недостаточно, чтобы поддерживать во мне жизнь, — продолжал он. — Другим этого хватало, мне нет. Именно тогда я начал мечтать о тебе, я был поглощен мечтами, я мечтал о тебе постоянно, каждой клеточкой своего разума, каждой частичкой своего тела.
Рафаэль зубами слегка прикусил ее сосок, осторожно потянул за него, затем взял в рот и начал ласкать языком, то надавливая на него, то едва касаясь; так продолжалось до тех пор, пока с криком не вырвались из Аланы его имя и ее любовь к нему: она звала его снова и снова.
— Да, — прошептал он, поглаживая усами ее упругий сосок, до тех пор, пока она не задрожала. — Когда я уже хотел умереть, я слышал, как ты зовешь меня и плачешь… так я жил и так мечтал.
Слова, воспринимающиеся женщиной как один из видов ласки, проникли в самую душу; звучал мечтательный голос Рафа, его руки и губы медленно передвигались вдоль пылающего под его прикосновениями тела, запоминали его.
Сильные пальцы поглаживали ее живот, бедра, ее кожа становилась все более и более чувствительной к его ласкам, дыхание участилось, стало прерывистым. Когда его щека соскользнула с бедра и взъерошила черноту волосков, она застонала, со стоном выплеснула его имя. Руки поглаживали округлости ее ног, нежно сжимали их, молча вопрошали. Ноги раздвинулись под его прикосновениями.
Когда Раф ощутил в Алане пыл ожидания и чувственную потребность, его рука задрожала. Она была даже нежнее, чем его мечты, более горячей, более желанной. Пальцы скользили по бедрам, поглаживали их, разъединяли в пылкой любовной ласке.
Женщина пыталась произнести имя Рафа, но могла лишь стонать, а он страстно ласкал ее, рассказывая о своей мечте, о ее красоте; тело ее при его прикосновениях беспомощно извивалось, сильнее льнуло к нему.
Когда его губы коснулись ее, пробуя на вкус, поддразнивая, Алана отказалась от попыток говорить, думать. Она звала его с каждым яростным вздохом, кричала в мгновения чувственной расслабленности, волны страсти ритмично окатывали ее тело.
Раф медленно двигался над Аланой, затем скользнул в нее, заполнил, и она обмякла под ним. Неподвижно и серьезно слушал песню ее экстаза — лучшую, чем в его мечтах: более неукротимую, более страстную, более сладостную. И он не мог больше сдерживаться, двигался в глубинах ее расплавленного жара, скользил медленно, яростно, постепенно убыстряя темп. Она хрипло звала его по имени, обвившись вокруг него, удерживая со всей силой.
Они двигались в едином ритме, плотно обвившись один вокруг другого, разделяя каждое сердцебиение, каждое мгновение наслаждения, пока, наконец, ни один из них не мог больше сдерживаться. С громким возгласом Раф отдался Алане так же, как и она отдалась ему и созданному ими неистовому экстазу.
И, наконец, познали они мерцающее безмолвие и умиротворенность, что последовали за столь полной отдачей.
Прошло немало времени, прежде чем Алана лениво шевельнулась и взглянула на Рафа. Он взирал на нее дымчатыми янтарными глазами, которые помнили каждое прикосновение, каждый крик, каждое мгновение, помнили все.
Она улыбнулась и пригладила его усы, пальцы продолжали дрожать.
— Я люблю тебя, Рафаэль Уинтер.
Он прижал Алану к себе чересчур сильно, как человек, который едва способен поверить в то, что он не грезит.
— И я люблю тебя, Алана. Ты — часть меня, клянусь всеми святыми.
Он целовал ее веки, щеки, уголки улыбающихся глаз и чувствовал, как быстро возвращаются к нему поцелуи.
— Как только мы спустимся в долину, — произнес Раф, — мы поженимся. Здраво рассуждая, черт с ним, с ожиданием. Я пошлю радиограмму и попрошу Митча доставить сюда мирового судью.
Раф почувствовал изменение в Алане: умиротворенная расслабленность сменилась напряжением. Он поднял голову и посмотрел в ее темные встревоженные глаза. — Что такое, цветочек? Твоя карьера певицы? Ты можешь жить со мной и создавать песни, разве не так? А если захочешь отправиться в концертное турне, мы организуем такую поездку.
Алана разомкнула губы. Слова не появлялись. Но появились слезы, они душили ее.
— Я ведь хочу иметь детей, — добавил Раф, улыбаясь. — Мальчишек, таких же неуклюжих, как я, и девочек, таких же грациозных, как ты. Но это не к спеху. Ты можешь поступать так, как тебе хочется, и после того, как выйдешь за меня замуж. Я могу опять отпустить тебя.
— Рафаэль, любовь моя. — Голос Аланы дрогнул, слезы заблестели на длинных ресницах. — Я не могу пока выйти за тебя замуж.
— Почему? — Раф посмотрел в темные глаза Аланы. Где только что горела страсть, сейчас остались лишь тени. — Потому что Джек погиб только месяц назад? — грубовато спросил Раф. — Брак был ошибкой. Период лицемерного траура будет лишь фарсом.
— Джек не имеет к этому никакого отношения.
— Тогда…
Алана коснулась кончиком пальца губ Рафа, призывая его помолчать.