Когда я спросил у нее об отношениях с первым мужем, который, как вы помните, постоянно обижал ее, она ответила: «Я любила слушать его разговоры. Он был человеком блестящим». Секс с ним был, по ее словам, самым лучшим из всего, что она знала тогда и потом. Поскольку Диана любила его, невзирая на физические унижения, которые он ей причинял, я стал более углубленно выяснять у нее характер взаимоотношений с отцом, и она поведала мне об одном воспоминании, которое никогда не покидало ее: «Помнится, когда мне было годика три с половиной или четыре, я лежала в постели. Все чувства во мне были открыты и полны радости. Подобные чувства не были для меня новы. И вдруг я вспомнила, как около моей кроватки однажды стоял отец. Я помню его руку, ударившую меня, но мне показалось, что он не хотел этого сделать. Не знаю, почему и за что он меня ударил. Я была так счастлива видеть его. И удар оказался для меня очень большим шоком. Я в тот момент была сбита с толку, и с того времени я сбита с толку навсегда. Я почувствовала себя подставленной кем-то, и теперь люди всегда так со мной поступают. Мне нужно всегда быть начеку, но я совсем не хочу быть начеку. Я не знаю, как защитить себя».
Воспоминание об ударе, беспричинно нанесенном ей отцом и воспринятом ею как измена и предательство, волновало Диану еще с тех времен, когда она была совсем маленькой. Она никогда не смогла освободиться от этого воспоминания, поскольку не была в состоянии выразить свой гнев против отца за то, что он побил ее. Во время терапевтического сеанса я посоветовал ей лупить по кровати теннисной ракеткой, чтобы хоть частично выразить подавленный в детстве гнев. Поначалу я подумал, что она сказала об испытываемом ею гневе только для того, чтобы сделать мне приятное. Ведь когда она пыталась мысленно ударять отца, то испытывала трудности с выражением гнева по отношению к нему. Впоследствии она согласилась с тем, что у нее действительно были проблемы при выражении гнева, направленного против отца. Согласилась она и с тем, что в ней издавна жил такой страх: если она станет сердиться, а тем более гневаться на отца, то он перестанет ее любить. Поскольку отец Дианы уже несколько лет как умер, то это означало лишь одно: все истекшее время она была привязана к иллюзии, что отец по-прежнему любит ее.
Единственное, чем она извиняла и оправдывала отцовскую атаку, была убежденность в том, что его спровоцировала и даже вынудила мать. Он разрывался между двумя своими женщинами. «Его чуть ли не маниакальная привязанность ко мне вызывала в ней сильнейшую ревность, и отцу приходилось выбирать». Позднее Диана впервые поняла, что отцовская привязанность к ней носила сексуальный характер: «Он относился ко мне слишком горячо». Но это ничуть не уменьшило любовь Дианы к отцу. Его сексуальный интерес воспламенял ее до уровня радостной страсти, и именно по этой причине тот период детства по сей день видится ей чем-то идиллическим.
Противоположная сторона — ее взаимоотношения с матерью — была сущим адом. В детстве Диане по ночам часто снились кошмары. Когда она пробуждалась, мать обычно лупила ее деревянной ложкой. Диана описывала свою мать как женщину с неправдоподобной, прямо-таки стальной волей, которую невозможно было сломить. «Она хлестала чем попало мою сестру, очаровательную красавицу, когда та на высоких каблучках кружила по дому в танце с чудесно развевающимися волосами и изящно накрашенным ротиком. Для моей матери это было слишком уж сексуально. Она колотила сестру деревянной ложкой и приговаривала, что та должна сменить свои туалеты и замашки, иначе она забьет ее до смерти. Сегодня моя сестра весит больше ста десяти килограммов, у нее страдает речь и она совершенно оторвана от действительности». Диана была в ужасе от своей матери, внешне полностью подчиняясь ей, но внутренне бунтуя. Она как-то заметила: «Я всегда чувствовала себя как картина Пикассо — расколотой надвое по самой середине». Когда Диане становилось совсем невтерпеж, ее защитницей выступала бабушка-гречанка — мать ее матери, — которую она считала своим лучшим другом.
Можно только вообразить себе те муки, которые испытывала Диана в бытность ребенком, вся израненная своей любовью к отцу, тем сексуальным возбуждением, которое исходило от него, а также теми чувствами вины и страха, которые порождали эти взаимоотношения. Превалировала над всем вина. «Я чувствовала свою ответственность за все, что бы ни случалось. Если что-то шло не так, как надо, это была моя и только моя ошибка. Из-за всего этого я едва не сошла с ума. Я привыкла чуть ли не все время быть ужасно раздраженной и рассерженной, но, однако, ни в чем не могла добиться ровным счетом никаких результатов. Я билась головой об стену и все время орала и визжала. Мой гнев стал деструктивным. Мне хотелось все на свете разбить вдребезги, и от этого чувство вины только усугублялось».
Ближе к двадцати годам и позднее, после окончания колледжа, Диана реализовала свои бунтарские наклонности, примкнув к глашатаям контркультуры и став увлекаться наркотиками, а также беспорядочными сексуальными связями. Через парочку лет она поняла, что подобное поведение ведет к саморазрушению, и отправилась на учебу в Европу. Там она влюбилась в симпатичного молодого человека примерно ее же возраста, и тот ответил на ее чувства взаимностью. К сожалению, их отношения зашли в тупик, поскольку его семья имела серьезные претензии к прошлому Дианы, а также к ее происхождению, которое эти люди рассматривали как слишком низкое по сравнению с ними. У нее случился еще один бурный роман с другим юношей, но и он не смог вылиться в постоянные или хотя бы длительные отношения. Насчет всех этих связей Диана сказала так: «Я всегда подбирала сыновей, чьи матери не позволяли им уйти. У меня были трудности со всеми мамашами моих парней. Эти дамы бывали до предела напуганы тем, что я забираю от них сыночков».
С моей точки зрения, Диана — по-настоящему трагическая фигура, да и сама она видела себя примерно в таком же свете. Она говорила: «Я такая несчастная. Я не вижу для себя никакого будущего. Я просто бреду по жизни от одного дня к следующему». Подобные слова вызвали у нее довольно сильный плач, после которого она сказала: «Я всегда ощущаю в себе глубокую печаль, которая, как мне кажется, никогда не рассеется и не покинет меня». Но ведь чувства не изменяются только потому, что кто-то пытается их перебороть. В качестве одной из составных частей своих стараний все устроить Диана всегда ходила с сияющим, счастливым лицом, которое она «носила» отчасти для того, чтобы представлять себя окружающим как положительную и процветающую особу, а отчасти в надежде, что это поможет ей все-таки найти главную любовь своей жизни. Если заглянуть поглубже, то «накладная» улыбка окажется ее способом выживания, поскольку подлинная печаль Дианы граничила с таким бездонным отчаянием, которое она ощущала как угрозу для собственной жизни.
И тем не менее это ее отчаяние было не более реалистическим, чем надежда вновь обрести потерянный рай, который она познала и пережила в детские годы в форме любви со стороны отца. И надежда Дианы, и ее любовь принадлежали только ее детству и не имели никакого касательства к нынешней безрадостной ситуации. Став зрелой женщиной, она хотела зрелых отношений с мужчиной, который был бы для нее больше, чем просто любовником, — который стал бы также ее спутником и супругом и который вместе с нею трудился бы над тем, чтобы построить для них общий дом и, может быть, даже создать полноценную семью. Поскольку мужчины ждут от женщины примерно того же самого, эти ее ожидания вовсе не были чем-то фантастическим. Но все указанные цели можно понять и реализовать лишь в том случае, если и женщина, и мужчина являются зрелыми индивидуумами.
Диана не являлась зрелой женщиной. В ней сохранилось слишком многое от маленькой девочки, которая по-прежнему искала отца или того, кто его заменит и сможет восстановить ситуацию, существовавшую во времена ее детства. Этот человек обожал бы Диану, говорил ей, какая она красивая, удостоверял факт ее невинности и защищал от злой мачехи. Разумеется, никакой мужчина не может сделать всего этого даже для самой лучшей женщины. Утерянную невинность не восстановить. Однако чувство вины можно устранить — путем восстановления всей полноты и свободы самовыражения, включая сюда и выражение сексуальных чувств. Страх перед матерью-мачехой можно ликвидировать, мобилизовав в человеке такой ресурс, как гнев. Именно это и произошло с Дианой под конец терапии, когда она обрела способность безбоязненно встать перед своей матерью и попросить у нее помощи. К удивлению Дианы, мать с большой готовностью отнеслась к этой просьбе и действительно помогла ей.
Взаимоотношения Дианы с другими мужчинами носили более сложный характер, поскольку она была убеждена в том, что, капитулируя перед ними, она капитулирует перед самой любовью. Именно такой должна была видеть себя маленькая девчушка по отношению к отцу. Он образует для своей доченьки весь мир, и в эмоциональном плане она существует в значительной мере в терминах данного взаимоотношения. Наблюдая, как трехлетняя девочка прямо-таки заходится от восторга при виде отца и радостно пищит «Папуля, папуля!», можно оценить, насколько тотальный и безоговорочный характер носит ее капитуляция. Подобное поведение характерно для маленького ребенка, чье эго или чувство собственного Я пока еще не
