его рассмотреть), вторая натянула злосчастную цепочку: чуть дёрнет посильнее — и может сломать шею. Да с чего он вообще взял, что эта безделушка как-то поможет против двух опытных Бойцов? Поверил Эрикссону? Сам виноват.
— Смотри-ка, а я думала, он хочет от нас этим барахлом секонд-хендовским откупиться, — тем временем сказала Марина. — Надо же, какой умненький. Понимает, что откупаться от нас бесполезно, решил сохранить лицо перед смертью.
— Недолго тебе с этим лицом ходить, дружочек, — посулила Галина. — Мы тебе сейчас будем делать пластическую операцию. Начнём с глазок, пожалуй. Невыразительные у тебя глазки, приятель, водянистые какие-то.
— Имейте в виду, что отдача не заставит себя ждать. Вы точно уверены, что не узнаёте амулет мира и бездействия?
— Амулет чегоооо? — притворилась глуховатой Марина. — Ну-ка повтори, милок, бабушка слышит плохо.
— Мира, — чётко и внятно повторил шемобор. — И без-дей-стви-я. Пока это, как вы говорите, секондхендовское барахло висит у меня на шее, я не могу причинить вам, бестолковые мунги, никакого вреда.
— Конечно, не можешь! — обидно захохотала Галина. — Мы тебя врасплох застали и в угол загнали. Ты теперь, голубчик, ничегошеньки не можешь.
— Но и вы тоже не можете навредить мне, пока учитель не снял с меня этот амулет. И сами его снять не сможете, даже не пытайтесь. Я пытался уже.
— Ха-ха-ха, старая шемоборская дохлятина надула этого лошару деревенского! — развеселились старухи. — Повесил ему на шею какую-то цацку бесполезную, а он и поверил! Уши развесил — как же, великий учитель никогда не обманет! А учитель нарочно это всё подстроил, как в прошлый раз. Помнишь, когда мы тебя чуть не прихлопнули?
— Так не прихлопнули же, — продолжал изображать спокойствие Дмитрий Олегович, хотя такой поворот событий уже не казался ему невозможным, — и сейчас не сможете.
— Тебе ещё не надоела его болтовня? — спросила у сестры Марина. — Может, рот ему заткнуть?
— Не надо. Иначе как же мы насладимся его предсмертными воплями и мольбами о пощаде?
Пустые разговоры ни о чём надоели не только сёстрам Гусевым, но и их третьему сообщнику — маленькому, серому и хвостатому Буське. Молодой крыс жил в общественном туалете — том самом, в котором сёстры Гусевы когда-то отмывали писателя Бржижковского, — и чувствовал себя здесь хозяином. Сородичей он не очень любил, людей, если честно, — тоже, а сестёр Гусевых терпел только потому, что они были непонятно кем — не люди, но и не крысы.
Буська был довольно крупным экземпляром, даже по меркам уличных крыс. Он медленно подошёл к парализованному шемобору, поставил лапки ему на грудь — холодные розовые лапки с острыми коготками (Дмитрий Олегович почувствовал омерзение и иррациональный ужас), примерился для первого укуса — и вдруг какая-то необъяснимая сила приподняла зверька в воздух, перекувырнула несколько раз и отбросила в угол.
Буська пискнул, вскочил, отряхнулся и принялся ожесточённо вылизываться.
— Да не мог он тебя лягнуть, — отмахнулась Марина, — у него ноги парализованы, чтоб не сбежал, как в тот раз. Не надо было вперёд старших лезть. Сам себя и вини.
— Так что, это правда, что ты нам про цацку тут наговорил? — нахмурилась Галина. Кажется, проклятый Студент вновь собирался от них ускользнуть.
— Вы видели сами. Ваш прихвостень даже не успел меня укусить. Поскольку угроза минимальна, то и ответ минимальный. Ну, кто хочет попробовать? Вдруг вам всё-таки удастся достать меня прежде, чем вас поразит молния правосудия?
— И долго ещё ты будешь в этом ошейнике ходить?
— Пока учитель не сочтёт, что я загладил свою вину перед ним.
— Какой послушный пёсик. Лежать! Дай лапу! — заулюлюкала Марина.
Дмитрий Олегович, не примериваясь, размахнулся, пытаясь достать склонившуюся над ним ухмыляющуюся физиономию, но ловкая старушка легко отскочила в сторону. А может быть, её тоже спас амулет.
— А скажи тогда, почему твоя цацка не сделала с нами ничего, когда мы тебе впрыскивали снотворное, а потом парализующее? — задумчиво спросила Галина.
— Потому что формально вы не причинили мне никакого вреда. Скорее уж наоборот. Я ведь систематически не высыпаюсь. А благодаря вам мне даже выспаться удалось!.
— А ноги? Это ничего, что ты ног своих не чувствуешь и не почувствуешь ещё около двух часов?
— Ноги тоже пусть отдохнут. Я до крови стёр их этими пижонскими ботинками.
— А линзы?
— Я сам должен был снять их ещё вчера и поменять на новые. Строго говоря, вы оказали мне набор услуг, за которые, впрочем, мне нечем платить.
— А ты не беспокойся. Заплатишь за всё, — посулила Галина. — Деньгами не возьмём, только кровью.
Старухи отошли к дальней стене и снова превратились в расплывчатые силуэты. Они не скрывали от жертвы своих планов. Галина — как более ловкая — попробует одним ударом разрубить цепочку; у неё наверняка это получится, хотя в ответ эта цацка, скорее всего, размажет её по стенке. Но это не имеет значения. Потому что беззащитный Студент будет полностью во власти Марины, а уж она отомстит ему за всех.
— Хороший план, — вмешался Дмитрий Олегович, снова поднимаясь на локтях. — Можете делать со мной, что хотите, вот только Миша и Коля сегодня продадут квартиру и уедут неизвестно куда.
— Нам должно быть дело до квартиры каких-то паршивых Миши и Коли? — удивилась Галина. — Нет, нам есть дело только до тебя.
— А ведь их двое, — продолжал Дмитрий Олегович. — И это они украли у вас билет в крысиный ад. А я всего-то навсего дважды избежал ваших смертоносных объятий. Но теперь я попался, я полностью в вашей власти и признаю ваше численное и интеллектуальное преимущество надо мной. Так что решайте, кто вам больше навредил...
— Ты убил нашу команду! — перебила его Галина.
— Нет, что вы. Я тогда даже не знал, что их убьют. Просто позвонил куратору и сказал: так и так, сэр, между мной и носителем встали какие-то незнакомые люди. Это кто-то из наших? Как прикажете действовать? Остальное сделал куратор — послал убийц, я имею в виду. Мне же велел действовать так, будто ничего не произошло.
— Ну врёт же! — скривилась Марина Гусева. — И почему мне так хочется ему верить?
— Потому что я — один и мою шкуру на двоих не поделишь, — проникновенно пояснил Дмитрий Олегович. — А их — двое. И будет честно, если они ответят перед вами сполна.
— Будет честно, если мы тебе, болтуну, горло перережем, — перебила его Галина. — Тебе-то какой прок от того, что мы мочканём заодно и этих уродов? Просто подличаешь напоследок?
— Подличаю, конечно, — не стал отпираться Дмитрий Олегович, — а ещё мне у них кое-что выспросить надо. А они упираются, скрытничают, отнекиваются — и готовы во всём признаться только в вашем присутствии.
— В нашем присутствии? Совсем им, что ли, жить надоело?
— Я не знаю, — ответил Дмитрий Олегович, — но живут они паршиво. Плохо они живут, лучше бы умереть, чем так жить. А может, им интересно. Они же исследователи. А никто раньше такого не делал — не пересаживал человеку крысиную душу.
— Живут, живут, касатики, — почему-то обрадовалась Галина. — Мы думали, они померли и дразнить нас приехали, а они живёхоньки!
— Так вот зачем ему понадобились две старухи, — сообразила Марина. — Помнишь, он по телефону говорил? Хотел обмануть супостатов.
— А тут такие мы — хобана! Не ждали? — воскликнула Галина. — Подождём, пока дохляк этот будущий встанет на ноги, — и вперёд. Только надо к его ошейнику какой-нибудь крепкий поводок привязать.
