— Она говорит, что скорее умрет, чем ляжет в постель с мужчиной.
— Так посади ее на себя, черт возьми, — раздраженно произнес Доминик.
— Надо подумать.
Доминик ждал, но Саймон больше ничего не сказал.
— Чем тебя ранили? — вновь требовательно спросил Доминик.
Его настойчивый голос был слышен только Саймону.
— Кинжалом, — нехотя ответил тот.
— Кто?
— Моя жена.
Доминик так и предполагал, но был потрясен, услышав правду собственными ушами.
— Она пыталась убить тебя? — спросил он.
Саймон пожал плечами.
— Дьявол! — выругался Доминик. — Теперь понятно, почему тебя больше не тянет к ней в постель. Да и самый крепкий меч после такого потеряет силу.
— Если бы это было так, — буркнул Саймон себе под нос.
— Что?
— Если бы кинжал моей жены забрал силу моего меча! Но этого не произошло. Я боюсь, что не сдержусь, если она снова мне откажет.
Черные брови Доминика взлетели вверх в немом изумлении: на поле битвы или в спальне — везде выдержка Саймона была предметом зависти многих рыцарей.
— И поэтому ты спишь теперь один? — спросил Доминик.
— Да. А сегодня она опять надела это колдовское платье, — сказал Саймон. — Дьявол меня подери, да я так бы и запустил руки ей под юбку.
Доминик внимательно посмотрел в раздосадованное лицо брата. Спустя некоторое время он снова заговорил, тщательно подбирая слова:
— Ты думаешь, она влюблена в другого?
— Нет, если ей, конечно, дорога жизнь.
Ледяной тон Саймона ясно дал понять Доминику, что даже он, его брат и господин, должен осторожно касаться такого тонкого предмета, как увлечения леди Арианы. Доминик не видел Саймона столь настойчивым с той поры, когда тот преследовал Мари, соблазнительно покачивающую бедрами между кострами в лагере крестоносцев. Глаза Саймона горели тогда, словно эти костры.
Внезапно Саймон выругался, и его глаза смягчились.
Кот махнул пушистым хвостом у него под носом, напоминая хозяину его главную и основную обязанность — ласкать Его величество Лентяя.
— Нет, — спокойно продолжал Саймон, — леди Ариана никого не любит. Впрочем, если бы любила, было бы проще: я бы тогда убил этого счастливчика.
Доминик ехидно усмехнулся.
— Значит, леди Ариана, как те девки в гареме у султана, предпочитает женские ласки?
— Нет. Ариана вообще не терпит прикосновений чьих-то рук. Даже когда моется, ей никто не прислуживает.
— Во время мытья…
Доминик улыбнулся, с наслаждением вспоминая купание со своей глендруидской вещуньей, которая любила воду даже, пожалуй, больше, чем сарацинские султаны, в чьих дворцах не умолкая журчали фонтаны.
— Как слащаво ты улыбаешься, — заметил Саймон с неприязнью и любопытством.
Любопытство победило.
— Это ты так приручал своего соколенка? — продолжал он. — Ты, наверное, схватил ее, когда она намочила перышки в воде и не смогла взлететь?
Доминик тихонько рассмеялся.
Саймон ожидал ответа с плохо скрываемым нетерпением.
— Я очень осторожно приручал своего соколенка, — произнес наконец Доминик, — будь то во время купания, в лесу или в спальне.
Саймон посмотрел на Мэг — ее волосы горели золотым огнем, колдовские изумрудно-зеленые глаза живо блестели, когда она говорила с Эмбер.
— Ты покорил ее своенравное сердечко с помощью этих золотых пут? — спросил он.
— Нет.
— Так ты колотил ее, что ли?
Доминик отрицательно покачал головой.
— Да, — заметил Саймон, — мне тоже никогда не нравилось силой побеждать слабых.
— Вот и славно. Смею тебя заверить, слабые тоже не стали бы с тобой так поступать.
Саймон громко расхохотался. Смех его был таким заразительным, что Ариана подняла голову от почти опустевшей тарелки. Дымчатые глаза девушки вспыхнули аметистовым огнем прежде, чем она снова потупилась.
— Она смотрит только на тебя, — заметил Доминик.
— Что ты сказал?
— Я говорю про твою жену. Кто бы ни был в комнате, она видит только тебя.
— Погоди, вот явится ее ненаглядный, тогда увидишь, — ядовито возразил ему брат.
— Эрик?
— Да, — коротко ответил Саймон.
Доминик покачал головой:
— Ничего-то ты не понимаешь. Ты и есть свет ее очей — ты, а не Эрик.
— Ну да, конечно, что ж тут непонятного — поэтому она и пыталась пронзить мне сердце кинжалом.
Доминик пожал плечами, но заметил:
— Завоюй ее доверие, и она будет так же яростно сражаться на твоей стороне.
— Звучит заманчиво.
Чарующие звуки арфы полились с дальнего конца стола, где сидела Ариана. Девушка играла что-то очень мелодичное. Это не было похоже на песню, но арфа пела о вихре чувств и страстей, бушующих в холодной темной чаще вдали от теплой весны, превращающей тени в свет.
Немного погодя музыкальная фраза повторилась. И вдруг послышался тонкий свист, он вплелся в мелодию, дополняя и повторяя ее.
Красота вдруг раздавшихся звуков отозвалась серебром в душе Арианы. Она обернулась, чтобы узнать, кто вторит ее арфе.
И поняла, что это… Саймон.
Руки Арианы неожиданно безвольно упали на колени.
— Играй же, соловушка, — сказал Саймон. — Или тебе мешает мой свист?
— Мешает? — Ариана глубоко вздохнула. — Нет. Это было так красиво!
Глаза Саймона широко раскрылись, затем сузились, и в них полыхнул уже знакомый огонь, как это всегда бывало у него рядом с Арианой.
Или даже когда он просто думал о ней.
Внезапно Саймон встал, снял с шеи Его величество Лентяя и посадил недовольно упирающегося кота у теплого очага.
— Пойду проверю, не разучился ли мой Скайленс летать, — пробормотал он себе под нос.
Он взял рукавицу, шагнул к жердочке у стены и снял с нее своего сокола.
— Ты не подождешь остальных? — спросил его Доминик.
— Я не король, и мне не нужна свита, — нетерпеливо ответил Саймон.
— Возьми с собой хотя бы оруженосца — ты же видишь, что ему не терпится подышать свежим воздухом среди топей и болотных кочек.
Саймон поискал глазами Эдварда, но его взгляд случайно упал на Ариану, которая смотрела на сокола
