Так недоступен и высок,
Что скоро листья повилик
Ковром заткут его порог.
И своды гулкие паук
Затянет в дым своих тенет,
Где чуждых дней залетный звук
Ответной рифмы не найдет.
Там шум фонтанов мне поет,
Как хорошо в полдневный зной,
Взметая холод вольных вод,
Дробиться радугой цветной.
Мой замок высится в такой
Недостижимой вышине,
Что крики воронов тоской
Не отравили песен мне.
Моя свобода широка,
Мой сон медлителен и тих,
И золотые облака,
Скользя, плывут у ног моих.
1898–1900
В САРКОФАГЕ
Мне снилось – мы с тобой дремали в саркофаге,
Внимая, как прибой о камни бьет волну.
И наши имена горели в чудной саге
Двумя звездами, слитыми в одну.
Над нами шли века, сменялись поколенья,
Нас вихри замели в горячие пески;
Но наши имена, свободные от тленья,
Звучали в гимнах страсти и тоски.
И мимо смерть прошла. Лишь блеск ее
воскрылий
Мы видели сквозь сон, смежив глаза свои.
И наши имена, струя дыханье лилий,
Цвели в преданьях сказочной любви.
1898–1900
СЕРАФИМЫ
1
Резнею кровавой на время насытясь,
Устали и слуги, и доблестный витязь
И входят под своды обители Божьей,
Где теплятся свечи Господних подножий.
И с кроткой улыбкой со стен базилики
Глядят серафимов блаженные лики.
2
Палач утомленный уснул на мгновенье.
Подвешенной жертвы растет исступленье.
На дыбе трепещет избитое тело,
Медлительным пыткам не видно предела.
А там, над землею, над тьмою кромешной,
Парят серафимы с улыбкой безгрешной.
3
В глубоком «in pace»,[5] без воли и силы,
Монахиня бьется о камни могилы.
В холодную яму, где крысы и плесень,
Доносится отзвук божественных песен.
То – с гулом органа, в куреньях незримы,
«Осанна! Осанна!» поют серафимы.
1898–1900
ВОСТОЧНЫЕ ОБЛАКА
Идут, идут небесные верблюды,
По синеве вздымая дымный прах.
Жемчужин-слез сверкающие груды
Несут они на белых раменах.
В вечерний час, по розовой пустыне,
Бесследный путь оставив за собой,
К надзвездной Мекке, к призрачной Медине
Спешат они, гонимые судьбой.
О, плачьте, плачьте! Счет ведется строго.
Истают дни, как утренний туман,-
Но жемчуг слез в сокровищницу Бога
Перенесет воздушный караван.
1898–1900
ПРОБУЖДЕННЫЙ ЛЕБЕДЬ
Страдала я – и не был ты со мной.
Я плакала – ты был далеко.
Уныл и сер лежал мой путь земной,-
Я изнывала одиноко.
Те дни прошли. Не все мы рождены
Для подвига самозабвенья.
В моей душе такие дышат сны,
Такие блещут откровенья,
Что самый мир, что самый круг земли,
Замкнутый небом, кажется мне тесен;
И нет границ для грез и песен,
Для звуков, тающих вдали.
Страдала я, когда ты был далеко.
Я плакала, что нет тебя со мной.
И в жизни я избрала путь иной,
Чтоб не томиться одиноко.
В иную жизнь, к иному торжеству
Расправил крылья лебедь пробужденный.
Я чувствую! Я мыслю! Я живу!
Я властвую душой непобежденной!
То с бурями, то с лунной тишиной
Безбрежный путь раскинулся широко…
Я не ропщу, что нет тебя со мной,
