ещё не меньше десятка. Маша прикрывала глаза и вспоминала детство. Другие обои в столовой, потолок ещё не растрескался, мамины коллеги – молодые, весёлые, остроумные, кто-то рассказывает ей сказку, окна распахнуты настежь…
– Как ты только успела всё это приготовить? – восхищённо пробормотала Маша между переменами блюд.
– Талант, дорогая моя, не ржавеет! – гордо отозвалась Елена Васильевна. Теперь уже можно было задирать нос: эти двое влюбились в её ужин, а ведь их ещё ждёт горячее!
Вино, сопровождавшее горячее, тоже было что надо, так, что Константин Петрович расслабился и выпил не один бокал, как предполагал вначале, а целых два. И расслабился ещё больше.
– Спасибо, очень вкусно, – сказал он, вытирая губы салфеткой. – Сколько с меня… Ой, то есть… Простите, задумался. Извините меня, пожалуйста, я совсем уже чокнулся на этой работе…
Он так смешно и трогательно смутился, что Елена Васильевна ничуть не рассердилась.
– Выходит, ты и не дурак, и не проходимец, – заметила она.
– Ну да, кажется. А как вы это поняли? – встрепенулся Константин Петрович (он был рад тому, что разговор уходит от неприятной темы и ещё тому, что за столь дивный ужин платить не надо совсем).
– Задумался за столом – думать привык, значит.
– Да, дело в том, что…
– Да неважно, в чём дело. Задумался – значит, не дурак. Заплатить хотел – значит, честный. Тогда чего тебе от моей дочери надо?
– Ну мама! – воскликнула Маша. И зачем только она привела его домой, сейчас всё будет непоправимо испорчено…
– Тсс! Дай поговорить с умным человеком. Машенька у меня простодушная, неземная, с ней только дураки и проходимцы связываются. А ты не тот и не другой вроде бы. Тогда в чём тут подвох?
– А подвох, – скорчил загадочную физиономию Цианид, – в самом отсутствии подвоха!
– Это в смысле как? – встревожилась Елена Васильевна.
– В смысле так. Дурак или проходимец – он же рано или поздно себя выдаёт. И тогда вы понимаете, кто перед вами, и разрываете с ним всякие отношения.
– Это ты отношения разрываешь, я выгоняю просто из дома, чтоб неповадно было дочери моей мозги компостировать.
– Ну мама! – снова попыталась вмешаться Маша.
– Тсс! Рассказывай, Костя, рассказывай, очень интересно. Они, значит, выдают себя, а ты…
– А я, поскольку я не дурак и не проходимец, а таланту актёрского мне при рождении не досталось, выдать себя за этих парней ну никак не могу. А вы ждёте. Год ждёте, другой, третий. Нервное напряжение накапливается, подозрительность растёт, а я по-прежнему – и не дурак, и не проходимец. Тут вы уже придумываете себе невесть что, конспирологические теории какие-то выводите. И рано или поздно сходите с ума. Примерно в этом и заключается подвох.
– Ну Костя! – схватилась за голову Маша. Вот уж от него она такого не ожидала!
– Тсс! – хором сказали Елена Васильевна и Константин Петрович. – У нас очень интересный разговор!
– Ну знаете что! – встала с места Маша. – Если я вам неинтересна, то я пойду отсюда! На кухню! Посуду мыть!
– Очень хорошо, ступай, – кивнула мать, даже не взглянув на неё. – Видишь, Костя, какая она толковая. Слушай, а к чему тебе надо, чтобы я с ума сошла? Хочешь моё добро к рукам прибрать, да? Тогда выходит, что ты – проходимец. Но зачем было во всём признаваться? Я же теперь буду начеку.
– Да нет же. Мне это вовсе незачем, у меня своё добро есть. Это вам важно убедиться в том, что вы не напрасно меня подозреваете. Нельзя же доверять первому встречному, тут я вас очень хорошо понимаю. Знаете, вот так иной раз поверишь человеку – а он, уходя с работы, окна не закроет да ещё и свет в коридоре не выключит. Приходишь – всё помещение выстужено, на счётчике прорва лишних киловатт, а юр-лицам нынче знаете, сколько платить за свет приходится?
– Да ты просто зануда, мой милый, – совсем успокоилась Елена Васильевна. – Сходи, что ли, на кухню, пока девушка не решила, что ты пришел ко мне, а не к ней.
– А можно разве? – оживился Константин Петрович. – Я бы тогда ещё бокалы туда отнёс и вот это грязное блюдо, если вы позволите…
– Конечно, позволю, даже и не сомневайся. Привыкай, чтобы в следующий раз знать, что и куда нести.
– А вы позовёте меня в следующий раз? – с искренним восторгом спросил Константин Петрович и на радостях чуть не уронил на пол огромное фарфоровое блюдо.
– А ты в следующий раз придёшь? – с не меньшим восторгом спросила Елена Васильевна.
«Повезло мне, – обрадовалась подслушивавшая под дверью Маша, – дорогая мамочка на этот раз ничего не испортила! Теперь самое время бежать на кухню и изображать из себя самую покладистую в мире Золушку, чтобы этим двоим стало стыдно».
«А если меня спросят, что я тут делаю, – то я отвечу, что разношу листовки», – в который уже раз повторил про себя Денис, и снова не решился войти в нужный подъезд, – и всё понеслось по кругу: обойти два соседних дома, чтобы не привлекать к себе внимания, прорепетировать ответы на все возможные вопросы – и вновь отступить. Если бы за этой дверью его ждали голодные драконы, сытые хулиганы или даже смертоносный серый отряд, способный оставить от любого, даже самого спортивного мунга мокрое или даже вовсе пустое место, он, не раздумывая, вошел бы. Но там могли – вот ведь какое дело – усомниться в его добрых намерениях. Мало ли, с какой целью мальчишка расшвыривает по почтовым ящикам листовки. А ну-ка покажи листовки, мальчик? А почему это везде указан один номер телефона, а вот в этой одной бумажке – другой? Уж не жулик ли ты, приятель? А если позвонить по этому номеру, то что будет? Денис, как вы можете догадаться, никогда в жизни не занимался подлогом, и теперь ужасно страдал и сомневался. Наконец он взял себя в руки, решительно распахнул дверь, поднялся на один лестничный пролёт вверх, туда, где висели почтовые ящики, и первым делом опустил «краплёную» листовку в почтовый ящик № 56. Вернее, попытался опустить, но его поймали за руку. Произошло то, чего он больше всего опасался: его застукали на месте преступления, причём застукала сама Зинаида Фёдоровна, со скуки решившая хотя бы за почтой сходить, что ли. Денис мягко высвободил руку повернулся к ней лицом, сгруппировался и приготовился проглотить проклятую бумажку, почти не жуя.
– Ты на кого работаешь, парень? – строго спросила старушка. Таким тоном спрашивают только те, кто имеет на это право. Например, шемоборы.
Денис затрепыхался, как попавшая в силок птица, но вместо того, чтобы буркнуть что-нибудь типа «Отвали, бабка, работать не мешай, а то врежу», засмущался и не нашелся что ответить.
– На кого работаешь, спрашиваю? – повторила Зинаида Фёдоровна. – Можешь мне ответить, я тебя не съем. Ну скажи, где ваша организация находится, кто там главный, с кем надо разговаривать?
Денис продолжал молчать. Никого выдавать он не собирался, а выкручиваться считал ниже своего достоинства. Попался – сам виноват. Не хотел ведь сюда идти с самого начала!
– Ты воды в рот набрал или как? Жалко тебе, что старуха тоже бумажки по ящикам будет раскидывать? У вас там небось берут на работу всех, без ограничений?
– О какой работе вы говорите? – нарушил молчание Денис.
– О любой работе, милый. О любой, где мне не будут указывать на мой возраст.
– Вот так совпадение! – очень ненатурально воскликнул Денис, протягивая старухе многострадальную листовку. – Именно о такой работе идёт речь в этом объявлении. Позвоните, если там ещё не нашли кого-то другого.
– А вот сейчас и позвоню, – цепко схватив бумажку, произнесла Зинаида Фёдоровна. – Я им дам – кого- то другого. Только ты это, остальные бумажки мне тоже отдай.
– Я не имею права!
– Отдавай, а не то я дворника позову! И зятя!
– Зовите кого хотите, но правда будет на моей стороне! – воскликнул Денис.
– А провались ты со своей правдой. Я вот сейчас, пока ты тут топчешься, пойду и позвоню им, – злорадно заявила Зинаида Фёдоровна. – И скажу, что нашла пачку листовок в урне. Вот тебя и уволят.
