Не отвечая, Эмбер потянулась за сбившимся покрывалом. Ее распущенные волосы упали на Дункана и оказались под покрывалом, когда она подтянула его кверху. Нетерпеливо выдохнув, она откинула эту длинную, густую гриву за спину, но при этом одна крупная прядь снова соскользнула у нее с плеча.
— Твои волосы похожи на янтарь, — сказал Дункан, поглаживая мягкий локон. — Такие же гладкие и прекрасные.
— Меня так и зовут.
— Прекрасная? — спросил он, улыбаясь медленной улыбкой.
У Эмбер перехватило дыхание. Ей показалось, что улыбка Дункана может растопить лед и заставить луговых жаворонков запеть в полночном небе.
— Нет, — ответила она, тихо засмеявшись и покачав головой. — Меня зовут Эмбер.
— Эмбер…
Дункан перевел взгляд с ее длинных волос на ясные золотистые глаза.
— Да, — сказал он. — Прекрасная Эмбер. Дункан отпустил шелковистую прядь, погладил ее запястье и опустил свою руку на густой мех покрывала. Когда Дункан освободил ее руку, у Эмбер возникло ощущение погасшего огня. Она едва не вскрикнула от огорчения.
— Значит, я Дункан, а ты Эмбер, — произнес он после недолгого молчания. — Пока…
— Да, — прошептала она.
Эмбер была в отчаянии от того, что не назвала Дункана любым другим именем.
Но в то же время она чувствовала, что не должна утаивать это имя, которое, как она опасалась, могло оказаться его настоящим именем. Сама она, кого звали просто Янтарь, слишком хорошо знала, какую дыру в центре жизни человека проделывало отсутствие у него имени, настоящего наследия.
Возможно, это всего лишь мои страхи так шутят со мной, рисуя тени чудовищ на голой стене.
Может быть, я потому и боюсь, как бы он не оказался Дунканом Максуэллским, что очень хочу, чтобы он оказался кем-нибудь другим?
Кем угодно, лишь бы другим.
— Где я сейчас? — спросил Дункан.
— У меня в хижине.
Он огляделся и увидел, что он и Эмбер находятся в просторной комнате. В очаге посреди комнаты весело горел огонь, а дым выходил через отверстие, оставленное в острие камышовой крыши. Что-то вкусное варилось в небольшом котелке, подвешенном над огнем. Стены были чисто выбелены известью, а пол застелен свежим тростником. В трех стенах хижины было по закрывающемуся ставнями окну. В четвертой была дверь.
С задумчивым видом Дункан пощупал постель. Льняные простыни, мягкая шерстяная ткань, роскошный мех, занавески из дорогой ткани, раздвинутые на день. Тут же стояли стол со стулом, на столе — масляная лампа и лежало, как ему показалось, несколько древних рукописей.
Дункан вновь взглянул на девушку, которая ухаживала за ним во время болезни. Она казалась ему знакомой и незнакомой одновременно.
Одежда Эмбер тоже была из чудесной мягкой и теплой ткани. На ее запястьях и шее роскошными оттенками теплого желтого и золотого цветов светились и переливались украшения из янтаря.
— Ты живешь намного лучше, чем обычно живут крестьяне, — сказал Дункан.
— Мне выпал счастливый жребий. Эрик, наследник лорда Роберта Северного, покровительствует мне.
Привязанность Эмбер к Эрику ясно слышалась в ее голосе и светилась в улыбке. Лицо Дункана помрачнело, и он стал в точности похож на грозного воина, каким был.
В этот момент Эмбер подумала, не слишком ли она поторопилась развязать его.
— Ты его возлюбленная? — спросил Дункан. Сначала Эмбер не поняла заданного резким тоном вопроса. Когда же его смысл дошел до нее, она вспыхнула.
— Нет! Лорд Роберт — это…
— Не Роберт, — перебил ее Дункан. — Эрик, одно упоминание имени которого вызывает у тебя улыбку.
Эмбер радостно улыбнулась.
— Возлюбленная Эрика? — повторила она. — Эрик бы просто задохнулся от смеха, если бы это услышал. Мы с ним знаем друг друга с тех пор, когда были не больше желторотых гусят.
— И он одаривает дорогими подарками всех друзей своего детства? — холодно спросил Дункан.
— Мы оба учились у Кассандры Мудрой.
— Ну и что?
— Семья Эрика подружилась со мной.
— И ей это кое-чего стоило, — язвительно произнес Дункан.
— Их подарки, как бы щедры они ни были, не ложатся бременем на богатство лорда Роберта, — сухо ответила Эмбер.
Дункан уже открыл было рот, чтобы продолжить ее допрос, но вдруг понял, что в его возражениях звучит чересчур много ревности по отношению к девушке, которую он только что узнал.
Только что?
Совершенно обнаженный, он лежала ее постели. Ее руки не боялись прикасаться к нему. Она не покраснела и не отвернулась, когда покрывало сбилось и соскользнуло, открыв его наготу. И она не очень- то торопилась снова укрыть его.
Как же поделикатнее узнать у девушки, кем она ему приходится — невестой, женой или возлюбленной?
Или, упаси Боже, сестрой!
Дункан поморщился. Мысль, что он и Эмбер могут быть родными по крови, привела его в ужас.
— Дункан! Тебе больно? — Нет.
— Правда не больно?
У него вырвался какой-то резкий звук.
— Скажи мне…
Тут голос его сник, и храбрость ему изменила. Но чувственный жар в крови не угас.
— Ты что-то хотел спросить?
. — Между нами есть кровное родство?
— Нет, — без промедления ответила она.
— Слава Богу.
Эмбер смотрела на него в недоумении.
— А что, Кассандра — одна из тех, кого ты называешь Наделенными Знанием? — спросил Дункан, переводя разговор на другое и отвлекая внимание Эмбер.
— Да.
— Это племя или клан, или жреческий сан?
Сначала Эмбер подумала, что Дункан шутит. Человек, которого нашли спящим под священной рябиной внутри Каменного Кольца, сам должен быть одним из Наделенных!
Эта мысль подействовала на нее как бальзам. До нее доходило немало разговоров о Дункане Максуэллском, Шотландском Молоте, но никогда ей не приходилось слышать хотя бы намека на то, что он — один из Наделенных Знанием.
Кем бы когда-то ни был этот незнакомец, которого она нарекла Дунканом, сейчас это был другой человек, отсеченный от прошлого Знания ударом молнии.
Нахмурившись, Эмбер старалась найти слова, чтобы описать свои отношения с Кассандрой и Эриком, и с теми-немногими другими Наделенными, которых ей приходилось встречать. Она не хотела, чтобы Дункан смотрел на нее с суеверным предубеждением или страхом, как это порой случалось у простолюдинов.
— Многие Наделенные связаны кровными узами, но не все, — медленно заговорила Эмбер. — Это такое учение, как школа, но не все те, кто пробует учиться, одинаково способны его воспринимать.
— Как гончие, лошади или рыцари? Эмбер непонимающе смотрела на него.
— У некоторых всегда все получается лучше, чем у других, — просто сказал он. — А немногие, очень немногие, умеют что-то делать намного лучше, чем все другие.