Киевские ведьмы. Выстрел в Опере

— Отличная новость. Я правильно поняла? Достаточно нам заявить, Демон нарушил Запрет, Суд гарантированно переносят. И нет проблем!

— Достаточно выйти на Старокиевскую гору и прокричать «Призываю Суд на Стоящего по левую руку», — сказала разведчица.

— Не надо на него призывать!

За тридцать секунд Даша успела представить, все, что сказал бы Демон не Маше, а ей, кабы она не упустила такую возможность.

И теперь не хотела упускать Демона!

— Я тоже не хочу его обвинять, — устало согласилась студентка.

— Я тоже, — примирительно согласилась Катя с ними двумя. — До сих пор нам от него была одна польза. Я даже не понимаю, почему открывать правду слепым — такое уж преступление? Можно подумать люди не знают про ведьм.

— Люди знают про ведьм… — Маша дотронулась до своего лба. Лоб был мокрым, в испарине. Глаза болели. Смотреть на мир было больно.

Но Знание, которое Маше все никак не давали сказать, разрывало сильнее, чем «Рать».

— Но у людей нет наших знаний. Знание — вот что отличает ведьм от слепых. Само слово ведьма — происходит от «ведать». Слово «ответ» — родилось из словосочетанья «от вед». То есть «от ведьм», которые знают все. И мы не хотим делиться нашими знаниями. Таков закон нашего мира.

— Что ж, тем лучше, — кивнула Катя. — В крайнем случае…

— Только не надо делать из Яна крайнего! — взбесилась Землепотрясная. — У нас есть твои ведьмацкие корни. Это верняк! Маша видела тебя в Прошлом. Я, правда, так и не въехала, чего это значит…

— Я тоже. — Катя выжидательно посмотрела на Ковалеву.

«Я — ведьма».

Она была ведьмой — впервые Маша знала то, что помимо нее, знает один только Бог.

И ее Знание было ответом на мольбы миллионов слепых.

— Это значит, — сказала она, — что вы поверите мне. Вы послушаетесь меня и согласитесь… Город зажег нам красный огонь, и указал на Лиру. Лиру нашла Анна Ахматова. Но дело не в поэзии Анны и даже не в Лире. Демон все подтвердил. Но я и сама догадалась. Кылына же не шифром писала. Просто делала сокращения для удобства. «ААА не прольет, БД не пойдет, вор не будет, Ц остается». Вор — это Великая Октябрьская революция! БД — Дмитрий Богров — убийца Столыпина. Если 1 сентября 1911 года Богров «не пойдет» убивать Столыпина в оперный театр, революции не будет. Царь останется. Кылына вычислила, как отменить революцию!

*****

— Демон сказал, она долго вычисляла. Очень долго. Он расшифровал не только сокращения, но и математическую часть. Там все учтено! Все, что должно произойти или не произойти, чтоб ее не было!

Тайное Знание наконец вырвалось из Ковалевой, и остановить его силу больше не мог никто.

— Кылына просчитала даже вариант спасения «Титаника», потому что если корабль не утонет, некий Герберт… Неважно, у нее не сошлось. Она просчитала даже вариант убийства царя — последнего, Николая 11.

— Так царя же и так убили, — заметила Катя.

— Большевики расстреляли царскую семью тихо и тайно! А Кылына напротив — просчитала очень жестокое публичное убийство царя, которое настроит народ против революционеров, и пойдет, как бы откат… Она проделала адский труд. И в результате высчитала — убийство Столыпина!

— Так его же и так убили. Публично, — полувопросительно уточнила Катя.

— А кто такой Столыпин? — с любопытством ляпнула Чуб. — Тот, который у Маяковского?

— Тот-тот. Премьер-министр Николая 11. — Екатерина Дображанская была образованной дамой.

— О! Он — не просто премьер, — воспела Столыпина Маша. — Он — реформатор! Он буквально возродил страну, после революции 1905 года. Он задавил революционеров. Он проводил земельную реформу. Он раздавал землю крестьянам! И большевики всерьез обсуждали на конференции, что, если земельная реформа Столыпина пройдет успешно, и все благополучно получат землю в частную собственность, сделать новую революцию будет невозможно... Столыпин собирался провести реформы и для рабочих! И для евреев. Будь он жив, он бы не позволил стране так бездарно ввязаться во вторую мировую войну! Если б не он, вторая мировая началась бы еще в 1908…[6] Но Столыпин считал, развязать войну, означает, — развязать силы революции! И правильно считал! Так и вышло, когда его не стало. Он говорил: «Дайте государству двадцать лет покоя, и вы не узнаете его». Он говорил: «Вам нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!». Пять лет он был вторым человеком империи после царя. Он был сильною, властною личностью. Он делал не карьеру, а дело. Когда я сдавала экзамен, я сказала: «Проблема Столыпина в том, что у него просто не было времени на тактичность». Поэтому его все ненавидели — и левые, и правые, и кадеты, министры, революционеры, Распутин…

— Это нормально, — сказала знающая выпускница Глиэра. — Чем круче звезда, тем сильнее ее ненавидят. Вон Мадонну сколько людей ненавидит.

— На Столыпина было восемнадцать покушений. Революционеры взорвали его дачу на Аптекарском острове. И он знал, что его могут убить в любую секунду. Но не боялся! Он писал… — историчка закатила глаза и продемонстрировала великолепие памяти. — «Каждое утро, когда я просыпаюсь, и творю молитву, я смотрю на предстоящий день, как на последний в жизни, и готовлюсь выполнить все свои обязанности, уже устремляя взор в вечность. А вечером, когда я опять возвращаюсь в свою комнату, то говорю себе, что должен благодарить Бога за лишний дарованный мне в жизни день. Это единственное следствие моего постоянного сознания близости смерти, как расплата за свои убеждения. И порой я ясно чувствую, что должен наступить день, когда замысел убийцы, наконец, удастся…» Когда в Киеве, вскрыли его завещание, — присоединила она, — выяснилось, Столыпин заранее отдал распоряжение: «Я хочу быть погребенным там, где меня убьют». Потому он похоронен у нас, в Киево-Печерской Лавре. А на Крещатике, возле Думы, ему поставили памятник. А после революции, памятник свергли…

— Так кто его в итоге убил? Министры или кадеты? — спросила Чуб.

— Какой-то революционер выстрелил в него в нашем оперном театре, — ответила Катя.

— О, он не революционер! — опровергла студентка. — Митя Богров — одна из неразгаданных загадок истории! Он сотрудничал одновременно с революционерами и с царской охранкой. И кто заказал ему убийство, так навсегда и осталось тайной. А на суде, когда ему зачли смертный приговор, он сказал: «Мне совершенно все равно, съем ли я еще две тысячи котлет в своей жизни или не съем». Я его слова навсегда запомнила, когда мы этот раздел проходили.

— То есть, он был сумасшедший, — резюмировала Катерина. И спросила (сугубо из вежливости). — Так, что Столыпина нужно убить как-то по-другому?

— Нет, — эмоционально-истерично резанула воздух рукою разведчица. — Нужно, чтобы он остался жив! И тогда не будет первой мировой! И Великой Октябрьской!! И великой отечественной тоже!!!

— Гитлер-то куда денется? — Катя не понимала захлебывающийся Машин восторг — не понимала его все бесповоротней.

Но искренне пыталась понять.

— Не знаю, — сказала разведчица, — там сложные расчеты. Но, и без них, как историк я могу вам сказать: Гитлер никогда б не стал Гитлером, если б не было Ленина, Сталина и СССР. Хотя бы потому, что весь цивилизованный мир дал антикоммунисту Гитлеру стать, тем, кем он стал, только потому, что ненавидел коммунистов еще больше, чем Гитлера и надеялся, он-то нас и раздавит! Это я так, очень поверхностно. У Кылыны все тоньше! Вы представляете, что это такое досчитать до 41-го года, учитывая все-все-все обстоятельства, которые могли повлиять на исторический ход? Это Кылына была настоящий Эйнштейн! Иначе б она не вычислила формулу Бога!

— А в чем заключается эта формула? — таки заинтересовалась Дображанская.

— В том, что жизнь состоит из бесконечных причинно-следственных связей. И неразгаданный убийца Столыпина — лучший тому пример. Его брат, Владимир Богров, приятель Ленина, не зря предлагал поставить на месте снесенного памятника премьеру Столыпину, памятник его убийце. По сути, всю