было:
– Павлу Петровичу, что ли? Так ему всегда плохо…
Пару раз поскользнувшись на полу со старым, стертым линолеумом, Глаша оказалась в лечебном корпусе, который ее тоже не порадовал. Пустые темные коридоры с разномастными ободранными креслами и какими-то глупыми репродукциями картин с цветами в горшках. Она принялась искать медперсонал, заглядывая в каждый кабинет. А весь персонал обнаружился в одной из комнат за длинным столом под клеенкой в веселую ромашку – пил там чай.
– Здрав…
Но Глаша не успела произнести даже одно слово.
– Обед! – рявкнула одна из женщин мощной комплекции, при этом из ее рта вылетел сухой крекер.
– Мне бы Надю…
– Ты что, не понимаешь? Обед! – повторила женщина, стряхивая с себя вылетевшие изо рта крошки.
– Человеку плохо! Старичок Павел Петрович упал и не может подняться! У него в спине раздался какой-то хруст! Он что, будет лежать на моем чемодане на улице и стонать, пока вы тут жрете?! – озверела Глафира.
– Вот ведь блин! – выругалась женщина.
– Куда этот чертов старик опять полез? А вам, девушка, что, больше всех надо? – подала голос другая, полная женщина, вытирая рот салфеткой.
– Да мне ничего не надо! Но старик лежит поверх моего чемодана. Снимите его с чемодана, и я от вас отстану. Я только что заехала и хочу наконец-то попасть в свой номер! – Глафира уже начала заводиться.
– Кавалер чертов! – еще раз выругалась женщина, откликнувшаяся второй, и встала, вытирая руки о платье. – Небось хотел чемодан поднести?
– Вы, что ли, Надя? – удивилась вдруг Глаша, почему-то представлявшая себе спасительницу, которую требовал к себе недужный дед, доброй и отзывчивой молоденькой девушкой.
– А че? Я Надя, его медсестра, – подтвердила женщина и неспешно двинулась за Глафирой. – Сейчас, только в процедурке новокаин возьму и Леху найду…
– Зачем? – не поняла Глафира.
– Да у старика все время позвонок вылетает, поэтому он и не может встать от боли. Надо блокаду новокаиновую сделать, – пояснила Надя.
– А Леха зачем? – спросила Глаша.
– Так он хирург наш местный, – без энтузиазма пояснила Надя.
Надежда распахнула дверь в ординаторскую с кривой табличкой на двери, внесла туда свои телеса и закричала:
– Фу! Ой, как накурено! Леха, мать твою, ну что же ты делаешь?
Глаша, гонимая любопытством, зашла за ней следом и с удивлением увидела долговязого парня с бледно-рыжими волосами, торчащими во все стороны. Тот лежал на топчане для пациентов, сложив руки на груди, в уличной обуви и белом медицинском халате весьма застиранного вида.
– Что? – поднял Леха одну бровь. При этом от него пахнуло перегаром, таким жутким от дешевого спиртного, и не менее дешевым табаком.
– Нажрался?! С утра?! – развела руками полная медсестра неопределенного возраста.
– А че? Я смену закончил, – ответил Леха. Потом отвернулся и захрапел.
– Вот ведь черт! Что же делать? – сама у себя спросила Надя и посмотрела на Глашу, словно спрашивая у нее совета. – Ладно, пошли, сама деда отволоку. До завтра полежит, а Леха очнется и сделает ему блокаду. Тут уж без вариантов!
– Что ж, человек до утра будет мучиться? – спросила Глафира, удивленная организацией медицинской помощи в санатории.
– А че делать?
– Я сама могу сделать… – предложила Глаша и запнулась.
– Ты? А ты кто? Новый врач? – с удивлением уставилась на нее Надя.
– Нет, я пациентка. То есть отдыхающая, – поправилась Глафира. – Но по специальности я врач-хирург, так что могу сделать совершенно спокойно.
– Ой, как хорошо! – засуетилась Надя вокруг нее, словно та была флагштоком, и затрясла ее. – Просто здорово! Павел Петрович очень ценный человек для нашего санатория, как-то нехорошо получилось… А можно кольнуть его прямо там, на улице, чтобы нам не тащить деда в кабинет?
– Попробуем, – кивнула Глаша, для которой провести такое мероприятие было на самом деле привычным делом.
Она в сопровождении Нади вышла из корпуса и направилась в сторону пострадавшего. Надя несла лоток со шприцем под стерильной салфеткой.
– А чем знаменит дедушка? – поинтересовалась Глафира.
– Павел Петрович? О! Ему восемьдесят пять лет, и добрую половину из них он каждое лето проводит у нас. Наш постоянный клиент. Селится на три месяца в люксе, оплачивает все дополнительные дорогие процедуры.
– Какие? – заинтересовалась Глаша.
– Маникюр, педикюр, уход за кожей, отдых в спа-салоне…
– Шутите? – удивилась Глафира.
– Нет! – Надя захохотала.
– А вы его любимая медсестра? – спросила Глаша.
– Ну, не сказать, что любимая… Просто я здесь самая старшая по возрасту, то есть больше всех знаю его. Он мне доверяет, – пояснила Надя.
Когда они подошли к чемодану Глаши и деду, торчащему худой, непривлекательной задницей вверх, там уже собралась охающая наблюдающая толпа из старушек, немножко разбавленная старичками.
– Господа отдыхающие, разойдитесь! – закричала Надежда зычным голосом.
– Ой, слышу голос моей спасительницы, – возрадовался старик.
– Ну и чего вы, Павел Петрович, такие па выделываете? Ай-яй-яй, ведь не мальчик уже…
– Не мальчик, и правда не мальчик, Наденька. Надо снова эту, будь она неладна, блокаду делать. Только она и вернет меня к жизни!
– Сейчас сделаем, Павел Петрович.
– Да уж, сделайте… А Леша где? – Старик попытался повернуть голову в сторону, но у него не получилось.
– Я с доктором, но не с Лешей. Да какая разница… – успокоила его Надежда.
Глафира с ужасом заметила, что старика уже вырвало то ли от боли, то ли от неудобного положения – он лежал головой вниз – прямо на ее чемодан.
Надежда попыталась разогнать зевак, но те отодвинулись всего на пару-тройку метров. Народ жаждал зрелищ, а в санатории, видимо, только на это и можно было поглядеть… Медсестра приспустила трусы на деде.
– Наденька, а доктор-то хоть надежный? А то я так оконфузился! Женщину красивую увидел, и вот…
– Всегда у вас так! – Надежда подмигнула Глафире.
– Только бы она не застала меня в такой позе да еще испачканного! – охал старик.
– А вот раньше надо было думать!
Глаша молча надела одноразовые резиновые перчатки, обработала место укола йодом и взяла шприц с новокаином.
Через пару минут дед перестал стонать, вздохнул с облегчением, так как боль отступила. Его подняли на ноги все такого же, в сгорбленной позе. Надежда с восхищением посмотрела на Глафиру.
– Мне совсем не больно было! Такая легкая рука! – радовался дед.
Глаша сняла перчатки и положила их в лоток. Дед оторопел, когда наконец смог посмотреть в глаза Глафире.
