Она ходила на службу в Софию. Не во Владимирский, не в Михайловский, не в Лавру…
Она точно всматривалась в себя, выбирая: Дьявол иль Бог?
Бог или Дьявол?
Что она выбрала? Маша не знала.
Но знала уже: Дьявола нет. И хромой, Мудрый как сатана, Ярослав, в храме Софии-Премудрости Бога — тоже не дьявол.
Выбор между Богом и Дьяволом, как все в православном и языческом мире, происходит внутри тебя.
И все зависит оттого, какой себе поклялась Анна Горенко:
будет моею твоя дорога…
*****
Как бы там ни было, очутившись на извилистой дороге нижней террасы, Анна, то и дело останавливаясь и оглядываясь по сторонам, следовала, тем не мене, прямиком ко Второй Лысой Горе.
— Куда вы идете? — не выдержала Мария Владимировна.
— По-моему это здесь… — девушка осмотрелась.
В нежный предвечерний час гуляющих на любимой горожанами (бесплатной!) Владимирской горке было великое множество.
Веселые парочки и семейные пары, студенты, гимназисты, приказчики...
Маша отметила, что женские юбки слегка похудели, талии подпрыгнули. Дамские тела с абрисом новомодного стиля «Модерн» походили на перетянутые в талии тельца бабочек. На Машу дохнуло удушливыми дамскими духами «Брокара».
Внизу, по склону Михайловской горы прогрохотал запущенный год назад механический подъемник- фуникулер, чем-то неуловимо напоминающий дореволюционный фотоаппарат с выдвижным, черным, многоступенчатым носом.
— О господи! — расширила глаза Мария Владимировна. — Что вы делаете, Анечка?
Добравшись до Лысой, помеченной Кокоревской ажурной беседкой, Анна упала на колени.
— Я точно помню это здесь, здесь… — Игнорируя обилие зрителей, гимназистка лихорадочно раскапывала землю руками.— Обещаю, я вам все объясню, — послала она Маше короткий, молящий о вере взгляд. — Если бы не вы, я бы никогда не решилась, здесь всегда столько людей… Нет, неверно! Вон мое дерево!
Переместившись чуть левее, она принялась рыть новую яму.
Окружающие бросали на них недоуменные взгляды. Остатки «Рати» наводнили Марию Владимировну нервозным нетерпением, заставляя ее пританцовывать, вытягивать шею — вглядываясь в, почерневшие от земли, руки Анны.
И вдруг перед Машей предстал «секретик».
Она делала точно такие же в детстве! Выкапывала ямку, клала туда бусинку или цветок, прикрывала осколком стекла и засыпала землей.
Под тусклым стеклом, в небольшом углублении, выложенном золотистой бумагой, лежала Лира — помутневшая, крохотная.
Маша склонилась над ней. Она видела брошку впервые. На вид трудно было определить ее возраст — но вряд ли это был талисман, скорее дешевая финтифлюшка.
Однако, судя по реакции Анны, она нашла клад.
— Бог мой! Она сохранилась… — Дрожащей рукой гимназистка приподняла стекло. — Она ждала меня! — Анна взяла Лиру в руки, сжала кулак, порывисто прижала к груди, пачкая светлую блузу. — Не смейтесь надо мной, Мария Владимировна. — Девушка вскочила с земли. — Нет, я знаю, вы не станете смеяться… Я нашла эту брошь в Царском саду! Мне было пять лет. И моя бонна сказала: «Ты станешь поэтом». Я помню все совершенно ясно. У меня невероятная память! А потом мой брат Андрей заболел. Доктор сказал, он может умереть. А я его любила, очень любила, и люблю… я всегда любила его больше всех! Он — самый любимый. И я придумала, если ради него я откажусь от чего-то очень дорогого, он непременно поправится. И я отказалась от Лиры. Я спрятала ее здесь, во время прогулки... Я ее похоронила. Но теперь… Вам, верно, все это кажется глупым?
— Отнюдь.
Маше так совсем не казалось!
Все сошлось в один миг.
Все было доказано и неопровержимо.
Стоило Анне найти «финтифлюшку», ее сестра едва не погибла, брат заболел. Но выздоровел. В отличие от маленькой Рики, не бывшей самой любимой.
Лира была похоронена. На Лысой Горе!
И извлечена на свет в 1906-ом.
В том же 1906 умерла — умрет сестра Инна…
«Они все умерли».
А Анна Ахматова дожила до 80 лет и умерла «в сознаньи горделивом», что жертв своих не ведает числа.
— Вы станете великим поэтом, — произнесла Маша мрачно.
Анна медленно открыла кулак, влюблено взглянула на вновь обретенную Лиру, и внезапно с криком сорвала с головы ненавистную -унылую шляпку и зашвырнула ее на ближайшее дерево.
Шляпа зацепилась за ветку.
— Я стану поэтом!!!
— Прикажите достать? Или изволите заниматься декорированием сада? — послышался голос.
Знакомый! Очень знакомый.
Маша развернулась на 90 градусов.
И увидела Демона.
****
Даша развернулась, и увидела Демона…
Надеюсь, вы не настолько наивны, мой любимый читатель, чтобы поверить: Землепотрясная и отчаянно безголосая Даша так просто отпустила неуемную студентку-историчку гулять по Прошлому?
Дабы бросить подругу в столь ужасающем ту положении, уходящей пришлось откупиться тайной: где, как и когда, Даша может сыскать запропавшего Яна.
Хоть, не взирая на всю свою великую важность, тайна эта уместилась в одно предложение:
«Андреевский спуск, второй 13-тый дом, в любую минуту».
И, съезжая на красном мопеде по крутому и змеинообразному руслу Андреевского, Даша жутко хмурилась, думая:
«В любую минуту? Это что же, он там целыми днями сидит?»
Подразумевая: «Полной херней чувак мается, вместо того, чтоб мне позвонить!»
А вот странный адрес «второй 13-тый дом» Дашу ничуть не смутил.
Андреевский не даром слыл в народе «чертовым спуском», будучи единственным из бесчисленных улиц Киева-града, чей порядок номеров шел не от центра, а к центру. А перевернутый отсчет, как и перевернутый крест, как «отче наш», прочитанное наоборот — издавна почитались сатанинскими штучками.
Стоило ли удивляться, что в пределах 750 метров древнего и змеиного взвоза уместились и Старокиевская гора (где бдели ночами Трое), и, стоявшая напротив «породившей город» горы — Андреевская церковь (в доме, у подножья которой, Миша Врубель написал своего первого «Демона»). И «ЦентрЪ старокіевскаго колдовства» (где передала Трем свою силу Киевица Кылына), и первая Лысая Гора Киевица…
И расположившиеся насупротив ее три 13-тых дома!
В первом из них с 1906 по 1913 год жил Машин любимец Миша Булгаков, а с 1991 — проживал музей
