лишается возможности восстановиться после воздействия различных неприятных внешних раздражителей, требующего непрерывного расходования энергии. Раньше или позже такой человек «слетает с катушек», и его разум просто отключается от невыносимой реальности. У шизоидных индивидов, подвергаемых воздействию чрезмерного стресса и лишаемых при этом возможности заснуть, неизбежно произойдет нервный срыв. Решающим фактором оказывается в этом случае постоянное раздражение, которое человек не в состоянии уменьшить и от которого он не в силах уйти. Другим, притом классическим примером может послужить древний китайский метод пытки, когда человека сперва закапывают в землю так, что оттуда торчит одна лишь голова, а потом на эту голову — иногда еще и специально выбритую — начинают беспрестанно капать водой. В конечном итоге подобное раздражение становится слишком сильным, а поскольку уклониться от него невозможно, то оно делается невыносимым и нестерпимым. В этот момент злосчастная жертва начинает визжать в попытке хоть как-то разрядить чрезмерное возбуждение, а если и это не приносит облегчения, человек попросту теряет рассудок. Механизм самоконтроля выходит у него из строя, а разум теряет представление о реальной действительности.
Ребенок гораздо более взрослого человека уязвим перед лицом разного рода пыток, которые могут сломить если не его тело, то разум. У него нет возможности уйти, улизнуть, укрыться. Физическое унижение и злоупотребление представляет собой один из способов, позволяющих сломить ребенка, и все мы отлично знаем, что подобное явление широко распространено. Однако словесное либо эмоциональное воздействие такой же нацеленности даже еще более популярно. Многие дети подвергаются непрестанной критике, что в конце концов приводит к тому, что их дух оказывается сломленным. Все, что они делают, делается плохо, и ничто из сделанного ими не находит родительского одобрения и поддержки. Ребенок чувствует враждебность родителя — глубокую враждебность, которую он не в состоянии ни избежать, ни понять. Эстер может послужить хорошим примером такого рода пытки. Мне не довелось встретить когда-либо человека, который в общении вел бы себя лучше, чем она, был бы более вежлив и внимателен по отношению к другим. Но ее жизнь была самой настоящей катастрофой. Ничего из того, что она делала, не доставляло ей никакого удовлетворения. Она потерпела неудачу в своей профессиональной карьере, равно как и в двух браках. И эти жизненные фиаско никак не были связаны с отсутствием стараний с ее стороны. Она упорно стремилась делать хорошие или, по крайней мере, правильные вещи, но результата не было. Никакие действия Эстер не приносили ей любви, в которой она столь отчаянно нуждалась. Ребенком она всячески пыталась понравиться своей матери, завоевать ее любовь — но безрезультатно. Мать по отношению к ней была полна критицизма и с порога отвергала все, что бы она ни делала.
Эстер рассказала об инциденте, который был типичен для их взаимоотношений. Когда ей было восемь лет, мать поставила ее в угол и прочла целую лекцию по поводу ее плохого поведения. Это был далеко не первый случай, когда Эстер получала выволочку за какой-то совершенно невинный поступок, и девочка, не выдержав, нахмурила брови и бросила на мать недовольный взгляд. Это привело родительницу в бешенство, и она гневно воскликнула: «Нечего строить рожи, когда я с тобой разговариваю!» От подобного холодного недружелюбия со стороны матери девочка, и без того испытывавшая перед ней страх, буквально одеревенела. Такая способность закоченевать была присуща Эстер и в то время, когда я впервые увидел ее — зрелую женщину, которая находилась в депрессии из-за неспособности реализовать свои надежды и чаяния. Немилосердный гнев против матери был заперт внутри ее жесткой, несгибаемой телесной оболочки, скрываясь за сухой внешностью и будучи неведом ей самой. Однако, подавив в себе гнев, она вместе с ним отсекла и свою естественную агрессивность, оставив для себя единственную надежду — если она будет хорошей, это принесет ей любовь, в которой она столь отчаянно и безысходно нуждалась. Однако этого, увы, не произошло, потому что любовь, как мы знаем, нельзя заработать хорошим поведением. Зато из-за отсечения естественной агрессивности она потеряла и страсть.
Когда ее второе супружество близилось к краху, Эстер ощутила внутреннюю ярость. В одной из участившихся домашних стычек она набросилась на мужа в бешеной злости, после чего ее мучило чувство сильной вины. Непосредственным толчком к этой вспышке гнева против супруга была его неизменная пассивность, однако по своей сути этот всплеск ярости был всего лишь переносом на другого человека того гнева, который она ощущала против своего отца, явным образом обещавшего любить ее, но не защитившего против матери. В давнишнем, восходящем к детству конфликте между матерью и дочерью он принял материнскую сторону. Предательство со стороны отца едва не довело Эстер до бешенства, до форменного безумия, но при отсутствии поддержки извне ее ярость была обречена оказаться подавленной. Тело ее стало жестким, словно кусок дерева. По мере продвижения терапевтического процесса Эстер начинала мало-помалу распознавать свою проблему. Она описывала себя как «шизофреника под контролем». В конечном итоге то, что она говорила, означало примерно следующее: если бы она не держала свои чувства под контролем, то лишилась бы рассудка и обезумела от гнева до такой степени, что потеряла контроль над собой и убила кого-нибудь.
Некоторые люди действительно теряют самоконтроль и на самом деле убивают других людей или самих себя. Это может произойти в том случае, если эго данного индивида диссоциируется от его тела со всеми его чувствами, причем само по себе эго оказывается слишком слабым, чтобы сдержать подавленный и сжатый в пружину гнев. Дело обстоит так, словно этот человек шагал неизвестно куда и нес в руке или за пазухой гранату с выдернутой чекой, о наличии которой сам он не имел ни малейшего представления. Дав таким людям возможность осознать подавленную в себе смертоносную ярость, мы тем самым снижаем опасность ее внезапного самопроизвольного взрыва, который будет иметь в буквальном смысле убийственные последствия. Признание факта существования собственных чувств укрепляет эго и способствует сознательному контролю над разными импульсами и побуждениями. Человек должен ощутить свое чувство и сжиться, даже подружиться с ним. Когда я был маленьким мальчиком, ко мне подбежала большущая псина и я очень сильно испугался. Чтобы помочь мне преодолеть этот страх, мама купила набитую чем-то здоровенную игрушечную собаку, которую я всячески ласкал и голубил. Это немного помогло, но все равно я никогда не смог полностью избавиться от страха перед псами, пока не завел себе собственного четвероногого любимца. Помочь нашим пациентам обучиться тому, как можно безболезненно и безбоязненно жить в относительном мире с обуревающим их гневом, является одной из главных целей проводимой с ними терапии.
В той или иной степени все пациенты являются «шизофрениками под контролем». Все они опасаются потерять самоконтроль и сойти с ума, поскольку в детстве уже бывали доведены почти до безумия. Гэри выглядел тихим, спокойным мужчиной с мягким голосом и слабо выраженными, сдержанными эмоциями. Как и Эстер, о которой рассказывалось выше, он обладал весьма рациональным умом, управлявшим всеми его поступками, и в этом смысле напоминал компьютер. Да он и на самом деле был по специальности компьютерщиком. Но трудно предполагать наличие радости у компьютера или у того, кто функционирует по его подобию. В течение целого ряда лет Гэри подвергался психоанализу у различных докторов, но никакого улучшения в его эмоциональной жизни не наступило. Работая с его телом для углубления дыхания и добиваясь от него плача, я смог сделать так, что он почувствовал в себе больше живости. Однако ему было необходимо мобилизовать скопившуюся за долгие годы агрессию, а также разрядить свой до чрезвычайности подавленный гнев. Чтобы это произошло, ему надо было отказаться от жесткого бессознательного самоконтроля. Когда я смог заставить Гэри изо всех сил пинать кровать и вопить при этом: «Я не в силах этого вынести!» — указанное упражнение позволило ему совершить прорыв к такому интегральному ощущению собственного Я, которого он не испытывал со времен раннего детства.
История его жизни выглядела внешне совсем несложной. Вот как он сам рассказывал ее: «Моя мать привыкла сильно стукать меня всякий раз, когда я огорчал ее. Она была малость не в себе и заводилась с пол-оборота. Помню, всякий раз, когда я жаловался на что-то, она вместо ответа или выражения сочувствия налетала и ударяла меня. Но я не мог перестать жаловаться, и это доводило ее до белого каления. Протестовать же я вообще не имел права. Если мне случалось расплакаться или сказать что-то против нее самой или ее действий, мать только избивала меня еще свирепее. Хорошо помню, как кровь бросалась мне в лицо и я с ужасом думал, что не выдержу и взорвусь. Она действительно сводила меня с ума. Знаю, она по-своему любила меня, но я был не в состоянии относиться к ней по-доброму. Это была несчастная женщина, а я не мог сделать ее счастливой. Из-за нее я доходил до безумия».
Гэри не сошел с ума. Он сделал другое: отсек свои чувства, диссоциировавшись от собственного тела и весь уйдя в голову. Его способ обороны отличался от того, который выбрала Эстер, ставшая в целях самоконтроля несгибаемо жесткой. Гэри же сделался в большей мере безжизненным, так что в нем попросту
