— Ну что ты, не надо так расстраиваться. Мое детство нельзя назвать несчастливым. У нас вообще принято, что воспитание подрастающего поколения — удел матери и ее родственников. Я, например, жил у своего дяди.
— А почему не с матерью? — спросила Дженна, внутренне осуждая себя за чрезмерное любопытство.
— Когда мне исполнилось шесть лет, она уже не могла позаботиться о себе, не говоря обо мне. Мать слишком увлекалась спиртным, страшное пристрастие отнимало практически все время. Оно погубило ее здоровье и в конце концов отняло жизнь… — Рейвен на мгновение замолчал, но затем продолжил: — Я воспитывался в семье ее брата, сильного, трудолюбивого и очень доброго человека. Летом он занимался рыбной ловлей, а зимой делал различные сувениры из дерева и кожи.
Дженна смотрела в черные глаза, которые манили, слышала завораживающий голос, и навязчивое чувство не оставляло ее. Хотелось броситься Рейвену в объятия и умолять, умолять, умолять его, чтобы он увидел наконец в ней женщину. Но она прекрасно сознавала, что ее желание — полное безумие. Разве Дженна могла заинтересовать такого богатыря? Ведь Рейвен дал ясно понять, что его привлекают хрупкие белокурые леди, предпочитающие изящные шелковые шарфики…
Девушка отвернулась, устремив грустный взгляд в море, волны которого снова приобрели темный зловещий оттенок.
— Когда ожидается очередной натиск бури? — спросила она, пытаясь отвлечься от безрадостных мыслей.
Рейвен взглянул на небо и нахмурился. Густая сине-черная масса облаков надвигалась с севера, подгоняемая крепчавшим ветром.
— Черт возьми! Да мы едва успеем добраться до яхты, как начнется буря. И о чем только я думал?!
— Значит, мы не успеем собрать для ужина устриц? — сожалением протянула Дженна.
— Нет, почему же. Я останусь на берегу, а ты вернешься в каюту и будешь ждать меня.
— А как же ты?
— Не беспокойся. Прогулка во время ненастья напомнит мне о том, как опасно забывать о переменчивом, непредсказуемом нраве природы, — успокоил ее Рейвен, а про себя подумал: заодно охладится и мое воображение, которое слишком разгорячили женские бедра, обтянутые тугими джинсами. Да, девушка выглядит весьма сексуально, когда наклоняется, чтобы поднять камушек или раковину.
— Да, но ты же вымокнешь.
— Ну и что? Я повешу одежду сушиться, а сам заберусь в спальный мешок.
— Нет. — Дженна решительно замотала головой. — Лучше я завернусь в простыню, а тебе отдам рубашку и свитер.
Несмотря на то, что Рейвен заставлял себя думать о девушке только как о друге или сестре, он не смог отказать себе в удовольствии, представив ее в темно-синей простыне, обернутой вокруг стройного тела…
Дженна не заметила чувственной улыбки, скользнувшей по его губам, потому что уже направлялась к яхте.
Рейвен же, наблюдая за удалявшейся фигуркой, вынужден был признаться, что больше всего на свете желал бы сейчас изучить каждый кусочек ее изящной спины и округлых атласных ягодиц с помощью языка, губ и рук. Он почему-то считал, что Дженна подарит ему необыкновенные ощущения. Ее плоть, нежная, горячая, пьянящая, обещает неземное блаженство…
Внезапно Рейвен почувствовал, что от этих мыслей начинается боль в паху. Он уже не представлял, каким образом сдержит желание, которое нарастало с каждым часом, проведенным с Дженной. Ведь еще два-три дня, пока шторм окончательно не стихнет, этот сладкий, но недоступный плод будет искушать его жадный взор.
— Рейвен! — окликнула Дженна.
Он очнулся и понял, что, отдавшись во власть фантазии, так и не сдвинулся с места. Чертыхнувшись сквозь яростно сжатые зубы, Рейвен быстро зашагал прочь. Никогда еще хладнокровие не давалось ему с таким трудом, даже в пору ранней юности, когда первые сексуальные желания с неистовой силой будоражили молодую кровь.
— Что-нибудь случилось? — крикнула вдогонку Дженна.
— Нет, — охрипшим голосом ответил он, не останавливаясь. — Я просто задумался о том, сколько еще придется торчать в бухте из-за проклятого шторма. — Слова еле долетали до нее.
На лице девушки появилась сочувственная улыбка. Ничего не сказав, она поспешила к судну. Вот, оказывается, что беспокоит Рейвена, в то время как она наслаждается каждым мгновением, проведенным в его обществе. Боже, вдруг осознала Дженна, ведь о таком мужчине я грезила всю жизнь! Как ни стыдно признаться, но я хочу этого человека всем своим естеством, подумала девушка поднимаясь по трапу на яхту.
Шторм и в самом деле усилился вскоре после того, как Дженна забралась в каюту. Она быстро переоделась, затем, прильнув к иллюминатору, наблюдала за Рейвеном, тот брел вдоль берега, не обращая внимания на бьющий в лицо ветер, смешанный с дождем и солеными брызгами. Даже издалека гигантский рост и могучие плечи атланта внушали уважение и трепет. Но это еще больше разжигало в Дженне желание прикоснуться к мужской плоти, ощутить ее жар и силу, погладить смуглую кожу с жесткими завитками черных волос…
Интересно, а каково тело Рейвена на вкус? Соленое, как море, или горьковатое, как сосна? А может, ни с чем не сравнимое, как и он сам? А как поведет себя Рейвен в минуты страсти? Станет порывистым, резким, как ветер, или нежным, ласковым, как теплый бриз? Впрочем, стоп! Хватит мучить себя, мечтая о том, чему не суждено сбыться. Лучше заняться делом и приготовить хотя бы горячий чай. Ведь пока Рейвен собирает устриц, он наверняка промокнет до последней нитки и, конечно же, замерзнет.
Поставив чайник, девушка достала кружки, насыпала заварку, в каждую — по-особому. Сама она любила очень мягкий чай с лимоном и сахаром. Рейвен же предпочитал густой черный напиток, да такой крепкий, что он, казалось, подобно кислоте, способен разъедать металл. А еще обязательно добавлял молоко и сахар. Попробовав однажды эту адскую смесь, Дженна так и не смогла определить, на что она похожа.
Приготовив чай, она вышла из кухоньки и села за обеденный стол, который, как и другие вещи, принадлежавшие хозяину, был под стать Рейвену.
С беспокойством ожидая его, Дженна еще раз оглядела каюту. Взгляд упал на альбом и карандаши, которые ей дал Рейвен, чтобы она делала зарисовки, ради которых и приехала в Канаду. Девушка покрутила в руках карандаш и отложила в сторону. На душе было слишком тяжело, чтобы заниматься любимым делом.
Дженне не сиделось на месте, и она вышла на корму, защищенную от непогоды навесом. Монотонная дробь дождя обычно действовала на нее успокаивающе, убаюкивала, теперь же — только усиливала непонятную тревогу. Глубокий сильный голос Рейвена — единственное, что могло бы унять это ощущение.
Она прильнула к пластиковому окну, но его застилала серая пелена. Закрыв глаза, девушка долго вслушивалась в звуки дождевых капель и грозный рокот волн. Дженна часто оставалась в одиночестве, но сейчас оно особенно терзало сердце.
— Привет «Черной луны»! Устрицы прибыли на борт.
От бодрых слов на душе сразу потеплело, и она поспешила навстречу Рейвену.
Сначала в дверном проеме показалась корзина, наполненная устрицами, а затем и сам Рейвен. Хотя он насквозь промок, выглядел весьма довольным. Сбросив куртку, потянул носом воздух.
— Боже мой! Ощущаю аромат моего любимого ужина— жареные кроссовки и печеные джинсы на гарнир.
Смех брызнул из Дженны, как пена из только что откупоренной бутылки шампанского. Чувство юмора у Рейвена проявлялось в самые неожиданные моменты, каждый раз поражая ее, впрочем, как и необыкновенная мягкость и нежность, свойственные этому суровому на вид моряку. Она протянула руку, чтобы взять корзинку, и тут заметила среди устриц бутылку с вином.
