сделать, чтобы ее улучшить.
Директор выслушал Доктора до конца, а потом рассмеялся ему прямо в лицо:
— Да вы что, Док! Если бы я сделал все, о чем вы меня просите, я бы давно разорился. Отправить лошадей на пенсию! Отослать опоссума домой в Америку! Заставлять смотрителей целыми днями чистить клетки! Выгуливать зверей каждый день — как будто это не цирк, а пансион для благородных девиц! Да вы что, с ума сошли? Вы ничего не понимаете в правилах игры. Разве я не согласился на все ваши условия? Разве я не разрешил вам делать все, что вы хотите? А остальное — уж моя забота! Я не позволю, чтобы в мои дела кто-то вмешивался. Я уже и так терплю убытки из-за Геркулеса и не собираюсь разоряться только из-за того, что вам в голову пришли эти бредовые благотворительные идеи! Это мое последнее слово!
С тяжелым сердцем Доктор вышел от Блоссома и направился к себе в фургончик. На его ступеньках сидел Мэтью Магг и курил трубку. Неподалеку от него старый конь Беппо щипал при свете луны пожухлую траву.
— Чудесная ночка, правда? — сказал Мэтью, завидев Доктора. — Ба, да вы никак чем-то расстроены! Что случилось?
— Расстроен, — повторил Доктор. — Не то слово. Хуже не бывает. Я только что разговаривал с Блоссомом. Просил его, чтобы он хоть немного позаботился о своих зверях. Да какое там… Он и пальцем не намерен пошевельнуть. Наверное, я уйду из цирка, Мэтью.
— Вот тебе и на! — воскликнул Мэтью. — Да вы же еще и работать толком не начали! Блоссом даже не знает, что вы умеете говорить на языке зверей. И потом, разве все цирки должны быть плохими? Вот погодите, у вас будет свой цирк — самый хороший, самый чистый, самый честный. Каждому захочется попасть в такой цирк. К вам будут приезжать со всего света! Но сначала нужно заработать денег. Что это вы так рано нос повесили?
— Ничего из этого не выйдет, Мэтью, — вздохнул Доктор. Я не могу помочь бедным животным. А оставаться и смотреть на их страдания — выше моих сил.
В этот момент старый конь Беппо, услышав голос друга, подошел поближе и ласково уткнулся мордой прямо Доктору в ухо.
— Привет, — сказал ему Джон Дулитл. — Боюсь, Беппо, я уже ничем не смогу тебе помочь. Мне очень жаль, но, наверное, я уйду из цирка.
— Как же так, Доктор! — тихонько заржал конь. — Вы — наша последняя надежда. Только сегодня утром я случайно услышал разговор слона с Говорящей Лошадью (знаете, той самой, что выступает в большом представлении). Они говорили: «Какое счастье, что теперь Доктор с нами». Конечно, за одну минуту ничего не изменишь. Нужно немножко потерпеть. Если вы уйдете, у зверей не останется никакой надежды, что их жизнь изменится к лучшему. А если, останетесь — то совсем скоро сами станете директором и будете управлять цирком так, как нужно. Пока мы с вами, нам нечего бояться. Только не бросайте нас! Вот увидите: настанет день, когда «Цирк Доктора Дулитла» будет самым великим из всех цирков на свете.
Доктор на минуту задумался. Мэтью, который ничего не понял из этого разговора, никак не мог дождаться, что же он решит.
— Ну? — спросил он наконец. — Вы остаетесь?
— Да, Мэтью, — ответил Джон Дулитл. — Я понял, что должен остаться. Поступить по-другому я сейчас не могу. Спокойной ночи.
В субботу ярмарка в Гримблдоне закрылась, и цирк собрался переезжать в другой город. Чтобы сложить и погрузить в фургоны все палатки и балаганы, нужно было хорошо потрудиться. И все воскресенье в цирке кипела работа. Повсюду бегали люди и выкрикивали какие-то приказания. Рабочие сворачивали палатки, разбирали помосты и грузили их в фургоны. И вечером огромная поляна, которая только вчера еще была такой веселой и нарядной, вдруг превратилась в обыкновенную скучную и замусоренную площадку.
Из питомцев Доктора только Даб-Даб участвовала в общей суматохе, остальные же наслаждались новизной и необычностью всего происходящего.
Друзей позабавило то, как изменилась внешность многих артистов, когда они сменили свои цирковые костюмы на обычную одежду. Габ-Габ даже растерялся: попробуй теперь кого-нибудь узнать. Клоун смыл краску с лица, Фатима сняла свой роскошный восточный костюм и превратилась в респектабельную уборщицу, собравшуюся в отпуск. Дикарь с острова Борнео надел галстук и воротничок и начал разговаривать, как все нормальные люди. А бородатая леди сняла свою бороду, сложила ее и упаковала в чемодан.
Наконец, когда все сборы закончились, процессия цирковых фургонов двинулась в путь. Город, куда они направлялись, находился в пятидесяти милях от Гримблдона. Естественно, проехать такое расстояние за один день было невозможно, поэтому циркачи решили заночевать где-нибудь у дороги. Для компании Джона Дулитла это путешествие стало настоящим удовольствием. Днем они любовались из окошка на проплывающие мимо поля и деревни, а ночью вкушали все прелести цыганской жизни, останавливаясь на ночлег, где придется.
Джип всю дорогу охотился за крысами, выгоняя их из придорожных канав. Иногда, учуяв запах лисицы, он убегал чересчур далеко, но, так как цирковые кибитки передвигались очень медленно, всегда успевал догнать их. Габ-Габ же развлекался тем, что все время пытался угадать, где же они остановятся заночевать на этот раз.
Но больше всего питомцы Доктора любили поздний вечер, когда процессия останавливалась на ночь. Тогда у дороги разжигали костер и ставили на огонь чайник. Потрескивание дров и аромат чая, как нельзя лучше, поднимали настроение и располагали к беседе. В это время к Джипу обычно прибегали двое его друзей — Свисток, дворняжка клоуна, и Тоби — пудель Панча и Джуди. Они очень любили компанию Доктора и тоже мечтали, чтобы он стал директором цирка. И в перерывах между удивительными историями из собачьей жизни, которые они всегда с увлечением рассказывали, Тоби со Свистком уверяли Доктора, что в «Цирке Дулитла» всегда будет царить справедливость и поэтому он будет самым лучшим на земле.
Джон Дулитл всегда утверждал, что у собак характеры бывают такие же разные, как и у людей. Он даже написал об этом книгу, которая называлась «Психология собак». Но большинство врачей- психотерапевтов сочли ее недостойной своего внимания. «Фу! — восклицали они. — Только слабоумный может выбрать такую тему для исследования». Надо признать, что говорили они это только для того, чтобы скрыть, что ни капли не смыслят в данном вопросе.
Само собой разумеется, что у Свистка и у Тоби характеры были совершенно непохожи. Свисток с виду был обыкновенной дворнягой, но при близком знакомстве с ним выяснилось, что у него совершенно необыкновенное чувство юмора. Он мог превратить в шутку все, что угодно. Возможно, это объяснялось тем, что Свисток работал вместе с клоуном и в его обязанности входило смешить людей. Но кроме того, юмор был и его жизненной философией. Он не раз рассказывал Доктору и Джипу, что еще маленьким щенком понял, что в жизни нельзя ни к чему относиться серьезно. Он всегда мог оценить самую хитроумную шутку и веселился даже тогда, когда смеялись над ним самим.
Именно эта способность Свистка тонко чувствовать юмор и натолкнула Доктора на мысль издавать первые юмористические газеты для животных. Впоследствии, когда он организовал «Клуб мышей и крыс», ему удалось осуществить этот замысел. Газеты назывались «Жизнь погреба», «Подвальный юмор». Они несли свет развлечений тем, кто живет в темноте.
Характер Тоби отличался от характера Свистка, как земля и небо. Этот белый карликовый пудель относился к себе и к жизни со всей серьезностью. Самой главной чертой его характера была решимость получить от жизни все, что ему, по его мнению, полагалось. Хотя, надо заметить, что при этом он совсем не был эгоистом. Доктор часто говорил, что такая «деловая хватка» часто встречается среди маленьких собак, которые вынуждены компенсировать свой небольшой рост излишней наглостью и агрессивностью. Когда, например, Тоби прибежал в первый раз в фургончик Доктора, он тут же забрался к нему на кровать и свернулся там калачиком. Страшно возмущенная такой наглостью Даб-Даб попыталась его согнать, но пудель даже и не подумал сдвинуться с места. Он сказал, что хозяин кровати — Доктор, а он ничего не имеет против. И с тех пор, прибегая в гости к Дулитлу, Тоби всегда устраивался на его постели. Как видите, эту привилегию он получил только благодаря своему нахальству. Тоби всегда требовал для себя привилегий и обычно получал их.
