землепотрясно!
(Вставлять словечко «Земплепотрясно» к месту и не к месту — было второй Дашиной привычкой).
— Можно не перебивать?! — Доброжанская оскалила губы и, сложив руки на груди, припечатала Земплепотрясную Дашу взглядом. — Мы — Киевицы. Мы властвуем над Киевом.
— Так же, как и он над нами. — Судя по всему, Маша не терпела нечеткости формулировок.
— Так же как и он. — Судя по всему, в отличие от Дашиных реплик, Машины правки, Катя воспринимала бесконечно толерантно. — У нас есть личный офис, — Дображанская окинула взором круглую комнату Башни, затянутую в дубовый корсет книжных шкафов, — куда не может попасть ни один человек.
— Если у него нет ключа, и он не знает пароля, — сказала Маша.
— Есть три говорящие кошки.
— Только две, — весело хрюкнула Чуб. — Бегемот с нами не разговаривает!
Кончик хвоста черного кота недовольно задергался.
— Есть килограммов сто, сто пятьдесят раритетного золота, которое преподнесли нам на шабаше киевские ведьмы, и которое надо еще как-то реализовывать, — проигнорировала Дашину реплику Катя.
— Зачем? — Чуб рефлекторно вцепилась в свою серьгу. — Я свое золото носить буду.
— …И самое главное, — окончила Катя. — Книга Власти!
— Книга Киевиц, — сказала скрупулезная Маша.
В то время как Катя подошла к тонконогому дамскому бюро, на коем возлежала упомянутая ими вещь
— А еще мы должны каждую ночь дежурить на Старокиевской горе, — влезла Чуб.
— Даша! — разозлилась наконец Дображанская.
— Это важная поправка, — не сдалась та.
— Я к этому и веду! — отчеканила Катя. Она по-прежнему не отрывала пальцы от книги, словно прикосновение к ней доставляло ей непреодолимое удовольствие, которого она не в силах себя лишить. — Я перечислила «плюсы»: власть, золото, квартира в центре… Но есть и «минусы». Как верно заметила Маша, мы — Киевицы. Мы владеем этим Городом и защищаем его. «Киев властвует над нами, так же, как и мы над ним» — так написано в Книге. В частности это выражается в том, что мы обязаны каждую ночь дежурить на нашей горе, «чтобы завидев на небе красный огонь полететь туда». Туда где нужна наша помощь.
— Ну а я что сказала? — обиженно буркнула Чуб.
— Тем не менее, — продолжила Катя, — прошлую ночь мы просидели там совершенно зря. На небе ничего не загорелось.
— И что ты теперь предлагаешь? — с вызовом спросила Земплепотрясная Даша
— Я не предлагаю, — с удовольствием выправила ее Катерина, — а выношу на обсуждение. Быть может целесообразней дежурить по очереди? Еженощные дежурства — изматывающая вещь. А у меня бизнес. У Маши послезавтра экзамен. Только ты у нас можешь спать по полдня, потому что нигде не работаешь.
— А как мне работать? — возмутилась
— Вот именно поэтому, — резюмировала Катерина, — я и предлагаю: немного облегчить себе жизнь и дежурить парами. Сегодня ты и Маша. Завтра мы с тобой, чтобы Маша могла подготовиться к экзамену. Послезавтра я с Машей. И так далее.
— Ну-у-у, давайте попробуем. — Чуб отвернулась.
Будучи в недавнем прошлом профессиональной полуночницей — певицей и арт-директором ночного клуба «О-ё-ёй!» — Даша не видела особой проблемы в том, чтобы не спать каждую ночь.
Но сидеть сиднем ночь напролет, бесплодно вглядываясь в небо над Старокиевской горой, было для ее подвижной натуры занятием куда более тяжким, чем любая дикая пахота.
— Я согласна, — подала голос Маша. Теперь она смотрела на свои ноги в старых растрескавшихся кроссовках. — Мне все равно.
— Прекрасно, — подвела итог Катерина,
— Со мной? — Впервые за весь разговор рыжая подняла глаза, и сконфуженно посмотрела в лицо «председательнице».
— Да! — Впервые за весь разговор, Даша Чуб с готовностью встала под Катины знамена. — Это точно! С ней точно че-то происходит!
— У тебя какие-то проблемы? — Катин голос стал сладко-ватным. — Ты как в воду опущенная.
— Хуже, — уже утопленная! — поддержала ее Даша, и с энтузиазмом почесала нос.
(Чесать нос в припадке задумчивости было третьей из Дашиных привычек).
Маша
— Дело в том… — проговорила она, — что я… Нет, сначала другое. Вы должны это знать. Я как раз собиралась сказать. Дело в том, что…
*****
Дело в том, что всего пять дней назад Мария Владимировна Ковалева, студентка исторического факультета педагогического
И была она им до тех пор, пока не получила в подарок Город.
Умирающая Киевица Кылына, властительница тысячелетнего Киева, передали свою власть им, троим и случайным, оставив в наследство круглую Башню на Яр Валу, с тремя говорящими кошками, с кладовыми полными зелий и трав, со шкафами, полными объезженных метел — и книгу Киевиц, полную древних и страшных знаний…
И оказалось, мир совсем не такой, каким казался им — затюканной студентке не престижного вуза, горделивой владелице сети супермаркетов и арт-директору ночного клуба «О-ё-ёй!» бывшей по совместительству неудачницей-певицей.
В этом, открывшимся им мире, не было ни времени, ни смерти, ни тем паче случайностей. Здесь можно было ходить сквозь время и воскрешать мертвых, летать над землей и вселять любовь в своих врагов.
Но чтобы ты не делал, твое добро всегда оборачивалось злом, а зло добром.
И тот, в кого наивная отличница Маша была безответно влюблена с первого курса, оказался убийцей.
И умер, спасая Машу от смерти, оттого, что испил приворотного пойла.
И теперь Маша считала его убийцей — себя.
А человек, которого полюбила новая Маша — умер сто лет назад, а за 8 лет до смерти похоронил единственного сына, умершего в Киеве в наказание за поступок отца.
Потому что Город был живым и мог любить и карать!
И звали этого человека Михаил. А фамилия его была Врубель. И Маша отказалась от него сама, в награду за то, что не могла считать наградой. И теперь эта награда мучила ее, став ее Страшною Тайной…
Как мучило ее и то, что, будучи не ведьмами, а Киевицами, они все же были ведьмами, минимум, наполовину, поскольку ни одна из них больше не могла войти в церковь, и отныне Маше был заказан путь в ее Самый любимый, расписанный Васнецовым и Врубелем, Самый Красивый в мире Владимирский собор.
И теперь Маша считала себя — нечистой.
Как мучило ее и то, что она, еще неделю назад послушная и тихая, насмерть поссорилась с матерью и ушла из дома прочь. Как мучило и то, что она уже три дня не видела отца!
И теперь Маша считала себя — плохой дочерью.
